Старшина из 218-й танковой бригады

Иван Давыденко: «Мы свою задачу выполнили»

С Иваном Егоровичем Давыденко знаком давно. Ветеран часто заходил в редакцию, приносил свои заметки. А потом куда-то исчез, изредка звонил по телефону.

А на днях пришел в редакцию в строгом темном костюме, увешанном боевыми наградами, в офицерской фуражке старого образца, в белой рубашке, при галстуке.

Говорили мы с ним о Второй мировой войне, в финале которой командир танка Т-34 старшина Давыденко принимал боевое участие. Сейчас ему идет 91-й год, на жизнь не жалуется, вот только писать перестал - правая рука не держит ручку.
- На войне много стрелял - из пулемета, танковой пушки, пистолета. Вот домашние, знакомые и говорят - это тебя бог наказал. Как-то я пошел к нему в гости, - рассказывает байку Иван Егорович. - Принял меня, спрашивает, зачем пожаловал. Говорю всевышнему: забрал бы ты меня с земли, устал жить… Нет, отвечает бог, ты ведь в меня не веришь, ты заядлый атеист. Наказание мое тебе - будешь жить до ста лет.

Оценив юмор, спросил Ивана Егоровича, ходит ли он в церковь. Нет, не ходит.

Начал он войну в звании старшины, а служба в армии длилась 32 года. Занимал в ней офицерские должности в танковых, артиллерийских частях. Однажды ему предложили написать рапорт с просьбой присвоить офицерское звание. Подождите, сказал старшина полковнику. С женой надо посоветоваться. Дома все рассказал. Жена спрашивает: а кем ты будешь после этого? Младшим лейтенантом, затем лейтенантом, старшим лейтенантом... Посмотрела на меня моя Тамара и сказала: нет, лучше оставайся старшиной.

В этом звании и демобилизовался Давыденко из армейских рядов.

Вот фрагмент его воспоминаний о войне:

- Наша 218-я танковая бригада вышла с боями на направление Мулин, Муданьцзян, Гирин. Японцы встретили стрельбой из всех видов оружия. Но хуже всего были смертники. Они со взрывчаткой бросались под танки. Если слабая броня - разорвет, если двигатель бензиновый - загорится. Но у нас дизельное топливо. А вот гусеницу разрывало. И нам приходилось под огнем соединять гусеницу, в то время, как десант, от которого оставалось несколько человек, заняв оборону, маскировался и отстреливался. За все время под наш танк бросились семь смертников. Разорвало гусеницу, согнуло ствол пулемета у радиста-пулеметчика, оторвало ленивец - это переднее колесо, им натягивается гусеница.
Затем, когда наши взяли Муданьцзян, мы успели на своем танке проскочить через реку по мосту, за нами мост взорвали, и танк, который шел следом, полетел в реку. Мы оказались одни на том берегу. Наедине с противником. По рации нам передали - держать оборону любыми средствами, пока наладят переправу. Мы отбивались, стреляя из пушки, двух пулеметов, бросали гранаты до тех пор, пока наши войска не пошли через понтонный мост. Трое из нашего экипажа живыми остались, а десант полностью был расстрелян.

Река Муданьцзян - почти такая же, как Амур. А может, во время боя мне так только показалось. Но конец мировой войны мне очень сильно запомнился.

Мы свою задачу выполнили. Многие танкисты, в том числе и наш экипаж, получили ордена и медали.

Прошло много лет. А я и сейчас вижу перед собой всех тех людей, с которыми пришлось смотреть смерти в лицо. Помню, как начальник разведки бригады капитан Логачев был ранен в голову, упал с танка, а его там, внизу, дорезали ножом.

А мы не смогли его спасти…