Вот такое трудное детство в тылу врага

Я родилась 5 апреля 1929 года в селе Воробьевка Воронежской области. Там наша семья прожила лет десять, после чего мы перебрались на Дальний Восток - в город Облучье, что в ЕАО. Вот здесь и застала нас война.
Естественно, в нашей семье начались перемены. Отца призвали в армию (он был с 1907 года рождения), мама определилась на работу в военизированное учреждение - продпункт. Там готовили еду и кормили бойцов, проезжавших Облучье и отправляемых на фронт. 
Предприятие, где работала моя мать, было военизированное, работали люди на нем сутками без выходных и праздников. Помните лозунг тех грозовых лет: «Все для фронта, все для победы!».
Я и моя сестра жили в основном вдвоем: родителей дома не было. Отец служил на Дальнем Востоке, недалеко от Облучья, где мы жили, но ни разу за все годы войны мы его не видели.
Нелегко было женщинам с детьми жить в Облучье в суровые годы войны. Мужья на фронте, дома дети, старики. Надо было их кормить, обувать, одевать…
После смены (мать работала сутками) мы с ней брали санки, сделанные из железных труб, и по рассвету направлялись в тайгу за дровами.
Съезжались из всего Облучья на ул. Нагорную такие же пары - женщины с детьми и колонной двигались по заснеженной улице за город к сопкам, в лес. Еще не рассвело, но надо успеть заготовить дров и вернуться обратно домой.
«Колонна» приближается к цели, санки оставляем внизу у сопки, берем пилы и топоры и … вверх на сопку. Выбираем те, что посуше, потоньше и начинаем пилить. Женщины пилят, деревья падают, крик: «Берегись!» Распиливаются на чурки.
Дальше спуск чурок с горы. Они летят, углубляются в снег, их надо вытащить и направить вниз. И так до вечера.
А утром мы выходим пилить чурки и колоть. Распилили, а как поколоть? Никак! Выглядываем через калитку на улицу, смотрим, кто идет, у кого просить помощи расколоть чурки. Вот двое мужчин пожилых. «Дяденьки, помогите!» Остановились. «А чем платить будете?» «А у нас есть махорка» (отец курил, переслал из армии). На том и порешали.
На следующее утро мы с сестрой идем в школу. А мать придет с работы только через сутки. На неделю хватит дров, хоть чуть-чуть протопить печку и сварить еду. А потом снова в путь по тому же маршруту.
У нас была корова Зорька. Когда мать была на работе, я доила ее сама. Корова меня не признавала, косилась, иногда ногой выбивала ведро с молоком, я с ней боролась, как могла. Доила, упираясь лбом о ее живот, кряхтела, пальцы рук не слушались, тянула за соски изо всех сил. Зорьке это не нравилось.
Однажды проснулась (мать была на работе), думала, что утро и надо отправить в стадо, побежала ее доить, а молока почти нет. Выгнала Зорьку за калитку, пригнала на перекресток, где обычно собирались коровы и ждали пастуха… Но кроме меня и моей Зорьки никого на этом месте не оказалось. Неужели проспала, что делать?
Показался мужчина, он шел мимо меня, спросил: «Девочка, что ты здесь делаешь?» Я ответила, что выгнала корову в стадо. Он сказал: «Так еще только 12 часов ночи!». Все смешалось у меня в голове, зимой-то темень, не поймешь порой, где день, где ночь. Так вот и жили.
Уходя на работу на сутки, мать давала указания нам (мне и сестре) что делать, когда, как. Сестра была болезненная, слабая. Я младше ее, но все «доставалось» мне. Наказы матери: зарубить курицу, подоить корову и скипятить молоко, накормить поросенка и не выпускать его за калитку, чтобы не убежал, смотреть, чтобы куры не выгребли все в огороде и т. д. Это все мне.
«Курицу заруби и свари суп!» - говорит мама. Беру топор, курицу, иду во двор, стоит пень, отпиленный от дерева. Вытягиваю за голову шею курицы, поднимаю топор. В это время курица убирает голову - ничего не получается…
Начинаем с сестрой пилить дрова, которые вчера привезли на санках из леса. Пила ужасно тупая, сил у меня мало, сестра тянет к себе пилу, я к себе - ругаемся, я плачу. С трудом распиливаем чурку, а как поколоть, силенок не хватает. Но топить печь надо, варить еду надо.
Еще помню, как мы бегали в магазин за хлебом (норма была такая: взрослому 600 гр, иждивенцу - 300 гр). В магазине, кроме хлеба, который аккуратно, чтобы не было крошек, отрезали острой ножерезкой, больше ничего нет. 
Смотришь на голые полки и думаешь: «Хоть бы на полках что-нибудь еще лежало, чтобы можно было купить и принести домой». И так все четыре года.
Но жить-то надо, всем было трудно. «Вот война закончится, мы, конечно, победим и заживем хорошо и счастливо!» - мечтали мы с сестрой. Да, мы все не сомневались, что победим! И мы победили!