Дорога на Мар-Кюель

О старательской артели «Амур» слышали все. Но сколько бы ни говорили и сколько бы ни писали об этом золотопромышленном предприятии, все будет мало. Потому что - все бы так работали. Предлагаемые сегодня нашим читателям путевые заметки - это лишь короткие штрихи долгих будней золотоискателей.

Первые километры

Из Белькачей, главной выходной базы «Амура» на территории республики Саха (Якутия), мы выехали в шестом часу утра. Путь предстоял неблизкий, около 250 км до другой базы - Мар-Кюель. За кабиной на полуприцепе мягко покачивается 25-кубовая бочка с авиакеросином. Этот серьезный груз и предстояло доставить в воздушную гавань артели. 250 километров даже для такого тяжеловеса, как наш КрАЗ, сущий пустяк: часов пять по нормальной дороге. Но «нормальных» дорог на таежных просторах Алданского нагорья нет. «У нас не дороги, а одни направления», - любимое изречение старательской шоферской братии.

Дорога длинная, слово за слово - разговорились. Водитель Виктор Горбик - наш, хабаровский, в свое время прошел школу БАМа, а по зимним трассам «Амура» колесит уже одиннадцатый сезон. Где только не побывал за эти годы! А вскоре выяснилось, что однажды наши пути уже пересекались.

Вскоре нас нагнали еще две машины. «Это Володя Проскуряков и Александр Киреев на таких же КрАЗах, - сказал Виктор. - Тоже тащат бочки с керосином, теперь так караваном и будем идти, вместе веселее и надежнее».

Позади уже осталось километров 90, и дорога потянулась по склону хребта с любопытным названием - Олега Ытабыт. Где-то на его вершине мы пересечем границу Якутии и окажемся уже на территории Хабаровского края. Вроде бы одна, российская земля, а некоторые законы по обе стороны этой невидимой границы разные. К примеру, до недавнего времени, чтобы въехать на территорию Якутии, нужно было специальное разрешение. И вспоминаю, какие проблемы возникали у моих спутников в аэропорту Нерюнгри, если таковых бумаг у них не было.

Виктор вдруг резко тормозит, и я замечаю, как из-за поворота выскакивает оленья упряжка и каюр с ходу направляет ее на обочину, уступая нам дорогу. Видно, как тяжело дышат олени, наверное, издалека бегут. «В соседнее стойбище чайку попить едет, - комментирует Виктор. - Однако и нам хлебнуть не мешает, до «половинки» еще далеко, а душа просит». Он выбирает участок пошире, чтобы не мешать встречным машинам, и притормаживает. Вытаскивает неведомо откуда фанерку, прилаживает ее как столик. Следом появляются термос с кофе, хлеб, масло, сало. И как-то совсем уютно стало в просторной кабине КрАЗа, с незаглушенным мотором. Все долгие месяцы на зимнике водители не глушат двигатели, днюя и ночуя в кабинах. Сложнейшие трассы, трескучие морозы - адский труд...

«Половинка»

Термин этот сугубо старательский. Обозначает он пункт отдыха водителей на зимних протяженных трассах, где можно пообедать, заправиться топливом, подремонтироваться. Обычно стоят они посредине пути, оттого и называются «половинкой».

Вот к такому «кемпингу» на Малом Аиме и приближался наш караван, огибая громадную голубую наледь, почти закупорившую широкую долину реки. Устало вздохнули тормозами, выстроившись в ряд, КрАЗы. Рядом стоит десяток других машин. Глухо тарахтит движок электростанции, а запахи от столовой тянутся, манят.

Открываю двери столовой и вижу знакомое лицо повара Мардироса Устяна. Прежде он кашеварил на Большом Аиме, но ту «половинку» в этом сезоне закрыли, и его направили сюда. Он уже и сам не помнит, сколько зим провел на «половинках». Быть здесь поваром - дело очень ответственное. Круглые сутки идут и идут машины, надо накормить водителей, дать возможность им отдохнуть перед дальней дорогой. Здесь нет понятий завтрак, обед и ужин. В любое время дня и ночи на плите должны быть и первое, и второе. Обязательны и салатик, и чай, и компот.

Когда Устян спит? Никто не знает. В какое бы время суток я ни приезжал на его «половинки», всегда заставал повара бодрствующим: возится у плиты, чистит картошку, моет посуду. А ведь основная профессия у нашего героя далеко не поварская. Он классный бульдозерист, а плита - так, любительство, хотя именно это его хобби и приметило давно начальство, доверяя ему самые трудные участки.

Вот ведь как прикипел южанин Мардирос Устян к нашему Северу! Более четверти века назад, после армии, в поисках романтики забрел он на Учур, да так и остался там, променял свои родные Гагры на это забытое богом село. Женился, обзавелся детьми. Уже и внук есть. В артели числится ветераном. Квартиру получил в Хабаровске. Теперь он и вовсе нашенский, дальневосточный. И не променяет он те «юга» на эти «севера» с запорошенной тайгой и морозами под 60...

Отобедав, заглядываю в балок начальника «половинки» Георгия Литвинова. Он в этой должности первый сезон. Сам геолог, минувший полевой сезон провел на Дюсмаките, и вот попросили остаться на зимнике.

- В разгар перевозок через эту «половинку» за сутки проходило до ста машин, - рассказывает Георгий Ильич. - Следим за их проходом, состоянием, если надо, ремонтируем, чистим дороги. Четыре раза в сутки докладываем по рации в Белькачи обстановку.

Константинов

И снова колеса усердно наматывают километры таежной трассы. Бледный диск солнца, едва пробив серую пелену дымки, вскоре снова покатил вниз: короток здесь зимний день. И в приближающихся сумерках покатые отроги Кет-Капа появились как-то сразу, во всем своем могучем виде. Вскоре дорога спустилась к реке Ярмарке и по ее долине стала пересекать хребет, на южных склонах которого расположился Курунг - база геологоразведочной экспедиции артели.

Остановились около мастерских. Ребята помогли разгрузиться и пошли к диспетчеру отмечаться. Следом побрел и я - узнать насчет оказии на Мар-Кюель. Заглядываю к механику и вновь вижу знакомое лицо: те же живые глаза, еще более поседевшая борода... Да, это он, Володя Константинов, с которым мы познакомились еще зимой 1997 года, когда я с ним ездил к самому подножию Станового хребта, куда мы привезли на базу геологов Широкий огромную емкость под горючее. Помню, эта бочка была столь велика, что не вмещалась в кузове тоже не маленького, восьмиколесного бывшего армейского тягача и выступала далеко назад. А со стороны наша машина смотрелась как ракетная установка. По этому поводу я тогда подначивал Константинова: «Вот американцы засекут со спутника твою машину и подумают, что русские устанавливают новые ракеты. Международный скандал будет. Давай замаскируем ветками...».

В ту поездку мы были вместе суток трое. Почти не спали и наговорились вдоволь. На Курунге Константинова ценили. Многие машины, как и этот вездеход, он вернул в строй из небытия. Поднимал, казалось, безнадежную технику. А через год я узнал, что он уволился и вернулся на родину, в Старый Оскол. И вот новая встреча.

- Как же так, Володя, мне говорили, что ты «Икарус» по городским улицам водишь, а ты снова в тайге и, кажется, в начальники выбился?

- Да какой я начальник... Недавно вот старшим механиком поставили... А «Икарус» действительно водил. Но не вытерпел, снова попросился в артель.

Он не первый и не последний. Эта болезнь одолевает многих старателей. Ведь старательство - это не просто работа на золотодобыче. Это образ жизни и, как правило, уже трех лет хватает, чтобы человек так вошел в этот образ, что вытянуть его назад уже не так-то просто. Кончаются отгулы, и вновь тянет в дорогу неведомая сила. Прощайте тепло, уют и ласки! Меняем их на таежный неустроенный быт, далеко не южный климат и адский труд. Бегут ребята из дома, бегут...

А. ВОЛКОВ.