Дорога на Голгофу

То самое здание на улице Волочаевской, где находилась внутренняя тюрьма НКВД. Вначале двухэтажный дом принадлежал старшему ревизору Амурской контрольной палаты И.И. Мусатову (построен до 1899 года). 3-й и 4-й этажи надстроены позже. В 1930-е годы здание

Пока публиковались в газете мои заметки о событиях в коллективе «Тихоокеанской звезды» в 30-х годах прошлого века, я понимал, что многое в них оставалось недосказанным, иные факты просто назывались, имена некоторых людей лишь упоминались в связи с судьбами других.

Словом, меня беспокоило чувство неудовлетворенности, оно звало вернуться в это трагическое время.

Не один раз перелистывал ветхие страницы газетных подшивок, архивных документов, книг, выискивал в них то, что самому оставалось неясным, недосказанным.

К примеру, долго мне не была известна дата расстрела «врага народа», редактора газеты Александра Владимировича Швера. В каком-то документе встретился год его смерти - 1940 год. Хотя человек был арестован осенью 1937 года, неужели целых три года его могли держать в переполненной хабаровской тюрьме? Нет, конечно, не в правилах у тогдашних палачей было кормить, содержать «врагов народа» под тюремной крышей. Приговоренных после истязаний и пыток либо быстро ставили к стенке, либо отправляли в лагеря.

Жертвы и судьи

Готовя к печати свою книгу «Дело краевого масштаба», наш покойный коллега Александр Степанович Сутурин собрал огромный материал о репрессиях в крае, он был допущен к документам, хранящимся в чекистских архивах, - помогли наступившая перестройка, гласность. Как все происходило? В то время следователь был ключевой фигурой в запущенной Сталиным карательной машине. Именно ему поручалось добыть у арестованного признания, имена «сообщников», оговорить себя и других. Добыть любым способом. Очерки Сутурина мы печатали в газете (книга выйдет позже, в 1991 году). Их читали все. Тогда и откликнулся один из бывших следователей, некто Н.С. Власов, приславший Александру Степановичу письмо. Вот что он писал: «Работы было невпроворот. О выходных днях понятия не имели. Часто спали в кабинетах на столах. В большом количестве из районов шли законченные дела для разбора их на «тройке». Все обвинялись в преступлениях, предусмотренных статьей 58 с ее зловещими примечаниями… «Тройка» обычно заседала по субботам. Ее возглавлял Дерибас - главный судья (начальник полномочного представительства ОГПУ). Представители крайкома и крайисполкома - как заседатели. Процесс суда не сложный. На доклад по любому делу, независимо от количества обвиняемых, не больше пяти минут. И мы, докладчики, зайдя в «судилище», прямо от дверей, на ходу, начинали: «Слушается уголовное дело по обвинению Иванова Ивана Ивановича в совершении преступления, предусмотренного статьей 58 УК РСФСР… В содеянном обвиняемый признался.

Дерибас: Что предлагаете?

Докладчик: Расстрел.

Дерибас, обращаясь к заседателям, спрашивает: Ваше мнение?

И обычно те соглашались с мнением докладчика. Обвиняемые по политическим мотивам, как правило, приговаривались к расстрелу…»

Таков был конвейер смерти.

Власов, очевидно, не был жестоко-изощренным следователем и не попал позже под наказание. Но тех «следаков», кто отличался особой жестокостью на допросах, кто творил произвол и беззаконие, бывало, даже в те времена судили и наказывали. Редко, но расстреливали. В октябре 1940 года приговором военного трибунала НКВД Хабаровского округа были расстреляны начальник Нижне-Амурского ОУНКВД М.Л. Фельдман и его подчиненный Д.К. Сенько. Есть и другие подобные примеры. Хотя следователи тоже были разные, вернее, работали они по-разному, одни с рвением и старанием выполняли «плановые задания», другие тоже избивали подследственных, но без особого рвения. Пытки обязательны при допросах - за отказ от участия в них следовала расправа над самим следователем.

Трудно осознать все это сегодня и простить невозможно.

Во внутреннюю тюрьму НКВД было превращено трехэтажное здание красного кирпича на Волочаевской улице (между управлением ФСБ и угловым зданием, где нынче банк «Уссури»). На первом этаже заседала военная коллегия. Около пятидесяти человек заключенных, давших под пытками «признательные» показания, сидели в предсудебных камерах. После суда их «сортировали»: получивших сроки отводили обратно в камеры, а «расстрельных» спускали в подвал…
Был «свой» следователь и у редактора газеты А.В. Швера. Это некто Таразанов, который жестокими пытками выбил у него «признательные» показания. Швера обвинили в участии в 1930 году в контрреволюционной деятельности, в которую он якобы был завербован И. Варейкисом для антисоветской деятельности. Ну, а поводом для ареста стала упоминаемая мною публикация «Правды». 14 апреля 1938 года Швера приговорили к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Он оказался среди 17 казненных коммунистов - руководителей края.

Осень 1937 года отмечена массовыми репрессиями дальневосточников. В начале октября на заседании парткома управления НКВД были исключены из партии «враги народа» из числа чекистов - Барминский, Дерибас, Барлебанов, Динов, Виноградский, Западный и другие. Судьбу их должны были решать на общем собрании цеховых организаций и партгрупп. Что и было сделано. Кажется, еще недавно всесильный начальник УНКВД по Дальневосточному краю Т.Д. Дерибас возглавлял пресловутую «тройку», утверждавшую расстрельные приговоры, сам оказался в камере внутренней тюрьмы.

В конце июля 1937 года в Хабаровск приехал чекистский комиссар Г.С. Люшков, чтобы сместить Дерибаса с должности и самому ее занять. Он был наделен неограниченными полномочиями лично Н. Ежовым. Люшков арестовал Дерибаса, всех его заместителей и почти весь руководящий состав УГБ, погранслужбы, тех, кто еще недавно проводил допросы во внутренней тюрьме. Кстати, Генрих Самойлович Люшков хорошо понимал, что запущенная Сталиным репрессивная машина уничтожает не только «заговорщиков», но также их палачей - свидетелей террора. Он понимал, что стоит на очереди, и потому вскоре перешел маньчжурскую границу и сдался в плен японцам. В штабе Квантунской армии он дал самые подробные показания, которыми обладал. Жизнь этого матерого предателя оборвется в 1945 году, похоже, от рук японцев. Листая подшивку «Тихоокеанской звезды», часто натыкался на двухколонный портрет Генриха Самойловича в чекистской форме, с биографической справкой под ним. Лицо неприятное - толстое, с двумя полосками усов, шапкой чернейших волос на голове, вывернутыми негритянскими губами. Он выдвигался кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Колымско-Камчатскому избирательному округу.

В той же подшивке мой взгляд случайно остановился на маленькой заметке, помещенной вверху последней колонки. Приведу ее полностью по одной причине: возможно, кто-то увидит здесь фамилии с инициалами и узнает судьбу своих далеких родственников.

«Хроника. Выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР в г. Свободном рассмотрела дело об участниках антисоветской террористической и шпионско-диверсионной организации троцкистов и правых, действовавших на железных дорогах Дальнего Востока и занимавшейся по прямым заданиям японских разведывательных органов шпионажем и совершением диверсионных актов, а также подготовкой ряда террористических актов против руководителей советской власти.

Участники этой организации приговорены к высшей мере наказания расстрелу.

Приговор приведен в исполнение: Сычев Г.Г., Марфин В.К., Баженов В.П., Ростовцев П.П., Карасеев Н.Н., Тихонов А.А., Кондаков А.Н., Портнягин И.С., Завороткин Н.К., Школин Е.С., Акентиков А.Д., Марамай С.И., Пегов С.П., Федоров С.И., Брюханов П.Х., Ливадний А.А., Смирнов А.Ф., Сячин М.П., Коновалов С.Н., Плаксюк А.И., Емельяненко В.М.». («Тихоокеанская звезда», 9 октября 1937 г.) Вот такая страшная по своей сути газетная заметка (немало подобных мелькало на газетных полосах 37-38 годов). В ней всего-то 30,5 газетных строки. Треть из них - фамилии приговоренных…

1937-1938 годы историки сегодня называют периодом «большого террора» и разделяют на два периода. Его разбег начался с марта по июль 1937 года. Ему предшествовал февральский пленум ЦК ВКП(б). На нем Сталин теоретически «обосновал» необходимость массовых репрессий. Положение в стране он назвал «чрезвычайно опасным» - происки вредителей, диверсантов, расцвет шпионажа. Вождь призвал всех к усилению бдительности, разоблачениям, доносительству. Вот кто объявил «охоту на ведьм» - первый советский инквизитор Иосиф Виссарионович Сталин!
Август 1937 - ноябрь 1938 годов - это второй этап «большого террора». Опять же на очередном пленуме ЦК было объявлено: в стране, мол, существует большая контрреволюционная троцкистская организация, и все граждане обязаны обезвредить ее деятельность.

Репрессии не могли не затронуть Дальний Восток. Под нож сталинской гильотины попали и представители
малочисленного слоя местных журналистов, литераторов. О некоторых из них я рассказывал ранее. К тем, кто не был назван тогда, прибавлю И.И. Шабанова (трудился в начале 30-х в нашей газете), автора доноса на Е.И. Титова, С.М. Бытового, уцелевшего и принятого в штат газеты в 40-е годы; корейский писатель В.А. Ким, редактор Цой Хо Рим и почти вся редколлегия корейской газеты «Сэнбон» («Авангард»), китайский поэт и журналист Тинь-Шань. Хочу еще раз вернуться к имени И.И. Шацкого. И вот почему: как известно, его сняли с должности ответредактора нашей газеты в 1935 году «за плохую работу», освободили от обязанностей члена бюро крайкома ВКП (б). Вскоре его переводят на должность заместителя заведующего хабаровским гороно. Но уже через год Шацкий уезжает в Омск на газетную работу. Казалось бы, Иосиф Исакович избежал злой участи. Но… в 1937 году старый бундовец все же был репрессирован.
Справедливости ради скажу - и сам Владимир Александрович Швер не избежал греха, именно он начал «чистку» редакционных рядов во время «большого террора». В августе 1937 он отстраняет от работы члена редколлегии А.Ф. Файна, «исключенного из партии двурушника, Б.Ф. Сизова «как разоблаченного врага», корреспондента Кужелева «за проталкивание в газету ложного материала»… Как говорится, с волками жить - по-волчьи выть. А жить-то всем хотелось - и палачам, и жертвам.

Окончательную чистку «засоренных» рядов произвел партийный назначенец Володин. Первой его жертвой стали Швер, Кукуй, парторг Лавров.

11 октября 1937 года Володин издает новый приказ из трех пунктов: «снять с работы в аппарате редакции с 18 октября Л. Решетова, как разоблаченного врага народа», снять с работы Г. Виноградова, как связанного с разоблаченным врагом народа Решетовым, снять с работы В. Павчинского, как связанного с разоблаченным врагом народа Л. Решетовым». В последующих приказах будут названы другие фамилии: Данишевский, Степанов, Житников…
Решетов и Павчинский… Судьбы двух этих людей оказались настолько близко, драматично переплетены, что рассказать о них необходимо.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.
(Продолжение следует).