25 апреля в Дальневосточном художественном музее открылась персональная выставка хабаровского художника Александра Красного.

В Хабаровске, городе далеко не артистическом, имя Александра Красного все же на слуху. Уже сама фамилия этого заметного персонажа творческих тусовок местного масштаба дает его биографам повод для различного рода словесных кульбитов: красный, красота, краски... Игра слов здесь счастливо совпадает с игрой судьбы: профессия Александра Красного - художник. И он совершенно твердо уверен, что история его творчества уже пишется. Кем-то там, наверху. Поэтому, к слову, упомянутым земным биографам остается самая неблагодарная и «черная» работа - попытаться разграничить в творчестве Красного правду и вымысел, отделить очевидное от невероятного, что в сфере искусства сделать практически невозможно.

По своей природе, природе художника, он - фантазер, импровизатор, романтик, артист. Смело переступающий через границы условностей и времени, через возможности реального мира, вплотную приближаясь к идолам минувших эпох. И хотя после всего этого между Сашей Красным и, к примеру, Сашей Черным продолжает оставаться известная разница в весовых категориях и столь же огромная дистанция, как между Риной Зеленой и Green Peace’ом, в самой живописи Саши Красного нельзя не увидеть его подлинного интереса к природе искусства. Как нельзя не отдать должного настойчивому стремлению хабаровского художника к постижению смысла жизни и сути творчества.

Красный не воспроизводит действительность, а сочиняет собственную реальность, точнее ирреальность. Еще точнее - свои миры: фантастические и причудливые, населенные виртуальными существами, похоже, когда-то уже виденными, но уже достаточно забытыми. Здесь и сонные каменные лики-громады («Остров»), словно выплывшие из древних преданий «Калевалы», и некие существа из параллельного мира, родные братья марсиан «от Брэдбэри». Иногда в его холстах больше остроумия, чем художественного видения («Аппетит»), хотя в отдельных работах автору удается достичь желаемого: высечь из зрителя искру ассоциации («Вспомнить Японию»).

Этот художник создает свои живописные миры из обрывков снов, из реминисценций причудливых спектаклей Дали, помноженных на таинственные видения Чюрлениса. От слова «мир» в мирах Красного осталась лишь звуковая оболочка: их живописное пространство не только несет в себе загадку, но и энергетическую угрозу, скрытое предостережение. В его «изумрудных лесах» не щебечут птицы, а с каналов «Венеции» не доносятся песни гондольеров. Сама цветовая палитра его миров слабо ассоциируется с наличием в них жизни. Холодное, стылое сине-зеленое пространство гасит даже редкие вспышки теплых, золотисто-охристых пятен, из которых сочленяются причудливые формы «говорящих грибов» и «яиц Фаберже».

В самой его живописи чистого красного цвета отнюдь не много. Таковой скорее просматривается, едва сквозит или угадывается в палитре холстов. Художник словно опасается коварства этой краски, которая действительно может многое - передать влажную алость рассвета или терпкое «бордо» молодого вина, стать банальным красным пятном или настоящим эмоциональным ожогом. Быть может, еще и потому он столь осторожен с цветом: все его эксперименты смещены в сторону формо-творчества.

Порой работы Красного наглядно иллюстрируют хорошо известную аксиому: все в жизни движется по кругу. Действительно, новое, открываемое художником, оказывается вдруг хорошо забытым старым, лишь немного измененным с учетом вкусов современной публики. Так, во всяком случае, полагает художник, помогая рождению все новых и новых образов, где вдруг неслучайно проявится то добродушный взгляд хоббита, то злобная гримаса гоблина.

Александр Красный - весенний человек, в полном смысле этого слова: родился весной, переменчив, как весенняя погода, непредсказуем, как весенний прогноз. Весеннее начало свойственно и его живописным холстам, неравноценным и разностильным и, одновременно, романтическим и наивным. Недостаток рисовального опыта он хитро камуфлирует сложными комбинациями форм, а изъяны живописной техники настойчиво пытается обратить в их противоположность, заставляя цветовое пятно «работать» на художника, на идею, на стимуляцию воображения зрителя.

Что ж, быть может, именно в этой невинной игре художника с реальностью и рождаются его живописные миры, окутанные мистикой весеннего тумана и радующие сознанием того, что все это - лишь сказка.

Л. КОЗЛОВА, искусствовед.