Просматривая свои старые дневники, я наткнулся на записи, которые заставили меня вспомнить тот зимний вечер, когда за окнами выл ветер и сыпал снег, а я находился в гостях у своей учительницы Маргариты Владимировны.

В тот раз мы говорили с ней о романе Константина Симонова «Живые и мертвые», который только появился в печати и сразу вызвал горячий интерес у читателей.

Евдокия Яковлевна, ее мама, растопив печку, что-то готовила на кухне, но и ее заинтересовал наш разговор, и она, присев к столу напротив, рассказала то, услышать о чем от нее я никак не ожидал. Мне казалось, что она - обычный человек, ничем не примечательный, а она, оказывается, совершила подвиг.

Война застала Евдокию Яковлевну в районном центре под Краснодаром. Она тогда работала воспитателем в интернате. Повсюду шла эвакуация, но здесь с этим не торопились. Кое-кто уверял, что положение еще переменится, что немцы далеко не пройдут. Разное говорили. И ждали. И вдруг неожиданно стало известно, что немцы быстро продвигаются. Следовало поторопиться.

Тут-то и началось. Детей разбудили чуть свет, наспех снарядили и, поставив во главе колонны Евдокию Яковлевну, отправили в путь.    

- Все это произошло так мгновенно, что невозможно было опомниться. Впрочем, и не до того было, когда поняла, какой тяжелый груз свалился на плечи, ведь на мне теперь лежала ответственность сохранить жизнь каждого воспитанника, - рассказывала она.
Я тогда, слушая ее рассказ, загорелся желанием написать об этом, но сдерживало то, что ей моя затея могла не понравиться, ведь она не чувствовала себя героиней, а считала, что исполняла свой долг. И потом война, явив всю бездну человеческого горя, не миновала и ее, отобрав у нее сына - мальчишку, который погиб, защищая Сталинград. Зачем же лишний раз бередить старые раны?

- Ребята, - вспоминала она, - были смелые, отзывчивые, но и, как водится, озорные. Например, очень любили лазить в колхозный сад, хотя фруктами нас снабжали. Однажды, помню, приходит сторож и приносит мальчишеские трусы. Оказалось, воспитанник сбежал, но трусы остались в цепких руках сторожа. Решили найти виновного, устроили проверку, и что вы думаете? Оказалось, что все ребята без трусов. Хитрые, сговорились товарища не выдавать! Сторож так и ушел ни с чем. Но очень трудолюбивые были детдомовцы, - продолжала она, - все сельскохозяйственные работы на нашем участке выполняли сами.

И вот тронулись в путь. Ребята одеты легко, в майки и трусики, одежду и продукты увезли на машине еще с вечера, но где она теперь, никто не знал. А на станции поездов не оказалось. Сказали - мост разбит и в ближайшее время их не будет. Оставалось одно - добираться до Краснодара пешком, а это совсем неблизко.

Стоял полдень. Солнце палило нещадно. Колонна шла, и клубы пыли тянулись следом.

Вначале многим казалось это развлечением, но затем дети стали ослабевать. А впереди три долгих дня пути.

Степь пустая и ровная, лишь кое-где встречается кустарник. И еще на обочинах дороги трупы убитых лошадей, которых сначала боялись, но потом свыклись. Шли целый день, сделав только один привал. Те припасы продуктов и воды, которые предусмотрительная Евдокия Яковлевна захватила с собой, кончились.

Новый день начался неожиданно. Разбуженные гулом самолета дети вскакивали, из-под ладошек смотрели вверх. Самолет оказался немецким. Летчик, заметив ребят, дал несколько коротких очередей. К счастью, все обошлось благополучно. И опять - дорога. Евдокия Яковлевна понимала - так долго ребята не выдержат.

После полудня их нагнала отступавшая воинская часть. Видимо, они недавно вышли из боя, у многих из-под пилоток проглядывали пропитанные кровью бинты.

Солдаты остановились и, узнав о положении детей, вызвались помочь. Отдали имеющуюся у них во фляжках воду, сухари. Совсем ослабевших разместили на подводы. «Садитесь и вы», - предложил командир, но Евдокия Яковлевна отказалась. Её занимала мысль: а что, если ослабевших детей доверить военным? Они отправляются в тыл, они их спасут, а у нее нет уверенности, что удастся довести живыми всех. Самые слабые дети отправились с бойцами.

Оставшиеся, а их было сто шесть человек, пошли с ней. К вечеру добрались до хутора.

На ночь расположились возле конюшни. И уже собирались ложиться спать, как пришёл мужчина с палочкой в руке. Спрашивает: «Кто здесь Нежина?»

- Я, - говорю. «Сколько у вас ребят?» - «Сто шесть». - «Многовато, - удивился он,- и все ваши?» - «Мои». - «Ну, ждите» - ковыляя, он ушел, а вскоре привез на тележке хлеб и молоко.

Уснули поздно. Малыши улеглись в отсеках конюшни, а ребята постарше спали на улице. Евдокия Яковлевна не могла сомкнуть глаз, ходила, осматривала спящих.

Третий день оказался самым тяжелым. Неожиданно полил дождь, Евдокия Яковлевна подбадривала отстающих, уговаривала, а случалось, и покрикивала, но и то и другое помогало мало. Ребята вязли в грязи и еле шли. Уже ночью они подошли к трамвайному кольцу. Последний трамвай подобрал всех и повёз в город.

В краснодарском горкоме партии, куда они явились, была тишина, в комнатах и в коридорах на полу валялись бумаги.

- Вдруг слышу голоса. Навстречу двое. Оказалось, один - секретарь горкома. Он торопился, но остановился и выслушал. Повел в свой кабинет. «Вот вам деньги, - говорит, - поезд будет, не беспокойтесь. Всех отправим. А сейчас прямиком в столовую», - и объяснил, как ее найти.
Едва сели за столы, как прибежала запыхавшаяся девушка. Кричит: «Скорее! Поезд уходит!» Ребятишки еду с собой и бегом на вокзал. Видим, пыхтит паровоз, но состав заполнен до отказа, нас не берут. Некуда! Впрочем, и повезло, что не взяли. Позже пришло известие, что состав попал под бомбежку, и все, кто там ехал, погибли. А нас отправили уже к вечеру в Среднюю Азию, - закончила свой рассказ Евдокия Яковлевна.

Сейчас, когда нет уже Евдокии Яковлевны, я понимаю, что история, рассказанная ею, не такая великая, как, скажем, та же Сталинградская битва, о которой недавно столько говорилось по телевидению и в печати, но и она, показывающая силу духа и мужество людей, которые в трудное для страны время не дрогнули, выдержали, заслуживает внимания.

А. Мильштейн.