Жертвы ГКЧП

События, которые вошли в историю нашей страны под названием «августовского путча», «попытки государственного переворота» или просто ГКЧП, не обошлись без жертв.

Трагедия в тоннеле

В ночь с 20 на 21 августа 1991 года в подземном транспортном тоннеле на пересечении Калининского проспекта (ныне улица Новый Арбат) и Садового кольца погибли три молодых москвича: Дмитрий Комарь, Владимир Усов и Илья Кричевский. Их смерть была следствием драматически сложившихся обстоятельств, и прокуратуры как Москвы, так и Российской Федерации, внимательно изучавшие ход событий в подземном тоннеле, не нашли ни в действиях военных, ни в действиях гражданских лиц состава преступления.

Еще вечером полк в составе 50 БМП получил приказ от начальника штаба Московского военного округа организовать патрулирование на въездах с Садового кольца в центр Москвы с целью «не допустить провоза в город огнестрельного оружия, взрывчатых веществ, боеприпасов». В 23 часа 20 августа полк вышел к площади Маяковского. Отсюда батальон под командованием С. Суровкина и направился в сторону Калининского проспекта. Уже при въезде в тоннель БМП ждала преграда - поперек дороги стояли пустые троллейбусы. Бронетехника обошла их справа. Но при выходе из тоннеля собравшаяся вокруг возбужденная толпа сумела почти полностью перегородить дорогу как вперед, так и назад. На появившиеся из тоннеля БМП обрушился град камней, кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью. Но в БМП имелся боезапас, и в случае его взрыва последствия могли быть очень тяжелыми. Суровкин дал приказ своим машинам прорвать баррикаду и двигаться вперед. Но несколько москвичей попытались остановить боевую колонну, прыгнув на башни БМП и пытаясь прикрыть брезентом смотровые щели. Все это в конечном счете и привело к трагедии. Было понятно возбуждение москвичей.

Все ждали именно в эту ночь штурма «Белого дома», и штаб обороны решил оборонять его и на «дальних» подступах. Но были понятны и действия экипажей БМП, которые выполняли приказ и были вынуждены прибегнуть даже к предупредительным выстрелам. Как говорилось в акте проведенной позднее военно-уставной экспертизы: «...Офицеры и личный состав действовали в соответствии с ранее разработанными планами, приказами и распоряжениями своих командиров и старших начальников». Приказа на штурм «Белого дома» в эту ночь не поступило, и утром 21 августа войска начали покидать Москву. Среди множества факторов, которые удержали Г. Янаева, В. Крючкова и Д. Язова от попытки штурмовать «Белый дом», была, по их собственному признанию, и трагедия, о которой говорилось выше.

Смерть министра

Борис Карлович Пуго был назначен на пост министра внутренних дел СССР в декабре 1990 года, и вскоре ему было присвоено звание генерал-полковника. В течение трех лет Б. Пуго был председателем Центральной контрольной комиссии КПСС. Перед этим он был первым секретарем ЦК Компартии Латвии, а еще раньше председателем КГБ Латвии. Я познакомился с Б. Пуго еще в конце 1989 года, когда мне было поручено возглавить одну из следственных комиссий Съезда народных депутатов СССР. Пуго производил впечатление человека чрезвычайно пунктуального и порядочного, но несколько нервного и крайне чуткого к умалению роли тех органов партийной власти. В это время уже мало кто боялся партийных взысканий и исключений из партии, и оскорбления в адрес «партийных бюрократов» звучали со страниц печати даже чаще и резче, чем в адрес «грубых и тупых генералов».

Еще 18 августа Б. Пуго отдыхал в Крыму, но вечером того же дня он прилетел в Москву и без колебаний вошел в состав ГКЧП, хотя и не был здесь ведущей фигурой.

Поражение ГКЧП определилось уже днем 21 августа, и прокуратура России объявила, что все участники ГКЧП будут привлечены к ответственности. Вернувшись к себе домой, Б. Пуго обнаружил, что все правительственные телефоны у него отключены. Он поднялся с женой Валентиной Ивановной в квартиру к сыну Вадиму, инженеру, чтобы попрощаться с ним и невесткой. Еще раньше Валентина Ивановна спрашивала мужа, где у них в доме спрятано оружие, она не будет ни минуты жить без него.

Утром 22 августа в 9 часов Б. Пуго позвонил своим заместителям и спросил: как идут дела? На вопрос: будет ли министр сегодня на службе, Пуго ответил вопросом: а зачем? Очень скоро по тому же городскому телефону Пуго позвонили из российского КГБ: «Нельзя ли встретиться?». Он пригласил звонивших к себе.

Дверь открыл тесть 54-летнего Б.К. Пуго. «У нас несчастье, - сказал старик. - Проходите». Министр лежал на кровати в верхней одежде. Он выстрелил себе в висок. У другой кровати находилась его жена, у нее была рана на голове, но она была еще жива и умерла в больнице. Похороны супругов Пуго прошли в Москве почти незаметно.

Смерть маршала

Всего через два дня утром 24 августа в своем служебном кабинете в доме №1 Московского Кремля покончил с собой маршал Советского Союза Сергей Федорович Ахромеев, занимавший пост советника президента М. Горбачева по военным делам. У Ахромеева не было под рукой оружия, но он уже не мог и не хотел ждать. Он повесился, использовав скрученную вдвое нейлоновую веревку, один конец которой он прикрепил к массивной медной ручке высокой оконной рамы. Свою секретаршу Ахромеев, видимо, отпустил домой, и его тело обнаружил лишь поздно вечером дежурный офицер из охраны Кремля, который должен был обойти все вверенные ему помещения. На столе маршала было несколько записок от руки - к родным и близким, с просьбой отдать его долги в кремлевской столовой, и деньги лежали рядом. Отдельно лежала записка с объяснением его поступка. «Я не могу жить, когда моя Родина погибает и разрушается все то, что я считал смыслом моей жизни. Мой возраст и вся моя жизнь дают мне право уйти. Я боролся до последнего».

Ахромеев не был членом ГКЧП, он узнал о создании этого комитета утром 19 августа, когда был с женой и внуками на отдыхе в Сочи. Он решил вернуться в Москву, оставив родных в сочинском санатории. В Кремле маршал Ахромеев был уже вечером 19 августа и в 22 часа он встретился с вице-президентом Г. Янаевым. Ахромеев сказал, что он поддерживает обращение ГКЧП и готов помогать.

Ночь он провел на своей даче, где жила также его младшая дочь Наталья со своей семьей. Весь день 20 августа Ахромеев работал в штабе ГКЧП, собирая информацию о военно-политической обстановке в стране. Это было в здании Министерства обороны СССР. Ночевать поздно вечером он отправился в свой кабинет в Кремль, распорядившись поставить ему там раскладушку, позвонив дочери и в Сочи - жене Тамаре Васильевне.

Назавтра маршал отправился в Кремль в 9 часов утра, обещал вечером погулять с внучками. Уже из Кремля говорил с Татьяной о встрече матери, она возвращалась в Москву в 3 часа дня. Но уже через час после этого разговора Ахромеев был мертв. Как можно судить по запискам, маршал думал о самоубийстве уже 23 августа, но были какие-то колебания. Но именно утром 24 августа по радио и телевидению было передано заявление М. Горбачева о сложении с себя полномочий Генерального секретаря ЦК КПСС, а также его призыв о самороспуске ЦК КПСС. Некоторые из друзей Сергея Федоровича считали, что именно это стало последней каплей - слишком необычным для военного был избранный им способ самоубийства.

Ни президент страны, ни новый министр обороны СССР Евгений Шапошников не выразили по поводу смерти Ахромеева никаких соболезнований. Наибольшее внимание к судьбе покойного маршала проявил американский адмирал У. Крау, бывший председатель Комитета начальников штабов США, который провел много времени с Ахромеевым на разного рода переговорах по военным вопросам и проникся к нему глубоким уважением. Именно адмирал Крау написал первый большой некролог, посвященный маршалу Ахромееву и опубликованный в сентябре 1991 года в американском журнале «Тайм». «Маршал Сергей Ахромеев, - писал Крау, - был моим другом. При всем своем великом патриотизме и преданности партии Ахромеев был современным человеком, который понимал, что многое в его стране было ошибкой, и многое должно быть изменено...»

Самоубийство в Плотниковом переулке

Рано утром 26 августа 1991 года на тротуаре близ входа в один из подъездов элитного дома № 13 по Плотникову переулку, в котором жили только самые ответственные работники ЦК КПСС, некоторые министры, было обнаружено тело Николая Ефимовича Кручины, члена ЦК КПСС и управляющего делами ЦК КПСС. Его квартира находилась в этом же доме - на пятом этаже. Н. Кручина был мертв, и первый же осмотр тела и кабинета покойного показывал, что он решил добровольно уйти из жизни. Его жена и младший сын находились в квартире, и все то, что им сообщили в 6 часов утра, было для них страшной неожиданностью. Когда они ложились спать, их муж и отец находился еще в своем кабинете, приводя в порядок бумаги. Они знали, что вернувшийся из Фороса Горбачев велел Кручине привести в порядок все дела и, в частности, немедленно выплатить заработную плату всем работникам партийного аппарата и привести в порядок их трудовые книжки. Кручина не смог этого сделать: большое 6-этажное здание Управления делами ЦК КПСС на Старой площади было вечером того же дня захвачено «демократами», а 24 августа опечатано Прокуратурой РСФСР. Многие досье из служебного кабинета самого Кручины в том числе и все то, что касалось коммерческой деятельности КПСС за последние несколько лет, находились уже у Генерального прокурора Российской Федерации Валентина Степанкова. Начинались допросы арестованных членов ГКЧП, допросов мог ждать и Н. Кручина.

Были обнаружены почти сразу же и две предсмертные записки Кручины. Одна из них лежала на журнальном столике в холле квартиры. Другая, более подробная, находилась при умершем, ее обнаружили в больнице при осмотре. «Я не предатель и не заговорщик, - писал Кручина. - Но я боюсь». Николай Ефимович писал о своей преданности Горбачеву. Его совесть чиста, и он просит сообщить об этом народу. Он сожалел лишь о том, что подписал распоряжение «об охране этих секретарей». Вероятнее всего, он имел в виду членов ГКЧП - Управление делами ЦК КПСС взяло на свое обслуживание и часть членов ГКЧП, для других в этом не было необходимости.

Самоубийство Н. Кручины вызвало множество домыслов, был выпущен на экран плохой детективный фильм, в котором речь идет об убийстве главного хозяйственника и финансиста партии, чтобы укрыть «золото партии». Человека с похожим именем выбрасывают с балкона дома ЦК, но на 9-м этаже. Ничего даже похожего на эти домыслы не было обнаружено при реальном и достаточно тщательном следствии. В отличие от случаев с Б. Пуго и С. Ахромеевым, все помещения, в которых жил, отдыхал и работал Н. Кручина, были тщательно обысканы. Квартира в Плотниковом переулке была подвергнута особенно тщательному обыску, которым руководили три следователя по особо важным делам из Прокуратуры СССР в присутствии прокурора Ленинского района Москвы. Никаких следов пребывания в квартире Н. Кручины посторонних лиц не было обнаружено. Не было обнаружено и следов уничтожения каких-либо бумаг или документов.

Хозяйство, которым ведал и которым распоряжался Н.Е. Кручина, было, конечно, огромным. Здесь были тысячи служебных и жилых зданий, тысячи дач, машин, лечебных учреждений. В партийном хозяйстве имелось около 200 издательств, а финансовая деятельность ЦК КПСС строилась далеко не только за счет членских взносов партии. КПСС осуществляла немалую финансовую помощь многим зарубежным компартиям. Об этом можно говорить очень много, и у Кручины были основания ждать многих неприятных допросов не только по делу о ГКЧП. Однако личная репутация Н. Кручины считалась в ЦК КПСС безупречной.

* * *

Жертв ГКЧП было немного, но они оказались символичными. Н. Кручина представлял партию, С. Ахромеев - армию, Б. Пуго - МВД и КГБ. Молодые защитники «Белого дома», которых хоронили 24 августа, а их было также трое, представляли новую российскую демократию. Она пришла к нам с множеством недостатков и пороков, но не разделила все же общество на «белых» и «красных».

Рой МЕДВЕДЕВ. (Специально для «Тихоокеанской звезды»).