«Привет с фронта...»

Я совсем не знала своего деда - Александра Хахелева. Дед погиб на Курской дуге, в пятидесяти километрах от родного села «однофамильца» - Хахелево. Бабушка рассказывала, что он здорово подражал соловьиным трелям, чем в девичестве ее и обольстил.

А деревенские кумушки - бабушкины сверстницы любили вспоминать выходки моего деда. Подслушав их разговоры, я узнала, что в день рождения сына - моего отца - дед скакал по селу на лошади «абсолютно голый».

«Ба, - пристала я к бабушке в самый неподходящий момент, когда она доила корову Лыску, - зачем дедушка голый скакал по селу? Папа же родился в январе. Холодно!» Бабушка тогда чуть подойник не перевернула. Но когда молоко было процежено и разлито по крынкам, подозвала меня сама. «Не пьяный он был, отчаянный. Поспорил с бригадиром: если сын родится, проскачет на лошади, в чем мать родила. А бабки врут. Не голый он скакал - в исподнем белье. А спор выиграл, потому что мать его в рубашке родила. В рубашке и скакал».

Бабушка очень любила деда. И замуж больше не вышла. Всю жизнь она печалилась, что дед погиб так скоро: ни одной весточки с фронта получить она не успела...

Эти воспоминания нахлынули, когда в редакцию пришла Елена Михайловна Данилова. Принесла старые письма: письма с фронта от ее старшей сестры - Лидии Георгиевны Никитиной, письма с фронта для ее сестры... Пожелтевшая от времени бумага, аккуратно склеенная скотчем в местах сгиба, фронтовые треугольники - это весточки начала войны, когда было не до почтовых изысков. Почтовые карточки с отпечатанными на них рисунками и стихами - это уже весточки 1944 года, предвестники победы.

Лидия Георгиевна Никитина умерла два года назад. А письма остались. Сын Лидии Георгиевны нашел их, когда стал разбирать после смерти матери ее бумаги. Это была история фронтовой любви его родителей: матери и отца, которого Станислав так и не узнал. Его отец Николай Воробьев погиб в мае 1945 года, уже после того, как над Рейхстагом было установлено знамя Победы.

- Посмотрите, почитайте... - неуверенно сказала Елена Михайловна, оставляя письма. - Я их уже показывала одному журналисту. Но он почитал и вернул, сказав, что ничего интересного не находит. Тем более, сестра уже умерла...

Странная вещь... Мы научились говорить в праздники лозунгами: «Это нужно не мертвым, это нужно живым...» Но выходит, не нужно? И чужая любовь, пронесенная через кровь и ужас войны... - нет в этом ничего такого, что заставило бы преклонить колени перед искренностью чувств?

«Привет с фронта! Здравствуйте, дорогие мамочка, папочка, Лянечка и Вовочка! Дней шесть тому назад получила ваше письмо. Простите, что не сразу ответила. Совершенно не было возможности. Ведь мы теперь все время продвигаемся вперед. Об этом вы, конечно, знаете из газет.

Могу вам сообщить, что я получила звание сержанта и теперь ношу два треугольника - младший командир.

Пишет ли вам Саша? Я получаю от него письма...»

Это письмо датировано 19 января 1942 года. Под Москвой все еще идут тяжелые бои. 22-летняя радистка Лида Никитина получила первое боевое крещение. И сразу же была награждена медалью «За отвагу». В полку связи, к которому она была приписана, про Лиду уже говорили: «У этой девушки железные нервы».

Она и в самом деле была отважной. Как только услышала по радио сообщение о том, что началась война, сразу же побежала в политотдел: «Пошлите на фронт. Я радистка, пригожусь».

Не взяли. И вернулась Лида на свое рабочее место - пароход «Кировец». Из Хабаровска в Николаевск-на-Амуре и обратно... Сойдет на берег и бегом на хабаровский вокзал - не пропустить бы пригородный рейс до Смидовичей. В Смидовичах родители, подруги, любимый...

Лидин жених - Александр Шаплыгин тоже забрасывал военкоматы заявлениями, требуя послать на фронт. Но Лида его опередила.

Речники получили из военкомата запрос - подобрать четырех опытных радистов для отправки на передовую. Троих мужчин отобрали сразу, а о четвертом стали размышлять. Вспомнили о Никитиной. Она была в рейсе. Послали за ней катер. Лида даже с родными, с любимым не попрощалась. С парохода - на фронт.

«14.09.41 г. Привет с фронта! Милый Саша, сейчас сижу и слушаю по радио музыку. Под ее впечатлением впала в поэтическое состояние. Эта музыка сливается с музыкой моего сердца, наполненного любовью к тебе... Мы были так счастливы! Но изверг Гитлер хочет помешать нашему счастью, и за свою подлость будет отмщен.

Милый, ты помнишь первый поцелуй, когда ты смущенный вышел из каюты. Я была тронута твоей невинностью. Теперь я одна. По окончании войны мы обязательно встретимся. А пока мое место здесь...»

Мог ли Лидин жених долго оставаться в тылу, когда его девушка была на передовой? Тем более, однажды с почтой в дом Лидиных родителей пришел плотный конверт. В нем была фронтовая газета с заметкой, где рассказывалось, как полку связи, где служила Лида, поручили восстановить прерванную связь с 43-й армией, оказавшейся в окружении. В результате полк и сам попал в кольцо. Но задачу связисты выполнили, из окружения вышли. Военному журналисту мужчины сказали, что пример мужества им подала в той ситуации дальневосточница Лида Никитина. Связисты после этого стали смотреть на девушку очень уважительно. А полковой командир Николай Воробьев вообще глаз с нее не сводил. Его чувства, лишенные надежды на взаимность (все знали, что у Лиды есть жених, который вслед за ней ушел на фронт), прорывались между строк писем, которые командир писал Лиде после того, как ее перевели в другой полк связи.

«Несколько дней тому назад получил специалистов вашей профессии: три девочки в возрасте 17-18 лет. Радистки неплохие. Но мне кажется, они во всех отношения хуже вас. Как я теперь сожалею о том, что позволил вас отнять у меня. Сейчас бы у меня было уже шесть радисток. И главное, вы были бы со мной.

...Кого и не хватает, так это вас. Вы, Лида, не обижайтесь, что я пишу так откровенно. Может, еще увидимся, чем Бог не шутит. С товарищеским приветом - Николай».

Бог не шутил. А война и подавно. Так уж получилось, что вскоре она соединила эти две судьбы крепко-накрепко. Дороги радистки и ее командира то и дело пересекались на Калининском, Первом Прибалтийском, Белорусском фронтах. И чем более пылкими становились письма от Николая Воробьева («Лидусик, милая, у меня к тебе единственная просьба: не забывай солдата. А он тебя никогда не забудет»), тем больше скрытой горечи было в письмах Александра Шаплыгина.

«Привет, Лидия! Ну что же ты не написала несколько слов в ответ на мое письмо. Мне бы хотелось знать о твоей жизни. Ну, а если так уж занята, то...

Ну, ладно, извини за беспокойство, а то, наверное, отнимаю дорогие минуты от работы или отдыха. Александр».

Лида старательно избегала того, чтобы открыть бывшему жениху правду о том, что полюбила другого человека. Да и вряд ли цензура пропустила бы эту правду. На всех письмах из прошлого стоит штамп «просмотрено военной цензурой». В энциклопедии «Великая Отечественная война», составленной Институтом военной истории Министерства обороны СССР, я как-то прочла, что цензорам рекомендовалось быть особо пристрастными при чтении писем от девушек. Не дай Бог, какая-нибудь дуреха напишет об отставке своему жениху, и солдат намеренно шагнет под пули!

...В конце 1943 года Лиду Никитину демобилизовали с Прибалтийского фронта. Должны были сделать это еще раньше - на Белорусском фронте. Под деревней Шатилово в блиндаж, в котором работали радисты, попал снаряд. Радисты не слышали начала артобстрела, так как работали в наушниках. В своем дневнике Лида потом описала весь ужас случившегося так: «Когда я открыла глаза, на мне лежал старшина - ему снесло взрывом половину черепа. Все были убиты осколками. Меня спасло чудо!»

Лида получила контузию. Это повлияло на ее слух и зрение. Для связиста контузия - приговор. Но демобилизовали девушку еще и по другой причине. Сержант Никитина ждала ребенка.

«Здравствуйте Мария Игнатьевна и Георгий Никонович! Привет вам от Николая Воробьева.

Мария Игнатьевна, вы пишете, что ждете Лидуську, но когда это письмо дойдет до вас, она уже будет дома, и через небольшой промежуток времени должна будет осчастливить меня наследником. Это будет самый счастливый день в моей жизни. Я так хочу этого ребенка. Это будет символ нашей любви и преданности друг другу».

Николай Воробьев так и не увидел своего сына. Погиб и Александр Шаплыгин. Лида больше не вышла замуж, вырастила сына Станислава самостоятельно. Работала инспектором отдела кадров у железнодорожников, строителей, золотодобытчиков. Мужчин вокруг было много. Но все чувства она «схоронила» в заветной коробке, где лежали ее награды: два ордена Великой Отечественной войны, медали «За оборону Москвы» и «За победу над Германией». Лежали там и фронтовые письма. Судя по их сохранности, она часто перечитывала их и очень ими дорожила.

Ирина МАШНОВА.