Наш человек в америке

Мы познакомились с Леней Школьником в середине шестидесятых годов, увы, уже прошлого века. Не виделись с ним целых сто лет (так мне кажется) после его неожиданного отъезда в Израиль. Но отношения наши в вечность не канули выручает Интернет.

Сегодня Леня живет в США, куда его пригласили прежние владельцы газеты «Форвертс» редактором русскоязычного варианта старейшего еврейского издания. Дважды с ним заключался контракт, но все же дело закончилось тем, что газету перекупили, и Леонид Борисович Школьник покинул редакторский кабинет в центре Нью-Йорка. А вскоре предстал читателям в новом качестве - вместе с Еленой Боннэр они выпускают в США он-лайновскую газету «Мы здесь». Редакторские статьи Школьника - яркие публицистические эссе на политические, международные темы. Сказывается его поэтический дар, с которого он и начинал свой путь в нашу жесткую непростую профессию.
А начиналось все в тихом уютном Биробиджане, на его тенистых улочках, в парке над Бирой. Бродил по ним когда-то юноша-мечтатель, сочинял чистые, искренние стихи. Он стал хорошим поэтом, но жизнь его сложилась не под знаком прекрасной дамы по имени Поэзия. Накануне 60-летия со дня рождения Школьника мы получили его «американское» интервью. В нем есть ответы на вопросы о том, как сложилась судьба биробиджанского паренька, бывшего заводского кузнеца...
- Верится ли тебе, что дошел до этой черты - 60-летия?
- Если бы я был оптимистом, то ответил бы, что дошел лишь до середины пути. Но чудес не бывает, и до традиционных еврейских 120 я не то что не дойду - даже не доползу...
- А свои 50 помнишь?
- Слава Богу, я пока еще не маразматик, чтобы не помнить. «Полтинник» я разменял в Иерусалиме.
- Много народу было?
- Нет, только родные и друзья. Например, Саша Куприянов прилетел из Москвы - в ту пору шеф-редактор «Известий», а сейчас главный редактор столичной «Родной газеты». Когда-то в 70-х мы с ним выпустили один номер подпольного антисоветского журнала «Фейерверк», за что Сашку чуть не выперли из пединститута.
- А чем ты занимался в Иерусалиме?
- Начинал с мытья окон в магазинчиках на улице Бен-Иегуда (это иерусалимский Арбат). А потом Лазарь Дранкер, журналист и старый приятель, позвонил и сказал: «Хватит филонить. Завтра едем с тобой в Тель-Авив, в «Новости недели» - я договорился, нас будут ждать». Так я стал работать в «Новостях недели». На третий же день работы - это был конец октября 1992 года - теракт в Кирьят-Шмоне: снаряд угодил в жилой дом, погиб «русский» мальчик, 14-летний Вадик Шухман. Произошло это в пять часов утра, а через два часа мы с Эфраимом Ганором, тогдашним главным редактором, были на месте трагедии. Спустя полчаса туда приехал и Арик Шарон, бывший министр строительства. «Не плакай, мама, - по-русски сказал он безутешной Хане Шухман и продолжил на иврите, - мы сильный народ, нас нельзя победить...».
- Как, кстати, ты относишься к Шарону сейчас, после «размежевания»?
- С горечью должен признать, что Арик 1992 года, о котором я только что говорил, и Арик образца 2005 года - люди из разных миров. Прославленный и любимый народом боевой генерал как-то неожиданно для многих (и для меня) эволюционировал в сторону человека, подверженного самым разным влияниям - обстоятельствам премьерства, зависимости от своих сыновей и так далее.
- Вернемся к «Новостям недели». Как тебе там работалось?
- Шикарно! Никакого давления, никакой, естественно, цензуры (кроме самоцензуры). Каждый делал любимое дело и делал его хорошо. Одно слово - профессионалы, работать с каждым из которых за все мои восемь лет в «НН» было удовольствием: Пинхас Клейман, те же Эфраим Ганор и Лазарь Дранкер, Леня Белоцерковский, Сеня Яновский, Вовка Добин (светлая ему память), Инна Стессель, Шломо Громан, Велвл Чернин, Нахум Пурер, Лина Гончарская, Саша Хайкин, Люба Фельдшер. До сих пор помню по именам всех наших дизайнеров, переводчиков, литературных редакторов, машинисток, корректоров. Непрофессионалов, равнодушных людей среди них не было.
- Там ты и начал «Еврейский камертон»?
- Там я начал «Местечко» - одну страничку, посвященную нашей истории, традициям, культуре и языку идиш. Затем страничек стало две, а вскоре родился 24-страничный «Еврейский камертон».
- Ты был его редактором?
- И его, и «Новостей недели». Это было, пожалуй, лучшее время моей жизни за последние полвека.
- Что, пришла пора переоценки прожитого?
- Переоценка - дело зряшное. Жизнь прожита так, как прожита, ее не начнешь сначала. Было в ней немало хорошего, было и немало такого, чего сегодня впору стыдиться. Честно признаюсь, во многом разочаровался. В юности был патологическим оптимистом, полупустой стакан называл наполовину полным. А вот сейчас - не отважился бы. Уж слишком много в этом мире накопилось негативного, и эти запасы не менее страшны, чем запасы ядерные.
- Ты в журналистике больше тридцати лет, из них почти половину - в Израиле и Штатах...
- Да, это так. Второй древнейшей я не изменял с середины семидесятых. Начинал со слесаря-моториста в автоконторе и кузнеца на заводе «Дальсельмаш», писал и печатал стихи и заметки в местных и краевых газетах, после чего (это было в 1971 году) меня однажды пригласили в редакцию и предложили попробовать себя в качестве штатного корреспондента «Биробиджанской звезды» - областной газеты на русском языке. Писал про состояние сельских клубов и Домов культуры. А потом оказался в «Биробиджанер штерн» - в газете, выходившей на идиш.
- Ты что, язык знал?
- Первым моим учителем идиш была мама, светлая ей память. «По многочисленным просьбам трудящихся» язык перестали преподавать в Еврейской автономии в 1948 году, и тогда же прикрыли местный еврейский драмтеатр имени Кагановича - словом, было всё, как везде в СССР.
- А газету не прикрыли?
- Нет, редакторов, журналистов изрядно «почистили», но она была нужна власти, как подтверждение «братской дружбы народов». В 1974 году я стал работать в ней, еще в ту пору не понимая, насколько это важно и интересно. Потому что «Биробиджанер штерн» была старейшей еврейской газетой Советского Союза - первый ее номер вышел в 1930 году!
- Была ли она действительно еврейской?
- Она была, конечно, советской газетой на еврейском языке. И в ней я прошел все возможные журналистские «университеты» - корреспондент, старший корреспондент, завотделом культуры, ответственный секретарь, заместитель главного редактора и, наконец, главный редактор.
- Чем ты ее прославил?
- А ничем! Разоблачали сионизм, печатали те же многополосные речи Брежнева, всякие отчеты с партконференций и пленумов ЦК. Я, правда, делал им «обрезания», зная, что никто ничего не заметит.
- И Брежневу тоже?
- И ему тоже. Семен Кердман, мой тогдашний зам (сейчас он живет в Израиле), который переводил все это на идиш, врывался ко мне в кабинет, плотно прикрывал за собой дверь и спрашивал:
- Скажи мне, я похож на идиота?
Я честно отвечал:
- Не очень похожи, Семен Филиппович.
- Почему же я должен переводить эту ерунду, которую никто и по-русски не читает?
- И чем заканчивались подобные разговоры?
- Мы пытались что-то изменить в газете, стали больше писать о великих евреях, о нашей культуре, традициях. Стали получать больше писем из разных городов страны (газета была включена во всесоюзный каталог советской периодики). Наша «самостоятельность» пришлась не по душе тогдашнему «главному еврею СССР» Арону Вергелису, главному редактору журнала «Советиш геймланд». И он стал отправлять первому секретарю обкома КПСС Льву Борисовичу Шапиро «сигналы». Так и писал: «Сигнализирую, что Леонид Школьник во вверенной вам газете вместо пропаганды решений очередного партсъезда публикует ... «секреты еврейской кухни».
- И что Шапиро?
- Он ко мне хорошо относился. Вызвал и сказал: «Печатай что хочешь, но сделай, пожалуйста, так, чтобы Вергелис мне больше не писал».
- А потом?
- Потом была «перестройка», много чего случилось и в жизни той страны, и в моей, и однажды я оказался в Кремле в качестве депутата Верховного Совета СССР от Еврейской автономной области. А от Литвы депутатом стал Григорий Канович, с которым нас незадолго до того «свел» тот же Вергелис: переведенный на идиш Бером Гальперном роман Кановича Вергелис назвал «антисоветским» и отказался печатать в своем журнале. И тогда Канович прислал рукопись мне, и мы в газете почти год из номера в номер печатали этот роман. А когда он вышел отдельной книгой, Григорий Семенович прислал его мне в Биробиджан с автографом: «Моему первому в СССР издателю на идиш».
- Что вы с Кановичем там, в Кремле, делали?
- Уходили из зала курить во время длинных докладов, участвовали в заседаниях Межрегиональной депутатской группы, спорили, возмущались, петиции сочиняли и подписывали. Например, сочинили письмо об опасности антисемитизма в СССР. Его подписали около 120 депутатов - например, Католикос всех армян Вазген Первый, академик Татьяна Заславская, Борис Ельцин, Тельман Гдлян и много других. Горбачев, когда мы передали ему это обращение, спросил: «Что это?». Услышав ответ, покраснел и сухо сказал: «Хорошо, оставьте, посмотрим». Так же недовольно он краснел, когда слова просил Андрей Дмитриевич Сахаров.
- А ты был знаком с ним?
- Я был членом Межрегиональной депутатской группы, а он - одним из ее сопредседателей. Иногда сидели рядом во время заседаний МДГ. Однажды по конфиденциальной просьбе представителя израильского МИДа выяснял у Сахарова и Елены Георгиевны Боннэр, смогут ли они посетить Израиль, если получат официальное приглашение. Однажды обедал с ними вместе в ресторане гостиницы «Россия». Кстати, здесь, в Америке, мы с Еленой Георгиевной продолжаем сотрудничество.
- Поскольку мы плавно подошли к Америке, о ней и поговорим. Как получилось, что после пяти лет работы в «Форвертсе», куда тебя пригласили из Израиля, ты оказался не у дел? Я понимаю, что это не совсем «юбилейный» вопрос, и ты, если не желаешь, можешь на него не отвечать, но всё же...
- Естественно, не очень приятный, но, как говорится, такова жизнь. Газета - это не только дух, не только традиции и история, но и товар. Тем более, такой брэнд, как «Форвертс», с его более чем 100-летней историей и прекрасной репутацией. На этот товар нашлись щедрые покупатели. Вот и всё. Подробности сделки, а также всё, что ей предшествовало и что за ней последовало, - пока без комментариев.
- Чем же ты занимаешься сейчас?
- Во-первых, восстановлением собственного здоровья после перенесенной в январе этого года операции на открытом сердце. Когда-то я менял сгоревшие клапана в автомобильных движках, а здесь мне самому поменяли сердечный клапан. Я почему-то был уверен в том, что операция пройдет нормально. Наверное, потому, что делали ее мне в манхэттенском госпитале, который называется «Бейт-Исраэль». Мой Израиль мне всегда помогает.
- А во-вторых?
- С марта выпускаем еженедельную он-лайновую газету «Мы здесь», и сегодня ее читают в самых разных, даже экзотических, странах, в разных городах России, Америки, Израиля. Есть читатели, которые (я говорю об Израиле) в четверг вечером (по нашему времени, а по-израильскому - раннее утро) ждут выхода в Интернет очередного свежего выпуска, и минут через 15-20 сообщают мне о первых впечатлениях.
- Твоя газета, как мне кажется, занимает особое положение в американской русскоязычной прессе: никто остро не критикует здешних общинных лидеров, российскую власть, стремящуюся создать здесь «пятую колонну» из иммигрантов, а вы это делаете постоянно.
- Конечно, можно издавать газету неслышную и парадную, каждого еврейского деятеля называть в ней талантливым и мудрым, а российскую власть - самой демократической в мире. Но это на самом деле не так, и многих сегодня враньем не купишь, хотя, если честно, сама община русскоязычная живет, увы, по законам, ей диктуемым.
- Почему такое происходит?
- Потому что плыть по течению всегда легче. Для того, чтобы не пойти, грубо говоря, на панель, чтобы не проституировать собственными убеждениями, нужно сохранить в себе хотя бы минимальное мужество. В таких условиях это не так просто, поскольку здесь на человека сваливается огромное количество ежедневных реальных проблем, и он не желает добровольно увеличивать их количество. Отсюда - нежелание противостоять какому бы то ни было давлению извне, отсюда - стремление жить тихо, не высовываясь, «хавая» всё, что тебе подают здешние «повара». Я говорю это и о себе тоже, потому что и сам иногда думал: ладно, мир не перевернется, если скажу или напишу не то, что думаю. Увы, и писал, и говорил.
- Тебя это мучает?
- Конечно. По образному выражению Шолом-Алейхема, мое поколение движется «фунэм ярид», то есть с ярмарки, и я с болью думаю о том, какое наследство мы оставляем детям и внукам. Говорю не о качестве жизни, не о материальной ее стороне, хотя и это важно. Я бы очень не хотел, чтобы наши дети росли моральными уродами, равнодушными к прошлому своего народа, к сегодняшним проблемам. Знаю многих, которым противна, к примеру, здешняя «русская» элита, но они предпочитают не выступать против нее, а иногда даже действуют ей в угоду, потому что по самым разным соображениям считают это более удобным, выгодным или безопасным для себя. Убежден, что многие наши здешние проблемы - порождение именно такого образа жизни.
- Не устал воевать?
- Устал. Но я по натуре трудоголик, за последние пятнадцать лет жизни и работы в Израиле и в Штатах в отпуске был лишь однажды - на три дня съездили с женой в Эйлат.
- Что дальше?
- Дальше? Вторая половина пути. Начинаю ее с нового медиа-проекта, который, надеюсь, придется по душе многим.

Подготовил Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.