"Неисчерпаемое наследие НКВД: социально опасные дети"
Про сестер Раису и Людмилу Лю Юн Чжи в хабаровском «Мемориале» говорят, что их репрессировали дважды. Повторно - в 2001 году, когда у пожилых женщин отозвали справку о реабилитации. Возможно, это преувеличение. Как и то, что в некоторых современных событиях просматривается если не возврат к страшному прошлому, то его медленное забвение (раньше первые лица государства, приезжавшие в Хабаровск, обязательно возлагали цветы к памятникам невинно осужденным, теперь в мемориальную часовню даже не заглядывают). Но люди, чьи судьбы сломал ГУЛАГ, столь мнительны по вполне понятным причинам. И святая обязанность государственных структур - не позволить этим страхам даже родиться...
Реабилитация длиною в жизнь
Реабилитация длиною в жизнь
Отец наших героинь приехал в Хабаровский край на заработки в конце двадцатых. В Вяземском женился на русской девушке. Вскоре супруги перебрались в Хабаровск, получили просторную комнату в одном из бараков на улице Истомина (рядом с одноименной больницей). В 1932 родилась Раиса, четыре года спустя - Людмила. А потом наступили мрачные времена. Каждую ночь в бараке кого-то забирали. 28 февраля 1938 года арестовали Николая Лю Юн Чжи - за шпионско-диверсионную деятельность. А через полгода уже расстреляли.
Вдову с детьми выслали в Кур-Урмийский район, где она заболела туберкулезом. После смерти матери девочки попали в детский дом. Но на государственном обеспечении находились недолго. Науки для маленьких «враженят» были непростительной роскошью. Раиса успела закончить всего семь классов, ее младшая сестра и того меньше - пять.
Раисе Николаевне судьба послала «Дальдизель», Людмиле Николаевне - швейную фабрику. И обе сестры отработали на своем производстве до пенсии. Правда, старшая умудрилась еще окончить вечернюю школу и курсы бухгалтеров, что позволило немного продвинуться по служебной лестнице. Но в целом жизнь сложилась именно по тому расписанию, что было насильственно задано в середине прошлого века.
В 1960 году военный трибунал Дальневосточного военного округа реабилитировал Николая Лю Юн Чжи посмертно. Раиса Николаевна сейчас вспоминает, что и не надеялась на такой исход дела - подала заявление скорее из интереса. Прочитала дело отца, узнала фамилии следователей и доносчиков. Да особого смысла в том уже не было...
А еще спустя сорок лет государство признало вину уже перед самими сестрами. Дети репрессированных родителей, считавшиеся до тех пор по закону лишь пострадавшими, также были признаны репрессированными и получили право на полную реабилитацию. В октябре 2000 года Раисе Николаевне и Людмиле Николаевне вручили долго-жданные справки, подписанные военным прокурором Дальневосточного военного округа.
Правда, получить компенсацию (не только материальную, но и моральную) за сломанную жизнь дочери Николая Лю Юн Чжи не смогли. Поскольку уже в начале нынешнего, 2001 года, все та же военная прокуратура ДВО отменяет факт признания сестер репрессированными и реабилитированными и лишает их положенных льгот и преимуществ.
В социальную службу Хабаровска из прокуратуры летит письмо, в котором рекомендуется разъяснить нашим героиням ситуацию в «мягкой форме». Мягко не могло получиться в принципе. Пожилые женщины восприняли отказ тяжело и до сих пор вспоминают о нем со слезами...
От репрессий уцелели две буквы
От репрессий уцелели две буквы
19 октября нынешнего года российскому закону «О реабилитации жертв политических репрессий» исполнилось десять лет. Самой реабилитации, как известно, намного больше - с переменным успехом она длится вот уже свыше сорока лет. Cо всплесками во времена оттепелей, с затишьями - в регулярные «заморозки». Впрочем, оттепели в нашей политической природе всегда были очень условными. После ХХ съезда раскрыли документы и - испугались числа расстрелянных. Чтобы не шокировать общественность, стали разбрасывать жертвы пиковых лет по годам. Все это породило вал ложных свидетельств и явно не способствовало истинной реабилитации. И до сих пор, судя по одной только нашей истории, процесс этот очень болезненный и далекий от завершения.
Особенно много копий в последнее время было сломано по поводу детей репрессированных. В 1991 году они были признаны лишь пострадавшими (поэтому не имели права на льготы). Несправедливость была очевидной с самого начала. Однако попытки общества «Мемориал» хоть как-то изменить ситуацию всякий раз наталкивались на жесткое сопротивление со стороны родного правительства и депутатов.
Одни в принципе были противниками реабилитации (не было никаких репрессий), другие ссылались на дефицит средств в государстве, третьи считали, что уравнивание детей с репрессированными «по- настоящему» - едва ли не оскорбление для последних. Но, по большому счету, было не важно, чем объясняла свою позицию каждая из сторон. В итоге они все равно оказывались в одной лодке. А реабилитация вновь выходила половинчатой и какой-то даже заочной: раскаяние адресовалось прежде всего мертвым (ведь сейчас в возрасте уже пребывают их дети). Понятно, что так дешевле и проще. Но вряд ли с таким подходом к делу можно было избавиться от груза минувшего.
И все-таки кое-что менять удавалось - пусть и по крохам. Сначала - в 1995 году - с подачи «Мемориала» Конституционным судом были признаны репрессированными дети, «находившиеся вместе с родителями в местах лишения и ограничения свободы».
А как же те, которые после ареста родителей попали в детский дом и остались без отца с матерью на долгие годы, если не навсегда, со всеми вытекающими отсюда последствиями - бесприютностью, одиночеством и гарантированной нищетой? Вряд ли такая участь была намного счастливее.
И все-таки прошло еще несколько лет, пока положительно решился и этот вопрос. Был создан судебный прецедент: в Москве признали жертвой политических репрессий Игоря Бернакевича, отправленного в спецприемник НКВД после расстрела отца и ареста матери. Следом Конституционный суд рекомендовал внести поправку в закон. Для тысяч людей с исковерканным детством появилась надежда.
Оказались среди них и наши земляки. Наверняка их могло бы быть гораздо больше. Однако по рассказу председателя хабаровского отделения «Мемориала» Валентина Куликова, в нашем спецприемнике сохранился архив лишь на две буквы - «К» и «М». Так что среди некогда многочисленных его питомцев (узников?) удалось разыскать лишь Антонеллу Курпель, Луку Макарова с двумя сестрами и ещё несколько человек. В прошлом году всем им краевая прокуратура вручила свидетельства о собственной реабилитации.
Однако примерно в это же время Государственная дума России не принимает рекомендованную ей поправку. Генеральная прокуратура приостанавливает действие определения Конституционного суда до того времени, когда эта поправка будет все-таки внесена. Волна правовых баталий докатывается до наших краев и буквально смывает сестер...
На первый взгляд основания для этого были. Однако при более детальном рассмотрении выясняется: позиция Конституционного суда обязательна вне зависимости от того, внесены в настоящий момент изменения в закон или нет. Поэтому поведение Генеральной прокуратуры - камень в ее же огород. Что касается наших специалистов...
В отличие от военной прокуратуры Хабаровская краевая почему-то сочла возможным не суетиться и не забирать у пожилых людей столь значимые для них документы. И в итоге оказалась в более достойном положении.
Ежовское творчество
Хабаровский «Мемориал» хотел было затеять судебный процесс по делу сестер Лю Юн Чжи. Но, к счастью, в этом отпала необходимость. В августе нынешнего года Генеральная прокуратура одумалась и разрешила продолжить реабилитацию детей, оставшихся в результате репрессий без попечения родителей. Причем теперь - по упрощенной схеме. Раиса Николаевна подала повторное заявление. И спустя год получила еще одно свидетельство о реабилитации. На этот раз, хочется думать, последнее (а за прошедшие двенадцать месяцев обещана полная компенсация).
...Медлительная и часто непоследовательная реабилитация коробит души, но удивляет ли? Вряд ли. Давно известно, что раба из себя можно выдавить лишь по капле. А извиниться перед человеком гораздо сложнее, нежели оскорбить его и унизить. Здесь требуются большие душевные (да и физические, наверное, тоже) усилия. Причем даже не важно - за себя ли приходится извиняться или за почивших давно предков.
И все остальные причины, объясняющие казусы реабилитации, по сравнению с этим не так уж и значимы. И даже не состоятельны - особенно утверждение, что дети якобы пострадали меньше, чем их родители. О том, что ГУЛАГ не делал особой разницы между взрослыми и детьми, говорят документы.
Вот лишь несколько выдержек из оперативного приказа НКВД СССР от 15 августа 1937 года:
«Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов советских республик...
Грудные дети направляются вместе с их осужденными матерями в лагеря, откуда по достижении возраста одного-двух лет передаются в детские дома или ясли Народных комиссариатов здравоохранения...
Списки детей комплектуются таким образом, чтобы в один и тот же дом не попали дети, связанные между собой хоть каким-то родством или даже знакомством...
Начальники органов НКВД производят проверку персонала детских домов, разложившихся - увольняют...
Наблюдение за политическими настроениями детей возлагается на начальников управлений НКВД...
О ходе операции доносить Наркому внутренних дел СССР Ежову трехдневными сводками. О чрезвычайных происшествиях или каких-либо эксцессах - немедленно».
Конечно, далеко не все детские учреждения находились под столь неусыпным присмотром НКВД. Были детские дома особого режима и обычные (именно в последние, к своему счастью, попали сестры Лю Юн Чжи). Но Конституционный суд к своей чести не стал делить детей еще и по этому признаку. Иначе реабилитация точно не закончилась бы никогда.
...К сожалению, даже воздав должное «социально опасным детям», российскому «Мемориалу» не приходится расслабляться. По информации Валентина Куликова, недавно в Хабаровск пришло письмо от Сергея Ковалева с весьма тревожными сообщениями. Правительство готовит проект о замене всех социальных льгот денежными компенсациями. При этом последние в лучшем случае составят лишь триста (!) рублей, в худшем - всего семьдесят. Не надо даже включать калькулятор: одни лишь коммунальные льготы сегодня значительно больше.
Понятно, что новая система ударит больно не только реабилитированных, но всех без исключения малоимущих. Но у первых, как ни крути, есть железное алиби. Их привилегии не есть социальные льготы, но «компенсация» за причиненный государством моральный и материальный ущерб и игнорирование её есть нарушение Конституции. Черным по белому это прописано в законе «О реабилитации жертв политических репрессий». И свои права репрессированные намерены отстаивать твердо. Закалка позволяет...
Светлана ПОДЗНОЕВА.