В августе исполняется 70 лет приснопамятному сталинскому закону об охране социалистической собственности, получившему в народе название «семь-восемь» (принят 7.08.1932 года) или «о трех колосках». Он предусматривал ужесточение существовавшей в то время ответственности за хищение государственной, колхозной или кооперативной собственности - от длительного заключения и конфискации имущества до расстрела. Наряду с пресловутой пятьдесят восьмой статьей закон «о трех колосках», за хищение которых могли впаять фантастический срок, был призван пополнить ряды зэков-рабов, чьими руками возводилось «светлое социалистическое будущее». Но для его принятия существовала и другая веская причина.

Мой отец родился и вырос в семье крестьянина-середняка на Украине, в селе Зятковцы Винницкой области. Времена «великого перелома» - коллективизации - он запомнил подростком. Через год-другой после того, как обобществили землю и скот, а «куркулей» угнали неведомо куда, благодатная малороссийская земля перестала кормить крестьян. А к 1932 году разразился страшный голод. На чердаке отцовской хаты хранились запасы прошлогодних вылущенных кукурузных початков, которые из-за отсутствия дров использовали в качестве топлива для печи. Початки пришлось отвезти на мельницу, перемолоть в подобие муки и печь из нее лепешки, чтоб семья не погибла с голоду.

Потом началось и вовсе ужасное. Отец вспоминает, как он со сверстниками бегал к сельсовету - смотреть на содержавшуюся там пойманную людоедку. Женщина с малым ребенком на руках безжизненно сидела на лавке, а перед ней стояла сковорода с «жарким», которое она приготовила из второго своего дитяти.

Чтобы сохранить жизнь себе и своим близким, жители села, где прежде из-за отсутствия воришек ни одна дверь не запиралась на замок, тащили из колхоза все, что возможно. Так происходило по всей охваченной рукотворным бедствием стране и отнюдь не только в деревнях. Голод и сопутствующее ему воровство, как единственное средство выживания, и вызвали к жизни драконовский «колосковый» закон. Отец рассказывает, что одному из сельчан за кражу двух караваев хлеба впаяли пять лет лагерей, другому за полмешка зерна - 10 лет. А один случай запомнился особенно ярко. Мужик, растивший девятерых детей, в разгар голодухи увел из колхозного хлева быка, не исключено, своего собственного, «обобществленного» во время коллективизации. Быка он зарезал и накормил опухших домочадцев, но был немедленно арестован и законопачен аж на 25 лет. Нетрудно представить, что стало с семьей в отсутствие кормильца. Впрочем, такие «мелочи» не омрачали «созидательного энтузиазма» большевистских вождей.

С наступлением хрущевской «оттепели» многое изменилось. В 1960 году был принят новый Уголовный кодекс СССР, из которого исчезли статьи о «врагах народа» и прочие сталинские «ужастики». Но закон «семь-восемь» не входил в состав УК, а потому остался в силе и по усмотрению правоохранительных органов применялся вплоть до 70-х годов, особенно если речь шла об особо крупных хищениях. За три колоска, впрочем, сажать все же перестали. Но у тех, кто пострадал от «колоскового» закона, во время позднейших реабилитаций возникли проблемы. Жертвами политических репрессий их признать было как-то не с руки. Вот и ходили несчастные в «уголовниках» до самой перестройки. А иные и поныне не избавились от этого позорного клейма.

Статья 89 хрущевского УК за кражу государственного или общественного имущества предусматривала тоже немалые сроки. А хищения, совершенные должностными лицами в особо крупных размерах, карались вплоть до смертной казни. Но и времена, и советские люди уже явно изменились. И с наступлением эпохи, ныне именуемой «застоем», воровство в стране приобрело некие сюрреалистические очертания.

Простые советские граждане искренне не одобряли воровство - например, карманное или квартирное. Но при этом дружно тащили с производства все, что подвернется под руку. Помните знаменитую репризу Жванецкого: «Кто что охраняет, тот то и имеет!». Слово «несуны», стыдливый неологизм времен «развитого социализма», маскирующий под собой обычных расхитителей, звучал обличающе только в устах начальства, а в народе больше служил поводом для незлобивых шуток. Тащить государственное, то есть ничье, стало делом привычным: «Взял немножко - не воровство, а дележка!»

Народный контроль и милиция время от времени хватали кое-кого за «руку несущую». Не стоит идеализировать тогдашние подразделения БХСС, но нельзя не признать, что в них отбирали людей со специфическими способностями - отраслевых специалистов, аналитиков и «оперов» в одном лице. Не зря ведь вкрадчивое слово «бэхээсэс» вызывало настоящий трепет в определенных кругах и произносилось с характерным придыханием. Его «правопреемником» стал нынешний ОБЭП, к которому почему-то уже так не относятся.

О реальном соотношении расхищаемого в наши дни и сумм, возвращенных ОБЭПом, всерьез не хотят говорить даже сами сотрудники этой структуры. Неистребимый воровской промысел приобрел поистине всенародные масштабы. Не станем пережевывать состарившиеся сенсации наподобие махинаций в «Аэрофлоте» и других компаниях-гигантах. Уголовные дела по ним безрезультатно тянутся годами, а фигуранты благополучно загорают на берегах экзотических морей. Но и простой россиянин оказался не лыком шит. Вот, к примеру, термин «несуны» подзабылся, а сами они отнюдь не перевелись. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на скобяные ряды любого рынка. Откуда дровишки? А в Амурске вынесли, можно сказать, целый целлюлозно-картонный комбинат. Предприятие давно почило в бозе, оборудование с него вывозили автокараванами и нередко помимо всяких актов и ведомостей. Потом территорию обнесли «колючкой», поставили вооруженную милицейскую охрану. И сюжет жутковатой повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» воплотился в жизнь. Немедленно появились местные сталкеры и пошли в «Зону» за «хабаром» - оставшимся цветным металлом, отделочными материалами, запчастями. Кое-кто, подобно персонажам повести, поплатился здоровьем и даже жизнью. Оперативник, с которым мы отправились на экскурсию в комбинатовскую «зону», в одном из одичавших цехов показал провал в полу и объяснил, что в нем гробанулся незадачливый сталкер.

Высокопоставленный работник Хабаровской крайпрокуратуры на вопрос корреспондента, как сейчас государство охраняет свою собственность и собственность своих граждан, ответил коротко: «А никак». Живем по принципу: спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Железные двери и решетки на окнах у обычных людей; хитроумные сигнализации и секьюрити у богатых. Кражи - наименее раскрываемый вид преступлений. А единственной ощутимой реакцией государства на это стало положение нового УПК, объявляющее воровство на сумму менее 2250 рублей административным правонарушением. Как тут не вспомнить указы и постановления советской власти, боровшейся с воровством не посредством статистических «пируэтов».

Статья 158 нового УК РФ за кражу любых видов собственности предусматривает наказание в виде лишения свободы аж до 10 лет. Но равенство перед законом было и остается понятием относительным. Почти по Оруэллу: «Все животные равны, но некоторые равнее». Но главная беда, пожалуй, не в самом воровстве. Занимаясь темой преподавательских поборов на вступительных экзаменах в хабаровские вузы, автор этих строк поделился впечатлениями со своим знакомым, человеком интеллигентным, ни к какому мздоимству не причастным. Тот пожал плечами.

- И что такого? Зарплата у преподавателей грошовая. Как на нее проживешь? А на экзаменах, как говорится, день год кормит. И вообще, чего ты кипятишься?! Все воруют, а они что, не люди?

Чукча из анекдота непременно бы философски заметил: менталитет, однако. И этот самый менталитет порой сильнее всяких писаных правил. Вздумай сегодня кто-то вновь вводить «колосковые» законы и удобрять вечную мерзлоту расхитителями, у него, пожалуй, ничего бы не вышло. Потому что законы эти, подобно многим другим, гораздо более цивилизованным и полезным, могли бы попросту забуксовать в трясине нынешней коррупции и испорченного общественного сознания.

К. ГАВРИЛЮК.