Позвонила Анна Тихоновна Калашникова, как оказалось, давняя читательница «Тихоокеанской звезды».

- Пожалуйста, выслушайте меня, это так важно.

Увидела Анна Тихоновна в газете неделю назад письмо Вячеслава Ивановича Лабунского «Помогите доктору Евдокимову» и два дня не могла успокоиться, прошлое вдруг больно напомнило о себе.

- Все время плачу, - и голос в трубке начинает предательски дрожать.

- Я так хочу поговорить с Владимиром Петровичем, помочь, если надо. Он же спаситель мой.

В 1964 году Анна Тихоновна, в ту пору не перешагнувшая еще сорокалетний рубеж, тяжело заболела. Положили в 11-ю больницу: диагноз, как смертный приговор, - опухоль головного мозга. Надежды почти никакой. Но все же решили показать ее доктору Евдокимову, нейрохирургу 3-й больницы.

- Меня уже столько раз и столько врачей смотрело и до него, что вера моя была на исходе. Хоть кожа да кости остались, а все равно жалко себя.

В первый раз я его почти не запомнила, удивилась, помню, что врач, а хромает, это уж потом узнала, что протез у него. Осмотрел он меня, историю болезни внимательно почитал и ко мне обращается: «Ну что, будем делать операцию?». И врачам: «Выпишите ее из стационара, пусть дома побудет, от казенных харчей да белых халатов отойдет, а потом - сразу сюда, ко мне».

Потом, когда я уже у Владимира Петровича лежала, он каждый день подолгу говорил со мной. Вот однажды я ему и призналась: мол, больше всего волос на голове мне жаль, обстрижете, совсем страшная стану.

Никогда не забываю его слова: «Миленькая, да какая же ты красавица была (а у меня косы в ту пору были длинные да тяжелые, сразу в глаза бросались). Нет, мы все аккуратно сделаем, вы и не заметите ничего. Я лично за ваши косы отвечаю».

И так это он по-отцовски ласково да по-доброму говорил, что я ему доверилась целиком и полностью. Так и слышу его голос после операции: «Вы счастливой родились». Так и вижу, как он входит, прихрамывая, в палату, где его ждут и где на него молятся, как на Бога.

Почти сорок лет прошло с тех пор. Прожила Анна Тихоновна хорошую жизнь, о болезни давнишней и страшной забывать стала, да и верилось, что доктор Евдокимов далеко пошел с тех пор в карьере, высоко взлетел. А оказывается, вон оно как в жизни бывает.

- Я тут простудилась немного, - под конец говорит моя телефонная собеседница, - оклемаюсь и обязательно розыщу Владимира Петровича. Поеду обязательно. Потом, если позволите, еще раз вам позвоню, доложу, что и как...

О докторе Евдокимове в эти дни справлялись по телефону и другие люди, может, менее разговорчивые, но, судя по всему, имеющие к нему тоже какое-то свое личное отношение. Сокрушались, выражали готовность помочь, спрашивали, как найти его. Кое-кто даже просил походатайствовать перед мэрией, чтобы его именем назвали улицу или больницу и чтобы в почетные граждане Хабаровска занесли - это как бы сам Бог велел.

Вообще прошлая неделя была необычной по количеству звонков. Может, потому, что в том же номере газеты мы опубликовали и письмо А. Зиганшина из Хабаровского СИЗО №1 - «Поделись книгой с тюрьмой». Заголовок, конечно, наш, редакционный, но он логично вытекал из содержания просьбы этого человека, надо полагать, не такой уж простой судьбы, раз обмолвился, что «скоро снова уйдет в лагерь» и поэтому очень хочется ему «оставить посыл», т.е. помочь собрать библиотеку.

Звонить, узнавать детали народ стал с первого же дня.

- Читали в нашем отделе института письмо все, - сообщает не назвавший себя мужчина, - решили откликнуться. У одной сотрудницы на даче целая библиотека осталась от прежних хозяев. Готова передать ее. Хорошо бы только помочь ей транспортом. И другие коллеги охотно принесут из дома литературу.

- У меня есть подписки толстых журналов за несколько лет. В приличном вполне состоянии. Можно их приносить?

- Я через два дня уезжаю на месяц из Хабаровска. Если можно, приезжайте, книги я уже сложила в два ящика, - это приглашала к себе Н.В. Самойленко.

- Это точно, что книги передадут в СИЗО, а не куда-то в другое место? - настойчиво допытывался солидный голос. И получив утвердительный ответ, обещает: - Тогда я сам привезу их в редакцию.

Действительно, в пятницу кто-то привез несколько мешков художественной литературы в прекрасном состоянии и оставил в редакционном киоске выдачи газеты, не попросив взамен расписки и опять же не назвав себя.

И ведь вот что самое удивительное. За эти «горячие» дни начала благотворительной акции мне ни разу не довелось услышать слова осуждения по поводу того, что мы призвали поддержать людей, находящихся, в основном, в явном разногласии с законом и, что греха таить, с нашим с вами спокойствием. К тому же по стечению обстоятельств наши читатели развернули в последний месяц дискуссию по поводу моратория на смертную казнь, где сторонники крайней меры пока в большинстве.

Вот и не удивляйся после этого российскому человеку. Зная немного американцев, мне, например, трудно представить, чтобы кто-то таким вот образом откликался на письма, опубликованные газетой. И про доктора Евдокимова, и про СИЗО. Они бы действовали по закону: поставили бы вопрос где надо - вплоть до конгресса или сената. А русская душа - вся в порыве сострадания, жалости к обиженному и униженному.

...Кстати, книг нам передали за первые три дня около тысячи экземпляров. Имейте в виду, что акция продолжается, есть намерение расширить ее границы, но это зависит уже от вас.

Нина РИМШИНА.