Когда-то в Ленинграде, в Русском музее я пристально вглядывался в шедевры мастеров российской живописи, но дольше всего задержался у картины И. Айвазовского «Девятый вал». Стоял перед ней несколько минут.

Женщина-смотритель даже поставила передо мной стул, пожалела: «Устали, наверное?». Усталости я не чувствовал, потому что картина заставляла восторгаться мастерским подбором красок, изображающих морские волны. Казалось, что от самого полотна веет тонким запахом, присущим только волнам моря. А еще потому, что в образах мелких человеческих фигур, молящих Бога о помощи, цепляющихся за сломанную корабельную мачту, я видел обыкновенное людское горе, человеческую слабость перед грозными силами буйной стихии. Сейчас я бы сравнил безудержную силу девятого вала с ледником смерти в Кармадонском ущелье.

Чувство умиротворенности, удивительного душевного покоя оставило полотно А. Куинджи «Ночь на Днепре».

Вот так, заранее настроенный воспоминаниями о шедеврах академической живописи, входил я в художественный музей Хабаровска, что на улице Шевченко, 7. Там, на втором этаже экспонировались работы уже признанного художника-графика Олега Яхнина, коренного дальневосточника, ныне живущего в Петербурге. Спрашивал себя, а какими чувствами облагородит меня эта выставка художника, о котором уже достаточно много сообщали газеты, радио, телевидение. И вот теперь она передо мной, рядовым посетителем, пожелавшим познакомиться с творчеством этого далеко не рядового художника.

Пожалуй, редкий посетитель не удивится, что художник не обошел вниманием самого себя. На очень многих картинах вижу его самого с широко раскрытыми глазами, мохнатого, заросшего мощной бородой. По-разному он смотрит на людей. Где-то с плохо скрываемой насмешкой, где-то с болезненной тоской, где-то совсем легкомысленно, где-то строго, с вопросом: «Поглядите, какой я?». Но нет ни одного автопортрета, с которого бы Олег Яхнин улыбался людям. Что ж, видимо, характер такой у художника, неласковый.

Впрочем, и другие работы в большинстве своем горько безрадостные. Вот четыре из них посвящены Марии Стюарт, женщине, чья жизнь полна трагизма, взлетов, падений. Искусство не прошло мимо нее. О ней написаны поэмы, трагедии, романы. И вот теперь художник обратился к ее трагедии и смерти на плахе под топором палача. Но кто в состоянии понять эти женские фигуры, увитые множеством веревок, узлов, петель? Кто поймет эти копии человеческих профилей, голодного обывателя с батоном в руке и где-то далеко-далеко церковный крест в соседстве с мрачным силуэтом королевского замка? Что он хотел сказать об этой женщине, которая без малого двадцать лет провела в заточении, женщине, познавшей страсть любви и ненависти, принявшей смерть как избавление от житейских и душевных мук? Не знаю. Крайне трудно вообразить себе, что может означать это невероятное нагромождение предметов и явлений, порой несовместимых. Во всяком случае понятно одно: оптимизмом здесь и не пахнет. И как быть зрителю, который ничего не читал о Марии Стюарт?

Или как прикажете понимать триптих «Механизмы»? Словами передать это невозможно. Впечатление одно: жизнь наша сродни этим механизмам, перемалывающим человеческую сущность в нечто невообразимое.

Нельзя было оставить без внимания картину «Старость». Двое за пустым столом. Похоже, супруги. Выцветшие глаза мужчины, седые космы на голове и босые ноги в домашних тапочках противостоят лукавым глазам жены. О чем она думает? Грустно...

Есть и улыбки на выставке. Это дружеские шаржи художника на своих собратьев по искусству. Да, пожалуй, и все. Остальное навевает тоску, потому что ни одна работа не воспринимается сразу. Без помощи экскурсовода не обойтись. Да и кто их поймет, таких художников не от мира сего, предлагающих нам причудливо-искаженные сочетания и сращения настоящих и выдуманных предметов? Наверное, не случайно в вестибюле музея поставлена картина, на которой изображен Олег Яхнин (опять автопортрет!) в окружении двух химер, чудовищ. Одно из них будто обнимает художника и глядит на посетителя враждебно, открытый зев его будто говорит: «Вы будете ругать меня. Ну и ругайте, а я все равно должен найти себя и, похоже, нашел». Другое чудовище с ласковыми глазами глядит на Яхнина: успокойся, всё будет хорошо.

Чего же хочет Олег Яхнин? По словам сотрудников музея, в этот зал зрители шли тоненьким ручейком, грозя вот-вот совсем иссякнуть.

Яхнин принадлежит к тем художникам, которые не хотят идти путем, уже пройденным до них. Ищут свое. Классическая живопись реалистов - это что-то вроде широкого городского проспекта, от которого идут переулки, ответвления, в которых нашли свое место и дадаисты, и сюрреалисты, и импрессионисты. А чтобы понимать, принимать их или отвергать, нужна соответствующая подготовка, которой у многих из нас нет.

Выставка названа многозначительно: «Кредо». В переводе на наш родной язык - «верую». Во что же верит Олег Яхнин? Перед входом в зал с правой стороны помещены три крупных портрета, выполненные Яхниным, - Достоевского, Иисуса Христа, больше похожего на Зевса с глазами самого художника, и Пушкина. Не тут ли кроется вера художника: «Во мне пока что мало света и радости, но я верю, что люди будут жить по заветам Христа, и тогда они будут так же любить жизнь и радоваться ей, как жил и творил Александр Сергеевич».

Что же касается чувств, вызванных творческими изысками Олега Яхнина, то одно появилось. Увиденное заставило думать.

В. ИЗМАЙЛОВ.