Что за комиссия, создатель?

Для меня было неожиданностью, когда узнал, что был включен в комиссию по защите прав и свобод человека при главе администрации края. Хотя это мое не первое общественное дело. Однажды избирался депутатом районного совета, курировал культуру. Тогда, при мне, едва ли были созданы хоть одна талантливая книга, картина или поставлен в театре замечательный спектакль. Зато моим именем потребители запугивали директоров магазинов. Те нередко докладывали мне по телефону, что в таком-то заведении устранен непорядок, продавщица-обманщица строго наказана.

Итак, я стал членом немногочисленной, но довольно суровой, как я думал, комиссии. Прилежно сиживал на заседаниях. Заслушивал милицию, судей, прокуратуру, комитеты по делам молодежи, социальной защиты населения и солдатских матерей. Возомнил себя строгим защитником прав и свобод человека. Даже внес в комиссию кое-какие соображения на нескольких листах. Надеялся, что в скором времени комиссия станет грозой нерадивых, вороватых и лживых чиновников разного ранга, начиная от глав администрации района и выше. Мечтал разъезжать по краю, устраивать ревизии. О вскрытых преступлениях незамедлительно докладывать губернатору.

Так делали чиновники по особым поручениям при Муравьеве-Амурском. Зачислялись в его личную канцелярию люди из семейств, известных неподкупностью, патриотизмом, готовых бескорыстно служить царю и Отечеству. Их смертельно боялись лихоимцы и казнокрады. И если обыватель грозился подать жалобу особому чиновнику, то притеснитель умолял обывателя взять деньги за обиду, только не жаловаться. Любой акт проверки и ревизии без подписи чиновника по особым поручениям считался недействительным.

Меня же ни в какие командировки не посылали. Да и зачем где-то вдали искать преступников, когда под боком у губернатора частники и государственные деятели месяцами, а то и годами не выплачивают зарплату рабочим и служащим. Сами же без помех летают в одиночку и семействами за границу. Что ни год, то покупают машины, квартиры. А сколько долларов прячут в загашники, одному Богу известно. Разве не докладывает губернатору налоговая полиция, сколько людей мантулят на фирмачей за гроши да еще и не занесены в компьютеры? Приспичит беднягам на старости получать пенсию, а ее-то у них и не будет. Неужели губернатор не слышал о том, что чиновники высших учебных заведений жируют на деньги студентов. Да мало ли неодолимого, неистребимого произвола творится в крае?

Сидя на заседаниях, стал подумывать: уж не до разъездов по городам и весям, мне бы хоть себя, родных и близких оградить от всяких пакостников.

И тут представился случай начать со своей родственницы. Поступила она продавцом в одну фирму. Дней через десять её уволили. Расчет, трудовую и медицинские книжки обещали вернуть после ревизии. Через месяц ей насчитали крупную недостачу. Вот когда возместит, сказали, тогда и получит свои документы.

Такие деляги давно наповадились увольнять девушек, насмерть запуганных изрядными «растратами». Девушки уходят без документов и денег. Так, за счет продавцов, фирмачи жиреют.

Обо всем этом я написал в районную прокуратуру, в налоговую инспекцию, даже главе администрации района. Многие чиновники сделали вид, что не получали мои заказные письма. Тогда опубликовал статью в газете. И скоро поз-дним вечером в квартиру потянуло удушливым дымом. Деревянную дверь чем-то облили и подожгли.

Позвонил в милицию. Примчались трое рядовых. А утром пожаловали капитан и майор. Составили акт о поджоге. Спросили, кого подозреваю и почему. На третий день явился лейтенант. При нем не было ни акта, написанного капитаном и майором, ни моего заявления о поджоге. Лейтенант тусклыми глазами смотрел по сторонам, шуршал бумажками. Вяло задавал мне какие-то вопросы и не слушал ответы. Я выпроводил сонного следователя.

И вот уже два года от милиции о поджоге нет никаких сведений. Видимо, офицеры примчались ко мне рано поутру, надеясь увидеть в потерпевшем крупного предпринимателя. И поджог его жилья не иначе как результат разборок. Это рядовые ввели в заблуждение начальников, наверняка доложили: погорелец вроде бы нерусский и пожилой, значит, денежный. Можно из него повыкачивать, А на поверку вышло - бедный писатель.

Полгода назад явились ко мне двое парней из следственного отдела. Сказали, что пакостников взяли. Они признались в поджоге. Сначала хотели за газетную статью покалечить меня - перебить ноги. Потом поспорили между собой и остановились на поджоге. На опаленных дверях долго висела вывеска: «Дожигайте, козлы! Железные двери, назло вам, наверно, один во всей России, ставить не буду. Спалите - повешу кусок брезента». Второго поджога пока что не было.

В селе Троицком у нанайского поэта Константина Бельды осенью выкопали всю картошку. На зиму большую семью оставили голодать. У поэта Николая Кабушкина сожгли дачу, которую долгие годы он строил своими руками. Да надо ли говорить о местных, когда и мировых имен не щадят. В Подмосковье дачу Леонида Гайдая, автора комедийных кинофильмов «Самогонщики», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука» и многих других, сначала два раза ограбили, а потом сожгли.

И еще один раз мне пришлось использовать в личных целях должность члена комиссии. Живет в дальнем поселке района имени Лазо мой знакомый Сергей. Работает в леспромхозе, держит скотину. Однажды приехал к нему нацмен-торгаш с русской женой и уговорил супругу Сергея продавать на дому продукты. Она согласилась. Месяца три царил мир да лад. Но вот какую-то пасту супруга не смогла сбыть - не пришлась по вкусу деревенским. «Раз такое дело, - заявили ей торгаши, - пасту оставь себе, а нам за нее отдай деньги». Сергей на бесчестную сделку не согласился. Тогда к нему прикатили на двух иномарках рэкетеры. Их остановил дробовик, заряженный картечью, со взведенными курками. Едва умчались вышибалы, как нагрянули милиционеры, да не районные, а хабаровские. Эти произвели скрупулезный обыск, лазали по сараям и чердакам. «Нашли» в опилках обойму карабинных патронов. И Сергея взяли. Продержав в милиции сутки, отпустили. Потом начали через каждые десять дней вызывать в прокуратуру, в милицию. Мотался мужик на попутных. Двести пятьдесят километров туда и столько же обратно. Много чего крамольного ему приписывали: воровство, утаивание налогов, незаконное хранение боеприпасов...

Узнал я об этом и понял: до последней иголки разорят мужика - у него вымогают взятки. А сколько дать, не говорят, ждут, когда сам предложит.

Я решил заступиться. Нашел следователя, который вел дело Сергея. Им оказалась девица лет двадцати пяти, с длинными ногами, оголенными до самых ягодиц. Сказал ей: «Буду очень внимательно следить за следствием. О чем бы Сергея ни спрашивали, он все расскажет мне...»

Членство в комиссии не всегда неотразимо. Шестой год протекает крыша над моей квартирой. Обои преют, стены обрастают грибком. На лестничной площадке несколько раз от короткого замыкания загоралась электропроводка. Куда только слезно ни обращался: в домоуправление, в коммунальный трест, к главе администрации района, к мэру города. Отовсюду получал обещания починить крышу. Осталось пойти к губернатору. Расплодилось много хитрых, лживых, изворотливых чиновников. На них, пожалуй, никакой комиссии не хватит.

Анатолий МАКСИМОВ, писатель.