Мало кто из великих писателей оставил потомкам столько жизненных и творческих загадок как Николай Васильевич Гоголь. Личность писателя, даже для его современников, в том числе и людям близко знавшим его, часто представлялась таинственной и необъяснимой. Склонный к самоанализу уже с юных лет, он всегда утаивал и свои практические намерения, и сокровенные порывы души.

«...Правда, я почитаюсь загадкою для всех; никто не разгадал меня совершенно, - писал Гоголь-девятиклассник Нежинской гимназии высших наук своей матери... - Как угодно почитайте меня, но только с настоящего моего поприща вы узнаете настоящий мой характер, верьте только, что всегда чувства благородные наполняют меня, что никогда не унижался я в душе и что я всю жизнь свою обрек благу...»

Ребенком и подростком Гоголь мечтал о разных профессиях. Служение справедливости он связывал с государственной службой, с будущим чиновника, но, вступив на чиновничью стезю, он почти мгновенно разочаровывается. Гоголь пробует свои силы в самом любимом деле - актерской игре. Однако блестящим сценическим способностям, так ярко заявившим о себе на гимназической сцене, не суждено было раскрыться в театре.

В его жизнь входит живопись и приносит высокие радости. Он поступает вольноприходящим в классы Академии художеств и, что до сих пор известно немногим, заканчивает общий её курс. Живопись не может принести скорого успеха, и попытка поделиться своими радостями на этом поприще не находит отклика у матери. Была и педагогическая деятельность, но удовлетворения и успеха она ему тоже не принесла.

Оставалась литература, которая стала его настоящим поприщем, сделала его имя известным. Литературную славу Гоголю принесли «Вечера на хуторе близ Диканьки». Современники восприняли их как художественное открытие. Уже в первых повестях Гоголя проглядывало перо будущего автора «Мертвых душ», его способность к тому, что называл Чернышевский «поэтическим анализом» действительности. Поэма «Мертвые души» стала главным детищем его жизни.

В истории создания гоголевского литературного космоса можно выделить два основных этапа: необычайный крутой взлет, который занял около десяти лет - между двадцать третьим и тридцать третьим годами его жизни; остальные десять лет писатель истратил на произведение, которое было предано огню. Работа над вторым томом «Мертвых душ» шла трудно, в бесконечных внутренних противоречиях с самим собой, спорах с друзьями, преодолениях болезни. Гоголь знал, что десять последних лет его жизни - это поражение. Он не мог свести концы с концами в собственном самосознании, с собственной писательской совестью. Позволений на выход в свет второго тома «Мертвых душ» не давала ему именно эта гражданская и литературная совесть.

Гоголь был гордый и не хотел оставить людям что-то невыразительное, эту свою неудачную попытку разгадать тайну человеческой природы. Предав огню второй том «Мертвых душ», он остался для людей автором украинских и петербургских повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Тараса Бульбы», «Мертвых душ», «Ревизора» и «Шинели». А то, что не вышло у него, Гоголь полностью оставил потомкам.

Вторая часть «Мертвых душ» сыграла свою роль, она содержала в себе зачатки многих тем и образов, получивших позже свое дальнейшее развитие в русской литературе. Однако ни одно из литературных произведений, которое взросло на ее материале, не могли бы принадлежать Гоголю.

Последние дни Гоголя были днями изнурительной борьбы, сомнений и переоценок, трагическим завершением того конфликта идей, которые привели его к взлету и падению.

Он признал поражение и поэтому ушел из жизни непокоренный. Но добро, сотворенное им, дало могучие побеги на мировом древе жизни.

Всю жизнь Гоголь стремился служить добру. В юношеских мечтах это представлялось реальной службой по охране закона. Рано расцветший литературный гений его вдохновлялся идеей законности и правопорядка, что должны были стоять на страже интересов простого человека. Увидев, как социальная машина способна растоптать человеческую душу, превратив своего подданного в «существователя», сознание которого не поднимается над уровнем повседневного бытия, он отчаянно бросился на защиту человеческой духовности, призывал к всеобщей любви как основе личности и общества. Громогласно раздались гоголевские обвинения общественному строю, немощно и наивно звучали его поучения. Казалось, было два Гоголя: страстный бунтарский правдолюбец и покорный проповедник.

Гоголь один. Трагичный в своих ошибках и великий в своей любви к людям. Примирения с действительностью не было ни в его смехе сквозь слезы, ни в утопической проповеди самоусовершенствования. Искренний призыв любви к человеку с исторической неизбежностью обернулся у его преемников полным неприятием того порядка, который он хотел наполнить человеческим содержанием. И этот же высокий гуманистический порыв его остался вечным предостережением потомкам: благо человечества - это благо конкретных людей, а не видимость отвлеченной идеи всеобщего добра.

«Гоголя нет на свете. Гоголь умер... Странные слова, не производящие обыкновенного впечатления, - писал спустя несколько дней после смерти писателя С.Т. Аксаков. - Умереть Гоголю вдруг нельзя: тело его предано земле, но дух вошел в нашу жизнь, особенно в жизнь молодого поколения. Много, очень много надобно времени, чтоб память о Гоголе потеряла свежесть; забыт, кажется мне, он никогда не будет».

В. ГОНЧАРУК.