Наша справка:

26 июля 2002 года. В Саранске на мемориальном кладбище неизвестные пытались похитить надгробный памятник на могиле всемирно известного скульптора Эрьзи.

4 августа 2002 года. В Санкт-Петербурге на Серафимовском кладбище на Аллее Героев неизвестные разрушили около 40 надгробий.

В конце сентября 2002 года (точная дата устанавливается) в селе Лермонтовка Бикинского района Хабаровского края злоумышленники сломали и повалили надгробные памятники на 30 могилах.

(По сообщениям средств массовой информации).

Четвертого сентября был сороковой день, как погибла Наталья Кулинченко. Родные, близкие, друзья, хотя день был и будним, решили не отступать от православной традиции и собраться после работы у ее могилы в 53-м секторе Хабаровского кладбища, помянуть. Горечь утраты была для всех еще слишком острой, поэтому, тихо поздоровавшись друг с другом, замолкали, словно боясь оскорбить умершую неосторожным громким словом или неуместным оживлением.

И вдруг тишину погоста взорвал какой-то оглушительный грохот. Все недоуменно и испуганно переглянулись, не понимая, что такое могло случиться на кладбище в седьмом часу вечера.

Первым опомнился Олег: «Памятники громят!» - и бросился бежать в ту сторону, откуда раздался грохот. За Олегом сорвался Женя, муж погибшей Натальи, за ним - его друг Сергей. Через минуту все услышали крик: «Сволочи, что же вы делаете?».

Трое мужиков с кувалдой, молотками, стамесками сбивали с памятников таблички, фотографии, уродуя их. Увидев людей, двое вандалов схватили увесистый мешок и скрылись из виду в гуще оград, могил и деревьев. Третий, подняв над головой кувалду, пригрозил: «Только приблизьтесь еще хоть на шаг, зашибу, здесь и останетесь лежать», - и, воспользовавшись растерянностью неожиданных свидетелей, через минуту-другую тоже скрылся с места происшествия.

Проследить дальнейший путь погромщиков можно было бы, окажись хоть у кого-то под рукой автомобиль. Увы... да сразу-то никто и не подумал о погоне, настолько все были шокированы и потрясены.

Светлана Яковлевна Симонова, рассказавшая нам об этом в своем письме, не удержалась в конце от риторических вопросов: «Что же случилось с нами? Почему мы смирились и живем в такой дикости? Почему одни чудовища крушат святая святых, а другие чудовища наживаются на этом? Кто они, те, которые принимают таблички, фотографии, могильное литье из цветного металла? Почему у них руки не дрожат и глаза не слепнут принимать все это? Они что - все без роду и племени? И почему никак не реагируют правоохранительные органы? Есть ли вообще они в нашей стране?».

Не будем упрекать Светлану Яковлевну за, может быть, и излишние эмоции, переполняющие каждую ее строчку. Вполне вероятно, что отныне посещение последнего приюта дорогих ее сердцу людей станет нелегким испытанием и нервов, и психики, и душевного равновесия. Я, например, знаю многих людей, которые давно отказались ходить вечером на кладбище - слишком уж много там расплодилось неясных теней, которые так и норовят вылезти чуть ли не из-под каждого куста.

Так или иначе, но за ответами на вопросы, поставленные нашей читательницей, мы отправились к руководству кладбища в дневное время.

Владимир Петрович Сугробов, директор Хабаровского спецкомбината, едва узнав о причине нашего появления, отреагировал моментально:

- А знает ли уважаемая «Тихо-океанская звезда», что постановлением мэра города Хабаровска все памятники на могилах - это собственность граждан, их установивших, значит, сами они полностью и отвечают за их сохранность и восстановление?

- Предположим, что слышать об этом нам доводилось, - ответили мы. - А вот реально представить, что в таком огромном «городе мертвых» никто вообще не следит за порядком, нам трудно.

- А это смотря за каким порядком, - не снижая взятого полемического тона, возразил Сугробов. - Все, что нам положено, мы делаем. Только одного металлолома собираем, утилизируем и сдаем во Вторчермет за год не менее 80 тонн. - Заметив наше откровенное удивление, пояснил: - Да не тот, не тот металл имеется в виду, а старые, выброшенные хозяевами, хорошо, если в места, специально отведенные для этого, а то ведь чаще всего на соседние захоронения, - не удержался от попутного замечания работающий здесь не первый десяток лет Сугробов. - Так вот, повторяю, старые, выброшенные железные памятники, оградки, кресты и тому подобное.

- Значит, и про случаи вандализма на кладбище тоже хорошо знаете?

- Ну, а почему не знать? Во-первых, у нас хоть и небольшая, но охрана все-таки есть, на самом комбинате, разумеется. Кладбище - за забором, услышать и увидеть при желании многое можно. Конечно, у нас нет возможности обходить ночами всю территорию или при обнаружении искореженного надгробия тут же бросаться на поиски родственников или заявлять в милицию. Это обязанность самих граждан.

- Но ведь можно же тогда заключать договор на охрану могил...

- Кто и с кем будет заключать? С нами? Это какие же деньги, какой штат нужно, чтобы только обходить ночью территорию кладбища? Совершенно нереальная идея. Да и одни, как вы понимаете, лежат в земле чуть ли не с начала века, поди уж и родственников-то не осталось, другие захоронены вот-вот. Как здесь считать затраты по справедливости? Нет, договорная система если и возможна, то только не на общедоступном кладбище, а, скажем, на каком-то мемориальном.

Что же касается милиции, то мы работаем с ней в самом тесном контакте. Надо отдать должное руководству города, которое делает очень многое, чтобы в дни религиозных, народных праздников был обеспечен порядок на кладбище. В тот же Родительский день, например.

- Но мы ведь о буднях больше говорим. У вас нет ощущения, что существуют специальные группы кладбищенских «металлистов»?

- Нет, потому что, слава Богу, у нас нет системы в вандализме. Есть отдельные хулиганские проявления.

Позже это же утверждал и.о. начальника 3-го ГОМ районного управления Железнодорожной милиции Андрей Тютрин. И из всех «громких дел» в последние годы он сумел вспомнить надругательство над могильной скульптурой дальневосточного писателя Александра Грачева и разорение памятных знаков на японском кладбище. В обоих случаях вандалами оказались молодые люди 18-20 лет, которые заявили, что пошли на это, так как нуждались в средствах. Естественно, не работающие нигде и утверждавшие, что не могли нигде устроиться. Если говорить о статистике раскрываемости таких преступлений, то, по утверждению Андрея Тютрина, соотношение здесь 50 на 50. Затрудняет поиски разрыв в сроках самого преступления и подачи заявления.

- Вот у меня заявление лежит от некой гражданки Икс. Прошло более полугода, как она в последний раз посещала могилу родственника. Сейчас пришла - памятник искорежен. Она к нам. Когда совершено надругательство, сказать не может. Будем, естественно, заниматься, свои методы, каналы, источники у нас есть. Когда-нибудь да выплывет преступник. Правда, с новым УПК все стало намного сложнее, если не безнадежнее.

- Сегодня поймали «отморозка», - комментирует ситуацию Сугробов, - через день-два вижу - снова на свободе, ошивается где-то рядом. Спасибо господам депутатам, которые приняли такой кодекс. И руководство страны не понимаю - видно, кому-то очень нужно не закрывать все частные приемные пункты цветмета. Прикрыли бы - и проблема сама по себе исчезла.

А вообще, по глубокому убеждению обоих собеседников, средствам массовой информации надо писать больше об общечеловеческих ценностях - о добре и зле, высоком и низком, о нравственном и безнравственном...

- Еду на днях со своего садового участка, - рассказал Сугробов, - на выезде замечаю: прямо у дороги сидит связанный человек. На груди плакатик незатейливый - «Я дачный вор». Это, говорят, казаки-сторожа устроили показательный процесс. Можно и так ведь бороться...

Можно-то можно, если совесть позволяет. Вот только вряд ли самосуд может остановить вандалов.

Наша справка:

Разрушительные действия группой лиц по предварительному сговору на почве национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды в отношении скульптурного, архитектурного сооружения, посвященного борьбе с фашизмом или жертвам фашизма, либо мест захоронения участников борьбы с фашизмом с применением насилия или с угрозой его применения, наказываются ограничением свободы на срок до трех лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до трех лет.

Закон, как видим, суров. Жаль, что в жизни его «карающий меч» редко зависает над головами преступников.