Японцы до сих пор вешают своих сограждан, признанных виновными в особо тяжких преступлениях. Дата исполнения приговора устанавливается произвольно, и многие смертники годами и десятилетиями маются в ожидании казни.

Страх иссушил 79-летнюю Сачико Дайдоджи. Ее пустые глаза ввалились, и единственное, что еще держит старую японку, - беспокойство за сына, приговоренного к смерти.

Еще 13 лет назад она получила от судебных властей документ, извещающий, что ее сын, 52-летний Масаши Дайдоджи, будет когда-нибудь казнен. В 1987 году суд высшей инстанции окончательно приговорил его к смерти за террористический акт, совершенный им и еще четырьмя соучастниками против концерна «Мицубиси» в 1974 году. При взрыве погибли восемь человек и 385 получили ранения.

До сих пор Дайдоджи отрицает, что покушался на жизнь ни в чем не повинных людей, и в течение всего своего почти 26-летнего заключения в Токио он молится за своих жертв.

Но это ему вряд ли чем поможет. Японское правосудие упрямо держится за смертную казнь. С 1945 года были повешены 628 человек, и этот вид казни еще можно считать гуманным: до самого конца XIX столетия в Японии применялось распятие на кресте и обезглавливание с последующим выставлением головы на публичное обозрение.

Однако это вряд ли приносит утешение 50 смертникам, ожидающим в японских тюрьмах приглашения на казнь, которое неизвестно когда последует. Нередко они остаются в неведении до самого последнего дня, а родственники и даже представители власти зачастую ставятся в известность о свершившемся уже после исполнения приговора.

Правительство держит казни в строгом секрете, хотя утверждает, будто до 80 процентов японцев выступают за сохранение этой меры наказания. По словам ответственного чиновника министерства юстиции Йошимасы Инуэ, практика секретности имеет целью избавить родню приговоренных от лишнего беспокойства. Что же до общественного обсуждения проблемы смертной казни - на него наложено табу.

Вместо этого японское общество попросту стирает кандидатов на смерть из своего коллективного сознания. Лишь самые ближайшие родственники имеют право на свидания и переписку. После исполнения приговора имя казненного в лучшем случае появляется в маленькой газетной заметке.

Подобно Масаши Дайдоджи, все остальные смертники, от детоубийц до террористов, проводят остаток своей жизни в строжайшей изоляции - в так называемых «камерах самоубийств». Два раза в день их на 15 минут выводят на свежий воздух, всегда по одному. При случайной встрече с другими заключенными запрещен контакт даже взглядами, и в случае нарушения этого конфуцианского запрета виновный подвергается строгому наказанию.

В отличие от обычных уголовников, приговоренные к смерти не заняты принудительной работой. Весь день, начинающийся в семь утра, они проводят в своих камерах. Правила поведения напоминают устав дзен-буддийских монахов. За смертником ведется постоянное наблюдение посредством телекамеры, следящей за ним даже в туалете.

Недостаток движения в камерах площадью около девяти квадратных метров часто становится невыносимым. Многие японские тюрьмы, антигуманные условия которых справедливо критикуются правозащитными организациями, даже не отапливаются.

В Токио зима сравнительно мягкая, но Дайдоджи страдает от цыпок на руках и ногах. Напротив, летом в его плохо вентилируемой камере настолько жарко, что, по его словам, «мозги плавятся».

Произвольное установление даты казни действует как психологическая пытка. Изо дня в день заключенным приходится быть готовыми к смерти. Страх особенно нарастает под конец года: в это время власти обычно стараются поскорее привести в исполнение несколько приговоров. По мнению известного противника смертной казни правоведа Йошихиро Ясуды, столичные власти стремятся ежегодно казнить хотя бы по одному человеку, чтобы не ставить под сомнение сам принцип наказания. Смертные приговоры в общей сложности исполняются в семи японских тюрьмах.

Заключенные «со стажем», наподобие Дайдоджи, хорошо слышат, когда является палач и начинает готовиться к исполнению своей обязанности. Когда откуда-то доносятся отчаянные крики, это значит, что кого-то именно сейчас волокут на виселицу. Приговоренного сначала отводят в алтарь, где он молится или сочиняет традиционное предсмертное стихотворение, подобно самураю перед харакири. Виселица, как правило, стоит тут же рядом, за занавеской.

Все дальнейшее происходит молниеносно. Приговоренному завязывают глаза, связывают руки и колени, накидывают петлю на шею. Затем исполнитель поворачивает рычаг в стене. Под ногами смертника раскрывается люк, и он проваливается в подвал. При этом происходит мгновенный перелом шейных позвонков. Врач спускается в подвал, слушает сердце и пульс, чтобы официально констатировать смерть.

Со времен Второй мировой войны в японской практике повешения мало что изменилось. Правда, смертью стали карать лишь за особо тяжкие преступления - умышленное убийство или убийство с целью ограбления. А в период с 1989 года по 1993 год могло даже показаться, что вторая индустриальная держава мира готова последовать примеру Европы и отменить смертную казнь: в течение трех лет ни один смертный приговор не был приведен в исполнение.

Но тут министром юстиции стал Масахару Готода по прозвищу «Лезвие бритвы». Санкционированные им три казни положили конец надеждам. Этот приверженец жесткой линии заявил, что неисполнение уже вынесенных смертных приговоров угрожает закону и порядку. С тех пор казнены еще 36 человек.

Только парламент может приостановить поток убийств по суду. Однако там пока не намечается большинства, требуемого для изменения закона. Напротив, после газовой атаки в токийском метро в марте 1995 года, когда 12 человек погибли и свыше пяти тысяч получили разной степени тяжести урон своему здоровью, призыв «На виселицу!» слышен все громче. По этому делу к смерти приговорены уже четверо. В отношении Соко Асахары (мирское имя - Хидзуо Мацумото), руководителя секты «АУМ Синрикё», процесс еще не завершен. Ему тоже грозит веревка, в ожидании которой он будет сидеть в тюрьме неизвестно сколько лет.

Под давлением общественности японские политики стремятся всемерно обеспечить права и удовлетворить требования родственников жертв, а они часто требуют смертной казни, ибо, по их мнению, приговоренных к пожизненному заключению слишком рано выпускают на волю. В среднем они сидят по двадцать лет. Противники смертной казни тоже считают этот срок слишком малым, однако настаивают на отмене смертной казни, дабы предотвратить гибель невинных людей. С 80-х годов при пересмотре дел были отменены как необоснованные четыре уже приведенных в исполнение смертных приговора; фактически их должно быть, видимо, больше, так как японская судебная машина крайне несовершенна.

Япония страдает хронической нехваткой юристов: на 100 тысяч населения приходится лишь 2,3 судьи. В Германии этот показатель в 11 раз выше. Процессы тянутся годами, причем японские судьи склонны полагаться на признания подсудимых, полученные зачастую грубыми методами полицейского следствия.

«Не молитесь за то, чтобы я стал Буддой, но молитесь за упокой душ моих жертв. Тогда и я стану Буддой», - писал в 1971 году похититель детей и убийца Тамоцу Кохара, у которого в камере смертников открылся поэтический талант.

Многие другие кандидаты на виселицу также начали писать, чтобы спастись от отчаяния и грозящего безумия. Так, убийца четырех человек Норио Нагаяма писал в тюрьме романы, один из которых - «Деревянные мосты» - удостоился престижной японской литературной премии. Однако литературная слава не спасла его от веревки. В 1997 году, спустя семь лет после утверждения приговора высшей судебной инстанцией, Нагаяма был казнен в Токио.

Виланд Вагнер. («Курьер».)