Исчезновение с театральной сцены народного артиста России Игоря Желтоухова не осталось незамеченным среди поклонников музкомедии. Зрителей будоражили слухи: Игорь Евгеньевич тяжело болен и даже... более того. Слухи не были плодом досужих вымыслов: случилось, кажется, непоправимое - на четыре минуты сердце артиста остановилось.

Я шел в гости к артисту, зная, что с ним произошло. Семь лет назад он встречал меня вполне здоровым, в огромной «сталинской» квартире, теперь же назвал по телефону совсем другой адрес. Пятиэтажная «брежневка» белого кирпича (так он обозначил свой новый дом) располагалась в обжитом, но малоухоженном районе города. На всех подъездах темнели привычные металлические двери с кодовыми замками. Место тихое, в буйной зелени деревьев.

- Есть будешь? - спросил меня Игорь Евгеньевич, усаживаясь на кухне за небольшой стол.

Я отказался и придвинул к себе чашку с ароматным кофе.

- С чего начнем - с театра или с анекдота, Игорь Евгеньевич? (Желтоухов знаток и мастер рассказывать анекдоты.)

- Давай с театра. Куда я без него? Знаешь, сейчас мы, актеры, в отпуске, до этого были на гастролях - Сахалин, Комсомольск-на-Амуре. Перед отъездом все собрались в театре, пришел туда и я, хотя меня из-за болезни на гастроли не брали. Но ноги сами привели посмотреть на отъезд. И вот они все сели в автобусы и уехали, а я остался на парапете один. Один, понимаешь? Мне было тоскливо, слезы на глазах. Побродил по парку, отошел немного и поехал назад в больницу. Надо быстрее восстанавливаться - и туда, на сцену, думал я, лежа на больничной койке.

- Да, без театра разговора у нас не получается...

- Да куда же я без него? В больнице лежал, ждал, пока заживут эти послеоперационные «дырки». А потом сразу к директору: все, берите меня в Комсомольск. И я туда поехал. У меня роль в «Хануме».

- Немногие знают, что случилось с народным артистом России Игорем Желтоуховым. Ты готов рассказать обо всем, что произошло? Плохое время ушло, все образовалось. Постучим по дереву...

- Теперь готов рассказать, а раньше не решался. Знаешь, у меня всякие события почему-то связаны с числом 28. В 1999 году 28 сентября меня грохнул первый инфаркт, тяжелый, обширный. Выжил, выходили. В следующем году пошел в театр драмы, там был проект постановки спектакля с моим участием. Это было 28 ноября. Поднялся по лестницам, подошел к режиссерской - и тут он меня снова настиг: во второй раз. Сердце остановилось на четыре минуты. Я провалился в какую-то темень, ничего не помня. Очнулся в больнице: надо мной потолок, торчат какие-то трубы. Внизу у кровати какой-то мужик бородатый лежит... Я ему вроде бы кричу громко: «Закурить дай!» Он меня не слышит и переспрашивает: «Что-что?» А потом как заорет: «Ура, отошел!»

Это был врач, Сергей Константинович, дежуривший у моего одра.

- Ты ничего не понял, что тогда произошло?

- Нет. Была очень быстрая, резкая боль и... провал. Потом мне рассказали, что четыре минуты я был уже на том свете. «Скорую», конечно, вызвали, она приехала очень быстро, очевидно, проезжала недалеко от театра. Врач Таня, спасибо ей, откачивала меня, сколько могла, не отходила. Но это была обычная неотложка. Сердце молчало. Когда прибыла кардиологическая бригада, у них получилось с восьмого или девятого раза. Правда, сломали три ребра... Довезли до больницы. Спасибо им всем большое. Врачи, медсестры, няни поставили меня на ноги. Но все же сказали: «Хочешь жить - надо шунтироваться». Такая вот дилемма. Стал размышлять. Настроился на это дело и начал постепенно собираться в Новосибирск. Но получилось так, что новосибирские кардиохирурги сами прибыли в краевую больницу на такие операции. Меня стали готовить. И опять же 28 февраля меня прошунтировали. Операция была с осложнениями, но шунты мне вшили нормально. Видишь, опять выскочила эта цифра - 28. Кстати, я и родился 28 числа.

- Видел тебя раза два вскоре после операции, на вручении театральной премии. Выглядел ты неважно... Хотя бодрился.

- Долго очень все заживало, видимо, организм не принимал вшитое. Тут, кстати, и расскажу такой анекдот. Встречаются два еврея. Один спрашивает другого: «Фима, скажи, ты сколько с женщинами не живешь?» «Ну, семь лет, - отвечает Фима. - А ты?» - «Ну я, тьфу-тьфу, только пять». Такая вот медицина.

- Откуда берутся твои анекдоты, Игорь Евгеньевич? Сам не придумываешь?

- Нет-нет. Многие знают, что я их коллекционирую, делятся со мной новыми, бывает, звонят даже из других городов. Я их не записываю. Но многие держу в памяти. Плохо запоминаю цифры, фамилии. А с анекдотами без проблем - все в голове. Какая-то тема возникает в разговоре, и вдруг выскакивает анекдот, подходящий к месту.

- Курить после болезни ты все же не бросил. Более того, видел тебя с трубкой в руке. Это новое увлечение?

- Новое или старое, не знаю даже. Когда-то давно коллекционировал курительные трубки, красивые такие, нравились просто. Долго лежали, и я подумал, что ж они пылятся. Курить трубку - целая наука, своя процедура... Мне врачи вообще-то не советовали, а ведь хочется. Ну нашел выход, вроде бы дымишь, не затягиваясь. И трубка в руке.

- Кстати, о врачах. После шунтирования ты ведь еще раз оказался на операционном столе. Почему?

- Да плохо все заживало, долго очень дырки не закрывались. Вот меня и почистили еще раз. Теперь порядок вроде бы. На гастролях успел побывать. Видишь, шов чистый, почти незаметен.

- Мы снова возвращаемся к театру, опять гастроли вспомнил. Сколько лет провели на сцене?

- 32 года. Начинал я, правда, в ТЮЗе, но долго там не задержался. Пригласили в музкомедию. О чем же актеру говорить, если не о театре? Это ведь наша жизнь, ничего другого я в ней просто не умею делать. Играть на сцене - и все.

- Может быть, не приходилось другим заняться? Попробовал бы - вдруг получилось.

- Может быть. Кстати, тут и анекдот к месту просится. Рабиновича как-то спрашивают: «Вы играете на скрипке?». Тот отвечает: «Не знаю, не пробовал...».

- Нынче осенью твой театр музыкальной комедии отмечает юбилей, ему стукнет 75 лет. Желтоухов сейчас - один из его действующих старожилов. Ты видел в этом театре многое - разных режиссеров, пережил здесь различные этапы, успешные и не очень, сыграл множество ролей. И ты, и театр все это прошли, пережили вместе.

- Да, театр такой зверь, что он всех и все перемелет. Я-то пришел сюда не в лучшую пору для этого жанра. Видел пустые залы, наблюдал никаких, а не просто плохих, режиссеров. Потом, с приходом Е. Туговикова театр наш стал преображаться, оживать, потянулся в него зритель. Весьма плодотворным, творчески интересным было время работы с режиссером и худруком Юлием Изакиновичем Гриншпуном, умершем не так давно.

- Народ, в смысле зритель, и сегодня к вам охотно идет. Но нет уже Гриншпуна, не задержались у вас приглашенные режиссеры, есть, так скажу, отдельные спектакли, но нет репертуара. У вас сейчас новый директор, пригласили со стороны очередного нового режиссера-постановщика, но как-то, на мой взгляд, не угадываются вершины, которые театр сегодня бы покорял. Я не прав?

- Я-то думаю по-другому. Если уж в силу разных причин ты выше поднятой планки прыгнуть не можешь, то надо хотя бы ее не опускать. Хотя это и чревато. То, что сделал в театре Гриншпун, а это целых 15 лет, это уже история, это было наше счастье. Я ужасно с ним ругался, но все это касалось только творчества, работы. Сегодня нет у нас такой режиссуры, так ведь ее и в России-то нет. Нет, хабаровский театр далеко не самый плохой среди своих собратьев по жанру. Да у нас просто лучше, чем в иных столичных театрах, уверяю тебя, верь мне.

- Хотелось бы, чтобы это было так в действительности. Все же хочу услышать от тебя ответ на другой вопрос. Ты не устал от театра, от сегодняшней непонятной суетной нашей маяты? Вот идешь по улице, и у тебя возникает такое ощущение: никому-то ты не интересен, никому не нужен этот забрызганный жизнью уже немолодой человек? Мимо проносятся равнодушные лица, мелькают холодные взгляды, все спешат неизвестно куда, зачем и почему...

- Тут отвечу тебе для начала таким анекдотом про двух кобелей, молодого и старого, которые преследуют сучку. Оба запыхались, устали, присели. Молодой зло бросает старому: «Ладно я, ну а ты куда бежишь, старый хрен?». «Знаешь, - отвечает старый пес, - да просто люблю я эту суету».

Вот и я тоже - суету жизни не отвергаю.

- Тебя узнают на улице?

- Да. Особенно на рынке. Цыгане, к примеру, не пропускают: «О, Дальусауна пошел», - приветствуют. Это по поводу моего участия в банной телерекламе. Все это приятно, конечно.

- Выходит, что оптимизм тебе помогает в жизни. Даже после пережитого. Возможно, увидев свет в конце тоннеля, жизнь начинаешь понимать по-иному. Как бы заново?

- Не знаю... Может быть. Как говаривал старик Островский устами одного из своих сценических героев: к жизни надо относиться философически. Так и я. Дерево зеленеет, птички поют, ребенок улыбается... Что еще надо?

- В одном из своих интервью ты признал себя человеком аполитичным. Это было всегда?

- Нет. Года три-четыре назад я понял, что все эта политика - пустые обещания и болтовня. В лучшем случае - благие пожелания.

- И тебя не беспокоит, что происходит сейчас с нами, со страной?

- Очень волнует. Но мы сами выбираем себе правителей и все, что за этим следует. И мы с тобой тоже не ангелы. Мне кажется, на нашем дворе стоит какой-то серенький нудный день. Моросит дождик, зябко. Все вокруг серое - от неба до земли. Серые люди правят бал, другого цвета они не знают.

- Серые, но нахрапистые, ловкие, свое они не упускают. Но куда же делись умницы, интеллектуалы, светлые головы нашего Отечества? Попрятались? Есть такая теория - оставаться лично честным человеком во всякие смутные времена, чтобы не замараться...

- Об этом можно только сожалеть. Может быть, кому-то выгодно, чтобы умных было меньше.

...Гостивший у родителей сын Денис долго не вмешивался в наш разговор. Но не выдержал, налив себе кофе, присел к столу. Молодой Желтоухов тоже актер театра музкомедии, весьма даже преуспевающий: что ни новый спектакль, то у Дениса в нем одна из главных ролей. Есть еще один Желтоухов, Евгений, старший сын, но он человек, театром не обремененный, - строитель по профессии. Хотя на «семейные» спектакли, как и мама, Надежда Николаевна, ходит обязательно.

Денис выбрал отцовскую профессию сам - очень много было в этой семье театра, и он не устоял. Отца считает своим учителем (выпускник театрального курса студии, которую возглавлял Желтоухов-старший). Денис на сцене не новичок, за десять лет пота пролил немало и заслуженно считается в театре одной из молодых звезд.

- Чему же ты, кроме актерского мастерства, еще научился у отца? - спросил Дениса.

- Кое-что перенял, например, никогда и никуда не опаздывать. Это у нас с ним железное правило.

- Получается?

- Пока никуда я не опоздал.

- Курить тоже у отца научился?

- Отец заядлый курильщик, с третьего класса, говорит. А я почти этим не балуюсь. Хотя бывает.

Наверное, перенял я у него и бережное отношение к профессии, мне она очень нравится, всегда с удовольствием иду на репетиции, спектакли. Это такое театральное чувство, оно у меня с детства.

- А ты хочешь быть похожим на отца в актерском смысле? Подражаешь ему?

- Нет, ни в коем случае, стремлюсь, наоборот, не быть похожим на него как на актера. Хочу быть Желтоуховым, но другим. Добиться хочу больше, чем отец. Это нормально?

- Конечно, нормально и похвально.

Игорь Евгеньевич Желтоухов сыграл в театре более 130 ролей. Сколько их будет у Дениса - никто пока не знает. А все спектакли с участием отца он видел.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.