- Ситуации случались непредвиденные. К примеру, выясняется, что ты оказался между медведицей и медвежонком. Где-нибудь в кустах, в стланиках. Слышно, как медвежонок бежит к маме: падает, плачет (плачет он по-настоящему, как ребенок).

Медведица глаз с меня не сводит, пока он не добежит. И вот стоишь под этим взглядом... Случалось наблюдать и сценки медвежьей любви. В природе любовь - это что-то удивительное. Выражения «животная любовь», «животный инстинкт», по-моему, должны быть комплиментом. Вот сейчас демонстрируют секс по телевизору: что хотите и как хотите - в любых позах на общее обозрение. А у зверей оберегать интимность своих отношений - на уровне инстинкта: медведь в ярости бросается за куропаткой, если та прокричит поблизости, и на мышь, прошуршавшую рядом. То же самое - волки, другие животные...

Разговор этот начался с вопроса, который давно хотелось выяснить. Как случилось, что в «послужном списке» доктора геолого-минералогических наук, заведующего лабораторией Института комплексного анализа региональных проблем Ю.С. Салина в последнее время все чаще стали появляться труды явно «не по профилю»? Повесть в новеллах «Отраженный свет», к примеру, «Естествознание и жизнь: нет истины, где нет любви», экологические повести для школьников «Иная цивилизация»...

Салин отшутился: мол, вся жизнь - это серия авантюр, сколько себя помню, всегда боялся серых будней. Попытка получить более конкретный ответ его насторожила:

- А откуда вы знаете о моих работах? Есть у меня основания не доверять нынешней свободе печати, - объяснил он, - после выхода книги «Объективная наука и глобальные кризисы» я был уволен с работы. Правда, официальная версия - «в связи с сокращением бюджетного финансирования», так в приказе значится, но всем было понятно, что причина - разные взгляды с руководством на одни и те же вещи...

Правильнее было бы сказать, наверное, с одной из работ. На одну зарплату сегодня даже академику не прожить. И потому, как и все ученые, он участвует в различных проектах, преподает в вузах, читает лекции по экологии, философии, экономике Дальнего Востока. Появилась эта широкая «специализация» у Юрия Салина, по его рассказам, давно. Еще в те годы, когда молодого ученого приметил в Новосибирском академгородке академик Ю.А. Косыгин. И переманил в Хабаровск.

- Юрий Алексеевич всех нас вовлек в философию геологии. Чтобы наука была максимально эффективной, она должна быть максимально строгой, такой же, как сама математика, - объясняет он, - косыгинская школа философии геологии, кибернетизации и определила во многом всю мою дальнейшую судьбу.

В 1992 году в Биробиджане открылся Институт комплексного анализа региональных проблем, и Салин перешел туда из Института тектоники и геофизики вместе со всей своей лабораторией.

«Мы были уверены: нам бы только избавиться от наследия коммунистического деспотизма, и мы увидим небо в алмазах, - вспоминает он то время в одной из своих работ. - К 1996-му произошло отрезвление, началась переоценка ценностей, и только тогда мы поняли, до чего ж нас успешно облапошили... Главное и самое дефицитное в наше подлое рыночное время - абсолютная ценность и искренность исследователя. Ошибка ученого - не трагедия, ну кто же не ошибается, и только если человек думает не своей головой, а приспосабливается, опасается, выгадывает, то истина на этом пути оказывается недостижимой в принципе».

Все оказалось значительно сложнее, чем ожидалось, кто будет спорить. Но не ошибается ли снова Салин, призывая, например, вернуться к старым, дедовским методам хозяйствования, более щадящим природу. Или утверждая, что у России свой путь, и американский или западный опыт к ней непреложим. Вопрос кажется риторическим. Разве это реально, возможно сегодня, даже если и верно в принципе? Ведь и чукотского племени, в котором он жил в молодости, работая в экспедиции, давно уж в природе нет. Совхозных оленей «теневой» бизнес извел на пантокрин и бог весть еще на что, оленеводы спились... Да и сам он не спешит вернуться в заповедные места, а продолжает жить в городе...

- Не вы первая мне об этом говорите, - соглашается он. - Я отвечаю в таких случаях: а как же семья? Говорят, возьми и семью! А их родные, друзья? Возьми и их. Так ведь я только тем и занимаюсь! И в книгах, и в жизни. Младшему сыну, Николе, сейчас 19. Мы стали брать его с собой в походы где-то лет с семи. И все его друзья постепенно приобщились. Видят, что мы идем с удочками, с рюкзаками: а нам с вами можно? Так и пошло-поехало... Так через эти походы за последние десять лет человек 50 и прошло. Сейчас говорят, что это самые яркие впечатления. Лодка, палатка, рюкзак за плечами - и мы пошли, куда глаза глядят. Куда они глядят? Есть такое сказочно красивое озеро Чукчагирское, например. Никакой цивилизации на многие километры. Плывешь на резиновой лодке - лебеди сторонятся только для того, чтобы пропустить тебя, по берегам лоси пасутся... Сидишь и наблюдаешь все это с мальчишками, каждый раз удивляясь, насколько все в природе устроено мудро и возвышенно.

«Неформалы», оппозиционеры были во все времена, в том числе и среди вузовских преподавателей. Каждый, наверное, найдет, покопавшись в студенческом прошлом, и вспомнит не без удовольствия людей, которые в юности не брали на веру любое учение, а подвергали сомнению и во всем старались докопаться до истины. Людей таких не любили во все времена, при любой власти. Сегодня разные точки зрения на одну и ту же проблему не возбраняются. У каждого «препода» свой конек, как говорят студенты, и точку зрения каждого полезно иметь в виду, когда идешь на экзамен. Салину тоже по учебнику экзамен сдать трудно. От студентов знаю, что лекции его они стараются не пропускать. Но не только ради экзамена.

- На первом курсе я обычно предлагаю студентам написать работу, - рассказывает Салин, - общая тема формулируется так: зачем человек живет. И они пишут стихи, эссе, искренне размышляют над проблемами своей и окружающей жизни. Я им говорю, пройдет время, вам покажется странным, что вы были такими идеалистами. Становятся прагматиками, говорите? А кем бы мы их хотели видеть? Посмотрите, что идет по телевизору, что лежит на книжных прилавках, что происходит в жизни. Было и такое, что работы написаны, занятия закончились, а кто-то один из группы не уходит из аудитории. Спрашиваю: есть вопросы? Отвечает, что вопросов нет, проблема в том, что жить-то порой не хочется. Иногда до того не хочется, что до попытки покончить с собой, как выясняется, дело уже доходило. Это в семнадцать-восемнадцать лет.

- И вы их призываете отказаться от цивилизации, порождающей столько сложностей?

- Я им не говорю, что природу надо беречь. Призывы: сохраните тигра, не губите Амур, бумажки не разбрасывайте - это лицемерие. Враг природы - потребительство. Есть закон всеобщего сохранения, который никогда не нарушается: «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько от чего убавится, столько же присовокупится к другому» - это Ломоносов. То, что цивилизация губит природу - не мое открытие. Мы живем в атмосфере потребительства. И если речь идет о собственном благосостоянии, о приумножении собственного богатства, человека уже ничего не останавливает. Нужно говорить о действительно непреходящих ценностях.

При всей «совковости» было, наверное, в прошлой жизни и то, что нужно было отстоять и сохранить любой ценой, когда-нибудь придет время считать потери, в этом c Юрием Сергеевичем трудно не согласиться.

- Заходишь в академический институт, вспоминаешь: раньше здесь кипели дискуссии, порой люди всю жизнь не могли простить друг другу... научные расхождения. Сейчас нет вдохновения и задора. Все добрые, мягкие - лишь бы выжить. Средний возраст в науке сейчас каждый год увеличивается. Нет притока молодежи, достаточного для развития научных школ. Что ждет академическую науку впереди, страшно подумать. Зато наблюдается вспышка социальных дисциплин. Это закономерно. Народ хочет разобраться, что же происходит в жизни. В эпоху социальных потрясений человек мобилизует такие силы, о существовании которых он и не подозревал в себе. И на свет появляются совершенно нестандартные работы. Такие, как у Михаила Ивановича Леденева. Он умер год назад, и мы, друзья, решили издать сборник его работ. Чем я сейчас и занимаюсь.

Вскоре он принес книгу Леденева. Называется она «Почему Россия петь перестала» - по названию одной из работ. В послесловии сказано: «Он погиб в бою... потому что все вконец запуталось, и понять значило победить». Снова преувеличение? Все-таки Михаил Иванович погиб не от «вражеской пули», а от инсульта. Но дело не в этом, как мне кажется. А в чем?

Дай Бог, наверное, каждому иметь друзей, которые и «когда все вконец запуталось» не оставят. Сделают то, что и самому, может быть, при жизни оказалось не по силам: не оставят в забвении то, что мучило, в чем искренне старался разобраться. В чем прав, а в чем заблуждался и чего не смог понять в этой жизни, судить уже другим.

Валентина СЕМЕНОВА.