Казус Вертинского

Александр Вертинский - Пьеро нашей эстрады

(Окончание. Начало в №13 за 25 января 2012 г.)

Вот полузатертая вырезка из шанхайской газеты сообщает «о предстоящей женитьбе известного артиста А.Н. Вертинского, решившего сочетаться законным браком с одной бывшей харбинкой.

В сделанном архиерейской канцелярией соглашении говорится: изъявили желание вступить в законный брак уроженец Кiева Александр Николаевич Вертинский, неженатый, с уроженкой Харбина Лидией Владимировной Циргава, девицей». (7 апреля 1942 г.).

И, наконец, такой документ: «Вертинский едет в СССР». Семенов рассказал следующее: «Проживающий в Шанхае эмигрантский поэт и артист Александр Вертинский собирается в настоящее время направиться в СССР. Это большое приобретение для страны, так как Вертинский очень популярен в массах. Он раньше писал упаднические вещи перед революцией и в эмиграции, но сейчас, став на советские рельсы, он пишет чудные бодрящие стихи… Стихи его последние,  посвященные борьбе за родину, также прекрасны, они здесь запрещены, но я вам достану и принесу показать. 11.IX.43 г.».

Поразмышляем на этом месте. «Источник Семенов» передает своему «шефу» информацию о намерении Вертинского ехать на Родину. И Семенов, и его «шеф»  («принесу показать») живут в Шанхае.

Похоже, что оба - доброжелатели певца, которые пытались облегчить ему возвращение на Родину.

Письмо Молотову

Вот, собственно, все уцелевшее дело артиста Вертинского, хранящееся в нашем госархиве. Но вернемся к письму Семенова, рассказавшего о намерении певца. В его рассказе есть своеобразная подсказка: став на советские рельсы, он пишет чудные, ободряющие стихи. А дальше: «Автобиография, написанная им для «Новой жизни» в Шанхае (русскоязычная газета. - А.Ч.), представляет собой шедевр своего рода. Там он бичует свои заблуждения и говорит, что русский человек должен быть со своим народом в любом случае».

Да, Вертинский хотел всегда вернуться на Родину. Но как это было сделать? Не случайно он решился на публикации в «Новой жизни», изложив в них те «откровения», которые как бы снимали былые заблуждения. Пьеро прозрел, он стал другим!

Неизвестный «шеф» Семенова знал, разумеется, больше, чем его «источник». Еще в марте 1943 года в Москву на имя наркоминдела В.М. Молотова было послано письмо Вертинского. Вот оно.

«Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович.

Я знаю, какую смелость беру на себя, обращаясь к Вам в такой момент, когда на Вас возложена такая непомерная тяжесть - такая огромная и ответственная работа, в момент, когда наша Родина напрягает все свои силы в борьбе. Но я верю, что в Вашем сердце большого государственного человека и друга народа найдется место всякому горю и, может быть, моему тоже.

Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция - большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь - самое ужасное.
Советские патриоты жертвуют свой упорный сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения.

Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня еще достаточно, и, если нужно, свою жизнь - моей Родине.

Я артист. Мне 50 с лишним лет, я еще вполне владею всеми своими данными, и мое творчество еще может дать много. Раньше меня обвиняли в упаднических настроениях моих песен, но я всегда был только зеркалом и микрофоном своей эпохи. И если мои песни и были таковыми, то в этом вина не моя, а предреволюционной эпохи затишья, разложения и упадка. Давно уже мои песни стали иными.

Теперешнее героическое время вдохновляет меня на новые, более сильные песни. В этом отношении я уже кое-что сделал, и эти новые песни, как говорят об этом здешние советские люди, уже звучат иначе.

Разрешите мне вернуться домой. Я - советский гражданин. Я работаю, кроме своей профессии, в советской газете Шанхая «Новая жизнь» - пишу мемуары о своих встречах в эмиграции. Книга почти готова. ТАСС хочет ее издать. У меня жена и мать жены. Я не могу их бросать здесь и поэтому прошу за всех троих:

Я сам - Александр Вертинский.   Жена моя - грузинка Лидия Владимировна, 20 лет.

И мать ее - Лидия Павловна  Циргвава, 45 лет.

Вот все. Разбивать семью было бы очень тяжело.

Пустите нас домой.

Я еще буду полезен Родине. Помогите мне, Вячеслав Михайлович. Я пишу из Китая. Мой адрес знают в посольстве в Токио и в консульстве в Шанхае.

Заранее глубоко благодарю Вас.

Надеюсь на Ваш ответ. Шанхай, 7 марта 1943 г.

А. Вертинский.»

Вскоре его просьба будет удовлетворена, семья в том же году прибудет в Москву с пополнением - родившейся незадолго до этого старшей дочкой Вертинских Марианной. Их поселят в гостинице «Метрополь», предоставят два номера, поставят на здешнее карточное питание.

В 1946 году семья получит хорошую квартиру в центре Москвы, на улице Горького, ей выделят необходимые материально-бытовые блага (к тому времени родится младшая дочь - Анастасия). Певцу и актеру Вертинскому позволят исполнять свой репертуар, ездить с концертами по стране, сниматься в кино  (за роль кардинала в кинофильме «Заговор обреченных» в 1951 году он станет лауреатом Сталинской премии).

Началась новая гастрольная жизнь по городам и весям теперь уже родной страны. Здесь-то вскоре и произойдет прозрение постаревшего Пьеро. Он начнет понимать, в какое затхлое болото, в какую смрадную атмосферу тотального страха он попал. Да не один - со своей семьей.

Многочисленные гастроли стали заработком на жизнь и своеобразным бегством от себя самого и от окружения. Вот невеселые признания из его писем жене: «Меня раздражает действительность, но, во-первых, она есть результат очень больших и не от нас зависящих причин, причин чисто социального характера… У нас многое для меня неприемлемо. У нас народ абсолютно невоспитан (а кто его воспитывал? А когда им занимались вплотную?) Кроме того, он страшен - наш народ, потому что он одинаково способен как на подвиг, так и на преступление. Это показала война и показывает быт, но это на иоту не уменьшает его величия! …Мне, конечно, претит наша грубость, хамство, наша  «авосечная» психология, где каждый думает только о своей авоське и ему наплевать на тебя - своего ближнего, стоящего за ним, но надо помнить, что мы - рабоче-крестьянская держава». (1954 г. Место написания письма неизвестно.)

Встреча в Хабаровске

В гастрольном турне по советской стране у Вертинского не единожды бывали и дальневосточные города: Владивосток, Хабаровск, Южно-Сахалинск, Корсаков, Магадан… В начале ноября 1950 года он приехал в Хабаровск. Выступления прошли на сцене тогдашнего театра музыкальной комедии (ныне Концертный зал филармонии) и в Доме культуры поселка Красная Речка. До этого он побывал во Владивостоке, затем отправится на Сахалин и в Магадан (на острове он проведет достаточно долгое время).

Впечатление Вертинского от хабаровских концертов он так описал в одном из писем жене: «У меня паршивое настроение. Голос устал. Я переутомился и сегодня еле допел концерт. Надо сделать перерыв. Я боюсь того проклятого Сахалина. А вдруг я окончательно потеряю там голос? Там холод. Но послезавтра утром я лечу и вечером уже должен петь… Петь тут трудно. На 80% публика сидит железная. Не знают, с чем этого «кушают», и выжидающе молчат.

Потом, к самому концу, расходятся и начинают неиствовать. Но концерт  уже закончен. И у меня - пустота и неудовлетворенность - ибо половина меня «не дошла»… Я вовсе один. Никого нет. Мне очень скучно и грустно… Я не жалуюсь. Я еду и поеду еще дольше - и на Сахалин, и в Магадан… Но это дело (концерты. - А.Ч.) надо бросать - это ясно. И ничего «нужного» из себя выжать не могу! Иванов тоже говорит, что «писать как надо» я не должен. Это у меня не выйдет…» (Хабаровск, 1950 г.).

Упомянутый в письме Иванов - не кто другой, как бывший харбинец, знакомец певца, живший в Хабаровске писатель Всеволод Никанорович  Иванов. Они не могли не встретиться и не поговорить о том, чем болело их творчество. «Заказуха» для обоих была неприемлемой.

Они познакомились в Харбине, сблизились. Иванов не раз бывал на концертах Вертинского, писал на них рецензии, вообще высоко ценил его творчество. «Вертинский - это в сущности символ. Это имя так часто видишь в газетах, его слова, мелодии, манеру передачи так часто встречаешь повсюду, слышишь из всех черных жерл радио, что когда его видишь в живых перед собой, то не веришь: неужели вот это и есть Вертинский…

Искусство Вертинского - это настоящее, русское искусство, необычайно доброе, немного, я сказал бы, «юродивое». От любовного Вертинского рукой подать к монастырю, и тихому свету лампад, к куполам церквей, что золотом горят в синем небе»…

И Вертинский, и Иванов участвовали в Первой мировой войне. Не случайно в одной из рецензий Вс. Ник. Иванов припоминает давнюю песенку Вертинского «про прапорщика Володю», который садился в вагон, отправлялся на фронт: «у меня блестят погоны, у тебя дрожит рука… Эти пыльные вагоны ждут последнего звонка».

Этот прапорщик слышал песенки Вертинского в мокрых окопах на Раве Русской, и под Барановичами, и под Ригой… - в блиндажах граммофоны пели слова Вертинского о том, что жизнь прекрасна, что женщины - изумительны, нежны, что на свете и во время бессмысленной и грубой войны - были любовь и счастье». Это написано для шанхайской газеты «Новая жизнь».

Вернулся на Родину совсем другой Пьеро - он устал, постарел и ослаб, но главное - разочаровался. Гастрольное бегство певца не спасет - он умрет после одного из концертов в Ленинграде 21 мая 1957 года.

Гипотеза без доказательств

К сожалению, в наши дни о Вертинском вспоминают редко, по случаю юбилеев, памятных дат. Хотя песни его звучат, поют, они записаны на диски. И все же не все исследователи его творчества отдают должное драматичной судьбе певца.
К примеру, А. Карлин, обращаясь к хабаровским властям (1999 г.), предлагал установить мемориальную доску на здании краевой филармонии (в этом здании Вертинский выступал в 1950 году). «Поддержите данную инициативу, ведь если сегодня мы равнодушно отнесемся  к нашему великому наследию, будущее в итоге отвернется от нас. А Вертинский достоин того, чтобы память о нем жила в веках».

Есть и другие толкователи судьбы поэта. Мне пришлось не раз перечитывать с карандашом в руках публикацию под названием «Кто вы, артист Вертинский?» (не стану называть имя автора, оно хорошо известно).

Он выдвигает «одну из возможных гипотез» об одном из резидентов в гоминьдановском Китае в 30-40-е годы. Коснувшись безрадостного детства (Вертинский рос в приемной семье), автор задается вопросом: как в такой «психологической захламленности» (авантюрный характер, уличное воспитание и т. д.) смог вырасти такой талант? Ответа на него нет, но, оговаривается автор, в биографии Вертинского есть два совершенно непонятных обывателю момента: белая эмиграция и красная реэмиграция.

И на этом выстраивает набор противоречивых фактов, которые якобы «подтверждает» его гипотезу: Пьеро еще в 20-х годах был завербован  и работал на внешнюю разведку. Доказательства? Они косвенные. К примеру, такие: «первая пластинка Вертинского вышла в СССР в 1969 году, тогда, если его завербовали в 1919-м, то пластинка как бы приурочена к 50-летию  героической деятельности».

Певца уже не было в живых. Смешно считать такое «доказательством», не правда ли? По «гипотезе» нашего автора Александр Николаевич - идеальный агент для разведработы: «У него нет близких родственников, молод, знает языки, вхож в высший свет, имеет популярность, свободную профессию… Холодно-рассудителен в сложных ситуациях, мужественен, аккуратен в делах» и т. д. Словом - находка для ВЧК, ОГПУ, НКВД…

Гипотеза «подтверждается» также размышлениями автора об обилии его гастролей в Румынию, по Бессарабии, Польше (вдоль границы с Россией, это как бы означало сбор и передачу информации, получение денег). Или такие размышления: почему это Вертинский все время оказывается в «горячих точках» (Берлин, к примеру, та же Польша, Румыния).

«За 15 лет жизни в Европе Вертинский минимум 17 раз выезжал на гастроли в различные страны». Что же тут кажется подозрительным? Человек зарабатывал деньги, чтобы хорошо, достойно таланту жить. Всего-то. И потом - к этим местам прибилась масса русских эмигрантов - его слушатели, почитатели.

Но что же произошло в Китае, где певец безвыездно прожил девять лет, задается вопросом автор. Отвечает так: «…не песенки, а донесения являются главной, неотложной, требующей постоянного присутствия работой. Ну и, конечно же, создание обширной агентурной сети».

Вот так - просто второй Рихард Зорге, оказывается, окопался в Шанхае и раскинул свои агентурные сети. Вскоре началась Вторая мировая война, и подобный агент нам был очень нужен в тылу Квантунской армии. Хорошо бы он был там! Почему бы не помечтать об этом!

На мой взгляд, опубликованная в солидном журнале «гипотеза» не выдерживает никакой критики, построена на неубедительных, умозрительных сопоставлениях, на лукавых умозаключениях. Допускаю, что Вертинскому может быть и приходилось делиться с кем-то своими наблюдениями, информацией, анализом обстоятельств, событий, ситуаций.
В эмигрантской среде это было принято. Потому не случайно в брэмовской папке певца и был собран какой-то «компромат», но не обязательно «резидентский». Такие дела чекисты засекречивают надолго и читать их в открытом доступе не позволяют.

Оставим память о Вертинском незамутненной досужимы домыслами, и будем ценить его редкостный талант.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ. (Снимок из архива Вертинских).