Светя другим, сгорая сам…

(Окончание. Начало в номере за 31 мая 2018 г.).

Знакомство
К этим воспоминаниям добавлю то, что сохранилось в моей памяти.
Нас с женой распределили целевым назначением - в краевую молодежку. Поскольку кадрами газетчиков тогда ведал краевой комитет КПСС, то он обязан был позаботиться и об их благоустройстве. Квартиру нам пообещали выделить в достраивающемся тогда Первом микрорайоне и поселили временно в небольшой гостинице на задах цирка-шапито, кажется, это был филиал гостиницы «Дальний Восток», сегодня уже - претенциозный «Версаль». Номера там были крохотные. В одном из них и разместились мы втроем - я, жена и двухлетняя дочка.
Мне было проще, вскоре я вышел на работу, определил меня редактор в отдел рабочей и сельской молодежи, которым в одиночестве заведовал Николай Игнатьевич Чековитов, редкого таланта журналист-самородок, выходец из рабочей семьи.
В гостинице мы прожили более месяца. Возвращаясь домой, я частенько прогуливался по узкому коридору одного из этажей гостиницы, на котором жили по договорам работники культуры - музыканты, актеры, журналисты… Двери номеров обычно были закрыты. Но однажды одна из них оказалась приоткрыта. Из комнаты сочился мягкий приглушенный шторами свет, слышны были негромкие голоса: женский - официально повышенный и мужской - приглушенный баритон. Позже выяснилось, что это была наша первая встреча с Виктором Шевченко и его женой Нинель Крендель. Познакомились они в городе Юности, куда были распределены как журналисты двух журфаков - Киевского университета и Уральского. Вскоре оба были приглашены в Хабаровск, Виктор - в краевую молодежку, Нинель - на краевое радио.
Спустя месяц с небольшим нам дали двухкомнатную квартиру на ул. Юности, 36 (тогда она еще называлась Межевой). И Нина, пристроив дочь к няне, наконец, вышла на работу, в отдел пропаганды, заведовал которым Виктор Шевченко. Правда, поначалу ей некуда даже было сесть, по бедности мебель в редакции практически отсутствовала, в большом кабинете - бывшем спортзале стояли три захудалых стола и стула, видимо, давно откуда-то списанные. Где уж Виктор Сергеевич раздобыл для своей сотрудницы журнальный столик под стеклом, так никто и не узнал. Лишь все друг с другом многозначительно переглянулись, после чего стали знакомиться. Неловкость куда-то исчезла сразу.
Гуцул - не хохол
Теперь хочу уточнить такой факт: в одной из недавних газетных публикаций речь шла о Викторе, и в ней он был назван гуцулом. Но гуцулами считали уроженцев Закарпатья. К ним Шевченко не имел никакого отношения. Он родился на Полесье, и в некотором роде был моим земляком. Дело в том, что мои родители родом из украинского Полесья (Черниговская область).
В конце двадцатых годов прошлого века здешних крестьян целыми семьями (по желанию) переселяли в засушливые, покрытые солончаком крымские степи у берегов озера Сиваш. Выделяли вагоны, в которых обустраивались переселенцы с домашним скарбом, коровами, курами, другой живностью. Несколько суток двигался состав по украинским весям, пока не остановился у конечной станции Чонгар.
Здесь выгрузились. Естественно, что жилья - никакого, рыли землянки, кое-как утепляли, распахивали клочки жесткой земли, посеяли озимую пшеницу. В пронзительно холодных крымских степях с трудом перезимовали. И задумались: как быть дальше? Крым оказался разным - теплое обжитое побережье с морем и глухие безлюдные степи, холодные зимой и обжигающие жаром летом. Сюда Сталин намеревался переселить евреев, чтобы образовать их автономию. Потом передумал, то ли евреям это место не подошло. Вот и вербовали полесских крестьян.
Наш переселившийся род был большим, инициативным. Во главе его стоял бывший владелец мельницы на хуторе под Новгород-Северским Павел Петрович Багмут, дядя моей матери. Снарядили ему телегу, запрягли парой лошадок, собрали в дорогу снеди (хлеба с салом), снабдили водой и отправили вглубь Таврии, в сторону Мелитополя.
Ехал посланец неторопливо, оглядывался, изучал местность. Километрах в десяти от Мелитополя, со старого Севастопольского шоссе вдруг увидел внизу зеленую долину, по которой текла неширокая извилистая речка. Называлась она Тащенак. Спустился Павел Петрович с пригорка, поехал вдоль берега. Места ему понравились. Вернулся дед обратно, собрал родню: место нашел. Собираемся, едем на берег понравившейся реки. Здесь и обосновались. За ними приехали другие переселенцы. Через несколько лет в излучине реки появилась одна улочка, затем другая, третья. Назвали село Павловкой в честь первооткрывателя. Тут я и появился на свет в свое время.
О своей малой родине мы иногда вели с Виктором Сергеевичем беседы, в основном это были воспоминания детства. Понимание того, что она, эта родина, от нас далеко и почти потеряна, тема разговоров переходила на ту действительность, в которой мы оба оказались. И ее события Виктор осмысливал философски, нередко утешал меня, приговаривая: «Ну что ты, Саша»…
После расстрела московского Белого дома мы сидели у нас дома на улице Шеронова, куда перебрались из микрорайона, в крохотной кухоньке, пили водку и говорили, говорили… Потом, когда голос мой слезливо вздрогнул, он положил мне руку на плечо: «Не надо, Саша, все будет хорошо»…
Он ушел из жизни рано, в 58 лет (родился 12 января 1939 года, умер 12 декабря 1997 года). Обстоятельства его смерти трагические. Много курил, плохо и мало ел, худоба его тела, желтоватый цвет кожи удручали. Кусочек сыра на бутерброде, чай или кофе с непременной сигаретой могли держать его в тонусе в течение дня. Это было обманчиво, человек таял на глазах, желудок отказывал, печень буксовала. Среди его друзей был некий медицинский профессор, доктор медицины, заведовал онкологическим отделением на ул. Шевченко.
Когда Виктора обследовали, то было показано оперативное вмешательство. Профессор взял его в свою клинику, так сказать по знакомству. Операцию провели неудачно - не те специалисты взялись за нее. Виктора стали спасать, нужны были какие-то редкие лекарства, их искали по всему городу. Активной в этом поиске была его жена Нинель Семеновна. Почти каждый день она звонила мне, просила помочь достать какое-то лекарство. Я искал его среди знакомых врачей, аптекарей. Иногда это удавалось…
Но Виктору становилось хуже и хуже. Изможденный организм переставал сопротивляться болезни, он устал от бесконечной боли. Смерть пришла к нему 12 декабря 1997 года. Как он ее встретил, мне рассказала находившаяся рядом жена. Запомнил ее слова: «Покричал, покричал немного и умолк»…
Это была невосполнимая потеря. Виктор Сергеевич имел талант к писательству, но пожертвовал им редакторской работой, помогал появлению новых книг и новых имен, талант которых ценил. Главным делом его жизни стало издание серии книг по истории освоения Дальнего Востока, издание творчества Вс. Н. Иванова, двухтомника Арсеньева и многих других.
Он был государственником и хотел участвовать в строительстве новой России, в утверждении ее дальневосточных рубежей. Разработал издательский план будущих книг для задуманной новой серии. Искал и находил для них сведущих авторов. Такие книги выходили в свет в Хабаровске. Он стал глубоко осведомленным историком. Его ценили известные российские ученые с мировыми именами.
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.