Понятых искать труднее, чем преступников

В минувшее воскресенье следственные органы России отметили свое 40-летие.

«Место встречи изменить нельзя», «Следствие ведут знатоки» и еще целая плеяда жанровых фильмов окутали профессию следователя неким романтическим ореолом. Она по-прежнему престижна. Только романтики в ней мало, зато хватает напряженной ежедневной работы. Об этом и о многом другом корреспондент «Тихоокеанской звезды» беседует с начальником отделения по расследованию организованной преступной деятельности в сфере незаконного оборота наркотиков Дальневосточного УВД на транспорте Владимиром Чесноковым.

- Владимир Вениаминович, как вообще люди становятся следователями?

- Сначала я юридического образования не имел, а имел техническое - хабаровский «политен». Как попал в систему... Может, что-то потянуло. Определили меня оперативным уполномоченным на Второй Хабаровск, потом было дознание. А в 1990 году стал следователем. Тогда же заочно окончил юрфак.

При расследовании дел, связанных с преступлениями на транспорте, существует своя специфика. Мы практически не ограничены расстоянием. Преступление случилось, к примеру, во Владивостоке, а закончилось на станции Хабаровск-II. Начинаем расследовать и в итоге катаемся по всему Дальнему Востоку. И не только.

- Приведите пример.

- Легко. В 1995 году я распутывал одно из первых мошенничеств, тип которых потом очень распространился. Некая красноярская фирма решила «кинуть» ДВЖД. По подложным документам они определили для доставки в Хабаровск контейнер с микросхемами, заключили договор на перевозку. На самом деле в контейнере были макулатура и кирпичи. Сумма договора - 1 миллиард рублей, неденоминированных. Груз доставили в Хабаровск. Забирать его не спешили. Потом, опять же по поддельным документам, контейнер вывезли. Как только он убыл в неизвестном направлении, нарисовывается представитель получателя и говорит: выдайте мне мой груз. Груза, само собой, уже нет. Он предъявляет претензию к ДВЖД и требует компенсации. Формально он был прав, и деньги ему наверняка бы выплатили. Но подключились мы. Людей - участников аферы - пришлось собирать в Красноярске, Якутии, Норильске. Преступление раскрыли, они были осуждены.

- Не секрет, что железная дорога - основная магистраль перевозки наркотиков, а Хабаровск является одним из крупнейших в стране перевалочным пунктом наркокурьеров. Недавно вот задержали аж 60 килограммов опия. Куда мы катимся?

- Действительно, куда? Буквально три года назад при задержании курьеров счет изъятых наркотиков шел на килограммы. Сегодня - на десятки килограммов. Взять хотя бы этот случай. Три большие сумки и рюкзак. Везли трое. Установлено, что за эту доставку им было обещано по 15 тысяч рублей. При этом примерная оптовая цена данной партии составляет порядка 500 тысяч долларов. Соизмеримо? Конечно, нет. Просто отправители зелья могут позволить себе потерять такие деньги. Они отправят четыре, пять таких групп, две из них задержит милиция, но две-то доедут. Представляете, какие в этом криминальном бизнесе крутятся деньги?

- А можете сказать прямо: есть в Хабаровском крае наркомафия или нет?

- Нет такого юридического понятия «мафия». Организованная преступность есть. И это она держит здесь рынок наркотиков. Причем разделен этот рынок не территориально, а по видам наркотиков. Например, цыгане традиционно занимаются опиумом. Это самая сложная этническая группировка. Проиллюстрирую примером. Проводили обыск в доме одной цыганской семьи. Зашли, показали ордер. На тот момент в хате были женщина и ребенок. Наркотики, расфасованные в пакетики, находились как раз у этого ребенка. Когда он нас увидел, рот раскрыл, пакетики и посыпались из-под одежды на пол. Мать тут же на чистейшем русском языке заявляет: то, что упало, добровольно выдаю, больше ничего нет. Затем в процессе обыска вскрываем тайник с зельем. Составляем протокол. Позже на суде адвокат заявляет: она, мол, русский язык знает плохо, неправильно поняла следователя. Дело разваливается. Спрашивается, где взять адвоката, говорящего по-цыгански? У них и языка-то как такового нет, так - солянка из разных жаргонов, диалектов, заимствований. Нет у них и письменности - показания не возьмешь. Они этим безбожно пользуются.

- С принятием нового Уголовно-процессуального кодекса легче стало работать?

- Я бы так не сказал. Понимаете, новый УПК рассчитан на законопослушных граждан и, если так можно сказать, на законопослушных преступников. Попробовал бы какой-нибудь бельгиец или швед по повестке в суд не явиться. Там это святое. У нас же такие факты сплошь и рядом. Или такой пример: нужны два понятых для обыска. Днем с огнем не сыщешь! Даже на центральной улице в час пик... Все отказываются. Новый УПК серьезно усложнил реализацию всех правовых норм.

Макс МОЛОТОВ.