Громкоголосый Евтушенко и другие звёзды

Михаила Ульянова тепло встречали на хабаровской земле

Хабаровск в разные годы привечал сотни известных писателей, артистов, художников. С некоторыми из них мне довелось встречаться, знакомиться, брать интервью. Свидетельством тому - их фотоснимки, сохранившиеся у меня. Просматривал их не один раз, припоминал давние встречи, яркие детали. В моем списке оказалось около десятка дорогих мне фотографий.

Последний шестидесятник

Начать свои воспоминания решил с человека, которого я увидел впервые еще в актовом зале Уральского госуниверситета, где тогда учился. Это был Евгений Евтушенко. Его пригласили на встречу со студентами и, конечно же, народу набилось столько, что, кажется, яблоку негде было упасть. Кому-то пришлось устраиваться даже на полу в проходах между рядами, на подоконниках или в открытых дверях в коридор.
Более двух часов поэт вел откровенный разговор с нами, много читал стихов, рассказывал о себе, о своих друзьях-шестидесятниках.
Последний раз увидел его на сцене Хабаровского краевого музыкального театра на творческой встрече. Перенеся ряд болезней, лишившись ноги, Евгений Александрович, тем не менее, молодцом держался на сцене, сидя за столиком, уставленным стопками его книг. Конечно же, читал стихи, рассказывал, вспоминал. Было это незадолго до смерти знаменитого шестидесятника.
Удивительно, но Евтушенко бывал в нашем городе и в молодые годы. Вот какие факты я обнаружил в воспоминаниях Риммы Казаковой, начавшей свою творческую деятельность в Хабаровском крае, и где она познакомилась с Евтушенко.
Было это в начале шестидесятых годов, когда молодая выпускница истфака ЛГУ была направлена на работу на Дальний Восток. Работала сельской учительницей и писала стихи. Здесь она прожила семь лет. Работала на стройке, в газете «Тихоокеанская звезда», была редактором на Хабаровской киностудии.
В 1957 году Римма Казакова познакомилась с Евгением Евтушенко. «Мы были счастливы, что встретились. Оба были влюблены друг в друга, счастливы уже тем, что встретились, а больше всего нас объединяла поэзия», - так вспоминала она ту встречу.
А вот что вспоминал о Казаковой сам Евтушенко:
«Она возникла передо мною в белых носках и баскетбольных кедах, в клетчатой ковбойке и короткой юбке. Она стремительно шагала по набережной Амура на загорелых мускулистых ногах, а в сумке от противогаза лежал всегда готовый журналистский блокнот с золотым карандашом. Портрет, который можно назвать «Шестидесятница».
К Евтушенко Римма Федоровна до конца жизни сохранила теплое отношение, как и он к ней, несмотря на то, что не все между ними было гладко.
Евгений Евтушенко жил полной жизнью, объездил почти весь мир, был знаком со множеством выдающихся людей, неоднократно был свидетелем и даже участником событий, кардинально меняющих мир. Это его особенный талант - всегда находиться в эпицентре, уметь чувствовать момент, уметь подобрать слова и рифмы, находящие отклик в душах людей целого поколения.
Это был не просто поэт, но еще и оратор. Не случайно он в большей мере, чем его собратья по перу, стал символом шестидесятников.
… На сцене Хабаровского музыкального театра зрители увидели Евтушенко молодым, громкоголосым, умело держащим зал. К его столику время от времени из-за кулис выходила последняя и любимая жена (четвертая в биографии) Мария Новикова. Время от времени она меняла ему чашки с каким-то питьем.
Этот последний брак выдержал проверку временем и двумя сыновьями. Всего их у Евгения Александровича было пятеро. Ни разу - ни письменно, ни устно - Евтушенко не сказал дурного слова о женщинах, с которыми связывала его судьба. Всю вину за расставания всегда брал на себя.
Снимок, который вы видите, я храню у себя очень давно. На нем Евгений Евтушенко снимает (как режиссер) фильм о смерти Сталина. Всего же на его счету две режиссерские работы.

Ворошиловский стрелок

Весной 1984 года в московском министерстве кто-то поставил очередную галочку в многострадальном плане по культурному обслуживанию БАМа: на Дальний Восток был послан очередной «культурный кит» страны - театр им. Вахтангова.
20 мая гостей встречали в Хабаровске. Среди прилетевших звезд мелькают знакомые лица - Этуш, Лановой, Шалевич, Филиппенко, Абрикосов и, конечно же, Ульянов.
Присутствие последнего, как я думаю, и привело в аэропорт партийных чинов. На той встрече ответное слово держал Михаил Александрович Ульянов. Выразив «добрые чувства хабаровчанам», он добавил, что театр «постарается в меру возможностей оправдать ожидания зрителей».
Гастроли уже шли, а я никак не мог договориться с Ульяновым об интервью для «Тихоокеанской звезды». То он улетел на Сахалин, то еще что-то мешало. Пришлось караулить его перед спектаклем «Ричард III» у служебного входа в театр. Представившись, я передал ему листок бумаги с вопросами. Ульянов небрежно сунул бумажку в нагрудный карман рубашки и попросил позвонить ему в гостиницу.
Время от времени я названивал в «Интурист». Наконец мне ответили.
- В спектакле «Фронт» у меня будет пауза, минут сорок, когда я не выхожу на сцену. Приходите в гримерку, поговорим.
Понятно, что пришел я пораньше и минут тридцать, стоя за кулисами, наблюдал спектакль «со спины». Это, скажу вам, совсем другое театральное зрелище. Наконец Ульянов покинул сцену, и в коридор стремительно влетел бравый генерал. На ходу он расстегнул китель и пригласил меня в гримерную.
Ополоснув лицо холодной водой, вытерев его полотенцем, он пошарил рукой в кармане висевшей на стене куртки, извлек оттуда сложенный вчетверо лист бумаги с моими впросами, развернул его, стал читать. Вначале мне показалось, что бумажка эта так и пролежала у него нечитанная. Но я ошибся. Пробежав глазами по вопросам (их было семь или восемь), Михаил Александрович начал свой монолог.
- Вопросы у вас лихие, но как на них отвечать-то? Ну как я могу говорить о себе как о «властителе дум», это ведь сказал не я, а критик Свободин. Так вот, это где-то, если хотите, и присобачьте в комментарий, а не в вопрос мне. Мне подобное говорить нелепо, так же как произносить «неистовый Ульянов». Это же самореклама будет. Комментируйте, как вам заблагорассудится, но меня от таких эпитетов увольте.
А дальше дело пошло быстро. Ульянов вслух читал вопрос и без всякой паузы отвечал. Говорил он четко, выразительно, интонационно выделяя отдельные слова, фразы, как бы заостряя на них внимание.
Это был монолог хорошего чтеца, но не актера, сказывалась, видимо, привычка относиться к тексту как к серьезному делу профессионала. Слово должно нести не только смысловую нагрузку, но и образно звучать.
Мой диктофон крутился минут тридцать пять - за это время Михаил Александрович ответил на все вопросы. Через несколько минут ему надо было на сцену. Он снял с вешалки генеральский китель и одним резким движением набросил его на плечи.
Из гримерки мы вышли вместе. Я пообещал Ульянову передать текст беседы. На том и расстались.
Обратно получил рукопись без задержки. Ульянов оставил его дежурной по этажу. Текст был почти не тронут, исправлено несколько слов, переставлен абзац и небольшое пожелание: «Может быть, нужно в двух- трех словах сказать, кто были Щукин, Симонов. Ведь не все знают наш театр».
Ульянов завизировал текст беседы размашистой подписью, поставил число - 28 мая. Вскоре газета напечатала это интервью.

«НЕ УХОДИ, РОБА»

С Робертом Ивановичем Рождественским я встречался один раз. По долгу своей высокой должности - секретаря Союза писателей СССР он прилетел в Хабаровск по делам местной писательской организации. Там и встретились.
Знаменитый поэт спешил, торопливо ответил на мои вопросы, пожал руку. Роберт Иванович уже был болен, и авиаперелет его утомил.
Рождественский - огромнейшая эпоха в советско-российской поэзии. Он никогда не слыл диссидентом, антисоветчиком, но его ценят и любят и те, и другие. А он оставался собой.
Не был бунтовщиком и вообще находился так далеко от политики, как это только было возможно, учитывая, что юность Роберта Ивановича выпала на время перемен, когда его друзей и страну бросало из стороны в сторону, как поезд, несущийся на полной скорости по краю проложенным рельсам.
Из всего юного поколения поэтов России Роберт был самым светлым романтиком, идеалистом, его стихи о Родине были искренни, проникновенны, наполнены гордостью за свою страну.
Однако даже если молодые поэты считались одной компанией, но нельзя сказать, чтобы очень дружили между собой. Связующим звеном между ними была Белла Ахмадулина, которая дружила с Евтушенко, Вознесенским, Окуджавой.
Рождественский был всегда в стороне. Все же все они были непослушными детьми своего времени, их связывали общие выступления, поэтические вечера, одинаково громкая слава.
Рождественский был коммунистом, секретарем Союза писателей СССР. Занимая эту должность, имел возможность помогать людям. Именно благодаря ему был опубликован первый сборник стихов Высоцкого «Нерв», вышедший в свет вскоре после смерти поэта («Современник», 1981 г.).
В предисловии Рождественский дал оценку дару поэта-песенника:
«На мой взгляд, песня «Он не вернулся из боя» одна из главных в его творчестве. В ней, помимо интонационной и психологической достоверности, есть ответ на вопрос: почему поэт, человек, который по возрасту не мог принимать участия в войне, все-таки пишет о ней, более того - не может не писать.

Почему все не так?
Вроде все как всегда:
То же небо, опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух
И та же вода.
Только он не вернулся из боя…
Песни Высоцкого о войне - это, прежде всего, песни очень настоящих людей. Сильных, мужественных, добрых».
Роберту Рождественскому был двадцать один год, когда он встретил свою будущую жену Аллу Кареву, ставшую единственной возлюбленной на всю дальнейшую жизнь. Вместе они прожили счастливую жизнь, без бурь и потрясений. Вместе воспитали двух замечательных дочек - Ксению и Екатерину.
Роберт Иванович прожил недолго. Он умер 19 августа 1994 года от разрыва сердца. Похоронен на кладбище писательского поселка Переделкино. До этого была тяжелая болезнь - доброкачественная опухоль в лобной части, удачная операция во Франции. Но… Сердце его сжималось от грусти. Дома, в Переделкино, он писал свои прощальные стихи жене, дочерям.
Когда его увозила «скорая» из Переделкино, дочери кричали: «Роба, не уходи!» Он ушел в городской больнице, выдавив одну слезу: «Девочки, я вас люблю».
Робой его звали в семье.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.