Про сестер Раису и Людмилу Лю Юн Чжи в хабаровском «Мемориале» говорят, что их репрессировали дважды. Повторно - в 2001 году, когда у пожилых женщин отозвали справку о реабилитации. Возможно, это преувеличение. Как и то, что в некоторых современных событиях просматривается если не возврат к страшному прошлому, то его медленное забвение (раньше первые лица государства, приезжавшие в Хабаровск, обязательно возлагали цветы к памятникам невинно осужденным, теперь в мемориальную часовню даже не заглядывают). Но люди, чьи судьбы сломал ГУЛАГ, столь мнительны по вполне понятным причинам. И святая обязанность государственных структур - не позволить этим страхам даже родиться...

Реабилитация длиною в жизнь

Отец наших героинь приехал в Хабаровский край на заработки в конце двадцатых. В Вяземском женился на русской девушке. Вскоре супруги перебрались в Хабаровск, получили просторную комнату в одном из бараков на улице Истомина (рядом с одноименной больницей). В 1932 родилась Раиса, четыре года спустя - Людмила. А потом наступили мрачные времена. Каждую ночь в бараке кого-то забирали. 28 февраля 1938 года арестовали Николая Лю Юн Чжи - за шпионско-диверсионную деятельность. А через полгода уже расстреляли.

Вдову с детьми выслали в Кур-Урмийский район, где она заболела туберкулезом. После смерти матери девочки попали в детский дом. Но на государственном обеспечении находились недолго. Науки для маленьких «враженят» были непростительной роскошью. Раиса успела закончить всего семь классов, ее младшая сестра и того меньше - пять.

Раисе Николаевне судьба послала «Дальдизель», Людмиле Николаевне - швейную фабрику. И обе сестры отработали на своем производстве до пенсии. Правда, старшая умудрилась еще окончить вечернюю школу и курсы бухгалтеров, что позволило немного продвинуться по служебной лестнице. Но в целом жизнь сложилась именно по тому расписанию, что было насильственно задано в середине прошлого века.

В 1960 году военный трибунал Дальневосточного военного округа реабилитировал Николая Лю Юн Чжи посмертно. Раиса Николаевна сейчас вспоминает, что и не надеялась на такой исход дела - подала заявление скорее из интереса. Прочитала дело отца, узнала фамилии следователей и доносчиков. Да особого смысла в том уже не было...

А еще спустя сорок лет государство признало вину уже перед самими сестрами. Дети репрессированных родителей, считавшиеся до тех пор по закону лишь пострадавшими, также были признаны репрессированными и получили право на полную реабилитацию. В октябре 2000 года Раисе Николаевне и Людмиле Николаевне вручили долго-жданные справки, подписанные военным прокурором Дальневосточного военного округа.

Правда, получить компенсацию (не только материальную, но и моральную) за сломанную жизнь дочери Николая Лю Юн Чжи не смогли. Поскольку уже в начале нынешнего, 2001 года, все та же военная прокуратура ДВО отменяет факт признания сестер репрессированными и реабилитированными и лишает их положенных льгот и преимуществ.

В социальную службу Хабаровска из прокуратуры летит письмо, в котором рекомендуется разъяснить нашим героиням ситуацию в «мягкой форме». Мягко не могло получиться в принципе. Пожилые женщины восприняли отказ тяжело и до сих пор вспоминают о нем со слезами...

От репрессий уцелели две буквы

19 октября нынешнего года российскому закону «О реабилитации жертв политических репрессий» исполнилось десять лет. Самой реабилитации, как известно, намного больше - с переменным успехом она длится вот уже свыше сорока лет. Cо всплесками во времена оттепелей, с затишьями - в регулярные «заморозки». Впрочем, оттепели в нашей политической природе всегда были очень условными. После ХХ съезда раскрыли документы и - испугались числа расстрелянных. Чтобы не шокировать общественность, стали разбрасывать жертвы пиковых лет по годам. Все это породило вал ложных свидетельств и явно не способствовало истинной реабилитации. И до сих пор, судя по одной только нашей истории, процесс этот очень болезненный и далекий от завершения.

Особенно много копий в последнее время было сломано по поводу детей репрессированных. В 1991 году они были признаны лишь пострадавшими (поэтому не имели права на льготы). Несправедливость была очевидной с самого начала. Однако попытки общества «Мемориал» хоть как-то изменить ситуацию всякий раз наталкивались на жесткое сопротивление со стороны родного правительства и депутатов.

Одни в принципе были противниками реабилитации (не было никаких репрессий), другие ссылались на дефицит средств в государстве, третьи считали, что уравнивание детей с репрессированными «по- настоящему» - едва ли не оскорбление для последних. Но, по большому счету, было не важно, чем объясняла свою позицию каждая из сторон. В итоге они все равно оказывались в одной лодке. А реабилитация вновь выходила половинчатой и какой-то даже заочной: раскаяние адресовалось прежде всего мертвым (ведь сейчас в возрасте уже пребывают их дети). Понятно, что так дешевле и проще. Но вряд ли с таким подходом к делу можно было избавиться от груза минувшего.

И все-таки кое-что менять удавалось - пусть и по крохам. Сначала - в 1995 году - с подачи «Мемориала» Конституционным судом были признаны репрессированными дети, «находившиеся вместе с родителями в местах лишения и ограничения свободы».

А как же те, которые после ареста родителей попали в детский дом и остались без отца с матерью на долгие годы, если не навсегда, со всеми вытекающими отсюда последствиями - бесприютностью, одиночеством и гарантированной нищетой? Вряд ли такая участь была намного счастливее.

И все-таки прошло еще несколько лет, пока положительно решился и этот вопрос. Был создан судебный прецедент: в Москве признали жертвой политических репрессий Игоря Бернакевича, отправленного в спецприемник НКВД после расстрела отца и ареста матери. Следом Конституционный суд рекомендовал внести поправку в закон. Для тысяч людей с исковерканным детством появилась надежда.

Оказались среди них и наши земляки. Наверняка их могло бы быть гораздо больше. Однако по рассказу председателя хабаровского отделения «Мемориала» Валентина Куликова, в нашем спецприемнике сохранился архив лишь на две буквы - «К» и «М». Так что среди некогда многочисленных его питомцев (узников?) удалось разыскать лишь Антонеллу Курпель, Луку Макарова с двумя сестрами и ещё несколько человек. В прошлом году всем им краевая прокуратура вручила свидетельства о собственной реабилитации.

Однако примерно в это же время Государственная дума России не принимает рекомендованную ей поправку. Генеральная прокуратура приостанавливает действие определения Конституционного суда до того времени, когда эта поправка будет все-таки внесена. Волна правовых баталий докатывается до наших краев и буквально смывает сестер...

На первый взгляд основания для этого были. Однако при более детальном рассмотрении выясняется: позиция Конституционного суда обязательна вне зависимости от того, внесены в настоящий момент изменения в закон или нет. Поэтому поведение Генеральной прокуратуры - камень в ее же огород. Что касается наших специалистов...

В отличие от военной прокуратуры Хабаровская краевая почему-то сочла возможным не суетиться и не забирать у пожилых людей столь значимые для них документы. И в итоге оказалась в более достойном положении.

Ежовское творчество

Хабаровский «Мемориал» хотел было затеять судебный процесс по делу сестер Лю Юн Чжи. Но, к счастью, в этом отпала необходимость. В августе нынешнего года Генеральная прокуратура одумалась и разрешила продолжить реабилитацию детей, оставшихся в результате репрессий без попечения родителей. Причем теперь - по упрощенной схеме. Раиса Николаевна подала повторное заявление. И спустя год получила еще одно свидетельство о реабилитации. На этот раз, хочется думать, последнее (а за прошедшие двенадцать месяцев обещана полная компенсация).

...Медлительная и часто непоследовательная реабилитация коробит души, но удивляет ли? Вряд ли. Давно известно, что раба из себя можно выдавить лишь по капле. А извиниться перед человеком гораздо сложнее, нежели оскорбить его и унизить. Здесь требуются большие душевные (да и физические, наверное, тоже) усилия. Причем даже не важно - за себя ли приходится извиняться или за почивших давно предков.

И все остальные причины, объясняющие казусы реабилитации, по сравнению с этим не так уж и значимы. И даже не состоятельны - особенно утверждение, что дети якобы пострадали меньше, чем их родители. О том, что ГУЛАГ не делал особой разницы между взрослыми и детьми, говорят документы.

Вот лишь несколько выдержек из оперативного приказа НКВД СССР от 15 августа 1937 года:

«Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов советских республик...

Грудные дети направляются вместе с их осужденными матерями в лагеря, откуда по достижении возраста одного-двух лет передаются в детские дома или ясли Народных комиссариатов здравоохранения...

Списки детей комплектуются таким образом, чтобы в один и тот же дом не попали дети, связанные между собой хоть каким-то родством или даже знакомством...

Начальники органов НКВД производят проверку персонала детских домов, разложившихся - увольняют...

Наблюдение за политическими настроениями детей возлагается на начальников управлений НКВД...

О ходе операции доносить Наркому внутренних дел СССР Ежову трехдневными сводками. О чрезвычайных происшествиях или каких-либо эксцессах - немедленно».

Конечно, далеко не все детские учреждения находились под столь неусыпным присмотром НКВД. Были детские дома особого режима и обычные (именно в последние, к своему счастью, попали сестры Лю Юн Чжи). Но Конституционный суд к своей чести не стал делить детей еще и по этому признаку. Иначе реабилитация точно не закончилась бы никогда.

...К сожалению, даже воздав должное «социально опасным детям», российскому «Мемориалу» не приходится расслабляться. По информации Валентина Куликова, недавно в Хабаровск пришло письмо от Сергея Ковалева с весьма тревожными сообщениями. Правительство готовит проект о замене всех социальных льгот денежными компенсациями. При этом последние в лучшем случае составят лишь триста (!) рублей, в худшем - всего семьдесят. Не надо даже включать калькулятор: одни лишь коммунальные льготы сегодня значительно больше.

Понятно, что новая система ударит больно не только реабилитированных, но всех без исключения малоимущих. Но у первых, как ни крути, есть железное алиби. Их привилегии не есть социальные льготы, но «компенсация» за причиненный государством моральный и материальный ущерб и игнорирование её есть нарушение Конституции. Черным по белому это прописано в законе «О реабилитации жертв политических репрессий». И свои права репрессированные намерены отстаивать твердо. Закалка позволяет...

Светлана ПОДЗНОЕВА.