ДЖУНЬ (портрет художника по памяти) (Часть 2)

Художник сегодня

- У вас есть произведения скульптора Джуня?

- Ничего, к сожалению, нет, - ответили мне хранители фондов Дальневосточного художественного музея. Я не удивился. Любовь к Джуню - не обязательно любовь к искусству. Любовь - забывчивая леди.

Но если кто-то захочет увидеть работу Виктора Николаевича, пусть заглянет в краеведческий музей. Там на лестничной клетке, у окна стоит голова “Демона”. Это Джунь.

Великолепный резчик, он находил в переплетении структур дерева образ и выявлял его. Образы зачастую были вторичными. Очевидно, Джунь был под обаянием творчества Эрзя. Сочетание грубой и тонкой техники обработки дерева производило осязательно-фактурный эффект. Навощенное дерево казалось теплым и живым. Оно и было главным героем творчества Джуня.

Великий жизнелюб

Самоутверждаться через творчество - радость. Чувствовать радость - это и есть жизнь. А жизнь - это то, что можно ощутить. Через слово, понимание, прикосновение... Господи, сколько было моментов соблазнов и их отрицания!.. Беседы с приятелями, хорошее вино, дивы с красивой правой ножкой, перекинутой через красивую левую, классная музыка... Такие радости бытия воспеты древними китайскими поэтами и мудрым Омаром Хаямом. Но для суфия Хаяма непривязанность к жизни обусловлена его близостью к Богу. А Джунь просто любил жизненные радости во всех их проявлениях. Может, это тоже мудрость? Не знаю.

... Идет себе Джунь по городу с трубочкой:

- Привет, Виктор! Ты куда?

- На самолет. В Москву решил слетать. На денек. Лыжи хорошие хочу купить.

В поисках ответа

Болезнь подкралась и стала явной. Молодой, красивый, гурман и повеса, он вдруг оказался один на один со смертью, на краю обрыва, который оторвался и летел в пропасть. Удержаться было не за что. Что могло спасти его? Любовь, если ее понимать как всеобщий закон? Я знаю людей, которые живут вопреки всяким диагнозам, держась, как за волшебную ниточку, за любовь к Богу. А любовь же к радостям бытия в какой-то момент превращается в ностальгию о прошлом застолье жизни. И вся жизнь начинает стремительно сжиматься в то время, когда растут и размножаются обезумевшие клетки твоего и уже почти не твоего тела.

Вспоминает бывший декан худграфа Н. Кошелев:

«Как-то я зашел в подвал. Меня поразила бледность Вити.

- Витя, тебе нужно отдохнуть.

- Я серьезно болен. Мне предлагают операцию. Я боюсь, отказываюсь.

- Поехали в деревню, на свежий воздух. Отдышишься от своего гнилого подвала.

Мы отправились на моторке вниз по реке. Виктор восхищался небом, облаками, зеленым берегом Амура. Как ребенок, вертел головой, смотрел и не мог насмотреться. Оказалось, Джунь, он сам признался, мало бывал на природе и не знал ее. Сразу за мостом мотор замолк.

- Что с мотором, заглох? - заволновался Джунь.

- Есть обычай пропустить по маленькой, когда проходишь под мостом.

Виктор оживился...

А в деревне нас уже ждали. Там мы сидели дотемна за богатым осенним столом. Когда все разошлись, остались вдвоем. Говорили. Послышался гогот пролетавших в звездном небе гусей. Дурачась, расстреляли в темноту все патроны. Смеялись, шутили, вспоминали московскую аспирантуру, где были вместе. А потом наступило утро...

Весной Джунь улетел в Москву и вернулся к защите студенческих дипломных работ. Там мы встретились. И была в том нашем последнем разговоре какая-то странность. Говорил Виктор так, как будто рассчитывал, что все сказанное будет услышано мною. И я действительно и сегодня помню все детали. Он говорил о том, как слетал в столицу, какой пил редкостный французский коньяк, какая с ним была необычайно шикарная спутница, как пошло виляла задами модная тогда группа АББА, о своей болезни, о ее симптомах, потом снова о прекрасно проведенном времени... Он говорил, а за словами стояло совсем другое. Ужас и непонимание: «Почему?! Почему?! Почему?!». Что я мог ему ответить? Это был его последний день в институте. Те, кто посещал его дома, говорят, что он вел себя мужественно».

Т. Давыдова, доцент кафедры прикладного искусства, созданной Джунем:

«Пришла его навестить. Он сидит во дворе и вырезает ложки: «Не знаю, кому отдать свои резцы. Почему? Жизнь кончилась». Джунь рисовал эскизы для собственного надгробия: обнаженная девушка возлежит и держит в руке виноградную кисть. Он до конца оставался эстетом и жизнелюбом».

Д. Карева, профессор кафедры черчения:

«Меня поразил висевший в его комнате календарь. Мать Виктора по его просьбе зачеркивала каждый прожитый им день. Он как бы коллекционировал эти тяжелые дни остатка жизни, которую он так любил, и ждал освобождения от мучений».

Помните, на прудах Уссурийского бульвара возле мостика был сказочный городок? Его усиленно, год за годом, уничтожали подонки. Отломали золотых петушков, посрывали крыши, завалили столбы... Но продолжала стоять покосившаяся башенка с часами. Часы показывали конец времени. Или вечность. Это была дипломная работа студентов под руководством Джуня, подарок городу... Проходя мимо, я часто видел пожилую женщину, сидящую на скамеечке. Это была Витина мама. Она приходила на свидание с сыном.

Вот, собственно, и все. Но у человеческой памяти нет грани между вчера и сегодня. Поэтому мы можем вновь увидеть Джуня живым и веселым.

Продолжение далее...