Нельзя осчастливить человека насильно

Пока я снимала шубу, он похотливо «ощупал» меня взглядом и подобострастно прошептал: «Проходите, проходите…» И тут же из кухни раздался дребезжащий старческий голос: «Гордик, твоя девушка уже пришла?» - «Пришла! - громко крикнул он в кухню, а мне тихо, словно оправдываясь, торопливо пояснил. - У меня мама дома…»
«Мама?» - я слегка озадачилась: о маме мы не договаривались. Гордей превратно понял мою реакцию и поспешил интимно добавить: «Она скоро уйдет. По делам. Надолго».
Мы прошли в старомодную плохо прибранную гостиную. Убирает тут явно старенькая мама. Гордей, наверное, только пылесосит. По воскресеньям.

«Кушайте, кушайте…»

У Гордея есть московская прописка. Рост метр восемьдесят. И шрам над правым глазом. Шрамы украшают мужчину, поэтому его запишем в плюс.
Всего этого, думается, вполне достаточно, чтобы женщины кокетливыми мотыльками вились вокруг него. Но они не вьются. А Гордику уже 43. Для женщины это вообще закат возможности деторождения. В этом возрасте женщины особенно отчаянно рожают «для себя».
Гордик тоже хочет «родить». Ну, в смысле, чтобы кто-то родил «для него». Ну и для его мамы, которая, видимо, так и помрет, не дождавшись внуков.
Я представилась журналисткой. У меня, мол, редакционное задание - пишу материал о Москве как городе одиноких людей, о завидных женихах и невестах столицы.
Рандомным способом вышла на Гордея: «Дадите интервью? Только не обычное такое. Жесткое. Откровенное. Дадите?» - Очень интересно. Дам, конечно.
- Здравствуйте, уважаемая барышня! - в комнату неторопливо входит пожилая, но молодящаяся женщина, окутывает меня цепким взглядом. - Меня зовут Зинаида Макаровна. А вас как величать?
- Ольга.
- Ольга, я накрыла чай. Напекла плюшек с корицей. Вы кушайте, кушайте…
Мы садимся за стол. Зинаида Макаровна разливает чай по чашкам. Беседуем о разном. О капризной погоде, о дырявом здравоохранении, о том, как Зинаида Макаровна 32 года отработала на одном заводе, об удачной корице в плюшках, о работе Гордея, о кризисе производства, о том, что я долго искала место для парковки.
Зинаида Макаровна - хорошая женщина. Но пожилая. Она пережила тяжелые голодные времена и не смогла их забыть. Поэтому она постоянно говорит одну фразу: «Вы кушайте, кушайте». Это в принципе обычная фраза. Но когда ее повторяют по сотне раз в час, она становится самой ужасной фразой в мире. МЫ КУШАЕМ, КУШАЕМ!
Я пришла к Гордею взять интервью. Как к холостяку, потенциальному чьему-то жениху. Гордей не чует подвоха. Он - жених. Завидный жених.
А что не так?! Общаемся. Втроем. Мне с первой минуты очевидно со стороны, почему Гордей одинок. Просто он человек с частицей «не». Неинтересный, невеселый, неперспективный.
Женщины сегодня избалованы соблазнами. Они знают, как может быть, и не хотят хоть как-нибудь. Они смотрят «Секс в большом городе» и думают: «Вон как бывает, оказывается». Красивые свидания, полуночные бары, туфли от «Маноло», звездное небо Манхеттена с черепичной крыши, струнный квартет за углом, лукошко клубники посреди зимы, цветы с курьером, гардеробная комната с откровенными зеркалами, ловкий поцелуй главного героя… Словом, романтика.

Брак - это бартер

Гордей уверен, что всё это наносное, социальное, условное, никому ненужное. Его женщина оценит его глубокий внутренний мир. Глубину, кстати, Гордей определяет сам. На глазок.
Мы с Гордеем переходим на «ты».
- Вы кушайте, кушайте. Надо нам женить Гордика, - говорит Зинаида Макаровна, причитает. Берет меня в сообщники в деле «трудоустройства» сына в семью. Диалог происходит при Гордее. Он никуда не вышел, вот сидит рядом на табуретке и молчит, будто разговор не о нем. Неинициативный.
- Да, может, сам как-нибудь справится, - хмыкаю я.
- Не справится, - вздыхает мама. - За 43 года не справился…
- Значит, не хочет.
- Хочет, хочет! - испуганно адвокатирует сына мама.
- Пока очевидно, что он хочет сидеть на табуретке, сложа руки, и плюшками баловаться.
- Гордик, ну скажи! - приказывает мама.
- Все женщины меркантильные, - выносит приговор Гордик.
- Да? - удивляюсь я.
- Да. Московская прописка всем нужна…
- Это да, - легко соглашаюсь я. - А что еще у тебя есть, Гордей?
- В смысле?
- В прямом. Брак - это бартер. Мы вот с мужем вместе 14 лет. Я ему - детей, ноги, борщ. Он мне - юмор, легкость, деньги. Все честно. Не понимаю, почему ты с осуждением говоришь о женщинах, как об охотницах на твою прописку, если, кроме нее, у тебя ничего нет?
- Как ничего? - обиделся Гордей.
- Как ничего? - обиделась Зинаида Макаровна.
- Ну, вот я и спрашиваю: что? Что есть?
- Ну, я веселый…

Как готовить плов

- Ну, он веселый… - вторит Зинаида Макаровна.
- Гордей, расскажи анекдот, - прошу я.
- Какой?
- Любой.
- Про что?
- Про что хочешь.
- Я так не могу.
- Гордей, ты веселый, - напоминаю я.
- Встречаются русский, поляк и немец. На острове. Ну, попали туда. После кораблекрушения.
- Тааааак…
- Ну… Вот… Короче… Слушай, я так не могу!..
- Вот, - резюмирую я. - Ничего ты и не веселый, Гордей. Ты не удосужился выучить хоть какой-нибудь завалящий анекдот, чтобы рассмешить женщину.
- А мне не нужен камеди-клаб, мне семья нужна.
- Вы кушайте, кушайте, - растерялась Зинаида Макаровна: она понимает, что интервью получается какое-то странное, не таким она его себе представляла, но как вырулить из этой ситуации и спасти сына, пока не понимает.
- Что ты, Гордей, веселый, это мы поняли. А еще какой? - спрашиваю я.
- Он хозяйственный. Он плов готовить умеет, - вспоминает Зинаида Макаровна.
- Гордей, у тебя есть казан? - я смотрю на Гордея в упор.
- Казан? - переспрашивает Гордей.
- Какие специи нужны в плов, Гордей?
- У меня специальная приправа «для плова». Там все. Я не вникал по отдельности.
- Зинаида Макаровна, не обижайтесь, но вот моему сыну шесть лет. Он тоже умеет плов. Ну, то есть порезать овощи и прочие ингредиенты в мультиварку, засыпать рисом, посолить и приправу добавить он сможет. И режим установить, какой я скажу. Это, конечно, будет не плов. А слипшаяся рисовая каша со специями, но…
- Ольга! - Гордей произносит моё имя с возмущением.
- Гордей, я сейчас не издеваюсь. Просто помогаю тебе посмотреть на себя со стороны и оценить себя объективно. Пока ты смотришь на себя восхищенными мамиными глазами. И не понимаешь, почему другие женщины не делают так же. Я вот и поясняю тебе, почему… Ты умеешь зарабатывать?
- Работаю в институте!
- Верю. Но я не спросила, как долго ты работаешь. Я спросила: ты зарабатывать умеешь?
- Я же не бесплатно работаю!
- Хорошо, - вздыхаю я. - Задам вопрос иначе: где ты отдыхаешь?
- В сентябре ездил в Крым. Очень хорошо, правда, поезд ужасный, зато там хорошо, в частном секторе, рядом с морем жил.
- А питался где?
- Там столовая рядом, чтобы первое было, мне для желудка, и пирожки покупал у женщины там, по пути. Недорого, по 20 рублей.
- Ясно.
- Что ясно?
- Ты не умеешь зарабатывать.
Занудный, обиженный…
- Вы кушайте, кушайте, - суетится Зинаида Макаровна. Она явно сбита с толку даже больше, чем Гордей.
- Гордей, у тебя, вероятно, есть сестра? - спрашиваю его.
- Есть. Откуда знаешь?
- Ну, квартиру получили родители. Трехкомнатную, вероятно, потому что были двое разнополых детей. Не сложный секрет. Очень распространенный.
- Это к чему? - Гордей сливается с бежевой стеной.
- К тому, что московская прописка - не твоя заслуга. Так получилось. Это была твоя фора при старте в жизнь. Но ты и ее не использовал. Думаю, даже коммунальные платежи на маме. Со своей пенсии. Угадала?
При этих словах Зинаида Макаровна встает и уходит на кухню, бормоча: «Кушайте, кушайте…» - а я безжалостно продолжаю:
- Тебе остается заработать только себе на еду. Ты и не напрягаешься. Зарабатываешь свои 20 рублей на пирожок с капустой. За что женщина должна тебя любить, Гордей?
- А я ее за что?
- Ну, началось. Как маленький: «А она мне что?» Вот из-за такой стратегии, Гордей, ты и едешь с ярмарки ни с чем. Занудный. Обиженный. Пустой. Бюджетный. Словно списанный трамвай. И уже в депо, Гордей, в депо. Не страшно? Вот так, без результатов?
- Почему без результатов? - горячится Гордей. - У меня вон сколько грамот!
Он бросается к заранее приготовленной папке. Он же готовился к интервью! Выпятил все свои заслуги, оформленные на типографском картоне в формате А4. Благодарность за активность, проявленную… Грамота за участие…

 «Мама, она лазутчица»

- Гордей, я не журналистка. Меня прислал сюда твой отец. Он был у меня на лекции по личной эффективности. Я веду лекции. Помогаю людям быть… эффективными. Твой отец очень переживает за тебя и хочет тебе помочь. Поэтому…
- Мааааааааааааам, - испуганно кричит Гордей в сторону кухни, не спуская с меня глаз. - Она от отца. Лазутчица.
Зинаида Макаровна ошарашенно переводит на меня взгляд.
- Вы от Павла?
- От Павла Ивановича.
- Она психолог, мам. Пришла меня лечить.
- Я не психолог, Гордей Павлович. Я не говорила так. В данном случае я… диагност. Ваш отец заплатил мне. Чтобы я пришла и… была собой. Я потрошитель иллюзий. Но иногда это очень полезно. Он переживает за вас.
Гордей встал с табуретки, и мне, сидящей, его метр восемьдесят показался всеми двумя.
- Мой отец - вор! - почти по слогам произнес Гордей. - Он чиновник. Берет взятки. Ворует у государства!
- Жалко, что ты так не умеешь, да? - я откинулась на стуле.
- Что не умею? Воровать? Да, я так никогда не сделаю!
- Гордей, верю. Чтобы брать взятки, надо быть рисковым, гибким и азартным. Нужно уметь быть в команде. Нужно договориться со всеми вокруг о молчании, включая собственную совесть.
- Вот-вот, совесть! - Гордей поднимает вверх указательный палец.
- Ты работаешь в компании по производству канцтоваров, да? - спрашиваю я, резко встаю и подхожу к письменному столу. На нем лежат три стопки бумаги в упаковках, россыпь ручек, маркеры, новенький степлер. - Гордей, ты купил этот степлер?
- Купил, - у пунцового Гордея раздуваются брови.
- Ты врешь. Это очевидно. Ты его украл. Вынес с работы. Легко договорился со своей совестью. «Раз вы мне платите грамотками, я вам - «честностью», - подумал ты. Ты вор, Гордей. Как и твой отец. Только он ворует на государственном уровне, а ты - на уровне скрепок.
- Ты меня в чем-то обвиняешь?
- Боже упаси, Гордей! Я не из прокуратуры. Ловить преступников - не моя специализация. Я пришла разоблачить тебя. Но для тебя же самого. Для твоей же пользы.
… Спустя 10 минут за мной обиженно закрывается дверь. Слишком быстро закрывается, чтобы это можно было назвать «сама ушла». Меня выгнали.
Я набираю номер Павла Ивановича.
- Ну что? - спрашивает он вместо приветствия.
- Ну всё.
- Всё?
- Всё, как я говорила. Оставьте мальчика в покое.
- Мальчику 43.
- Он инфантилен, как Карлсон, который живет на крыше. В моем шестилетнем сыне ответственности больше. Но он счастлив.
- В смысле «счастлив»? С мамой в 43? Без семьи и без детей? Кладовщик? Или кто он там… Моя дочь сегодня провела IPO для своей компании за границей… Да что это такое! Как будто это дети от разных матерей, не в одной семье росли!
- Пал Иваныч, нельзя осчастливить человека насильно. Нельзя вылечить от болезни, которую он не признает. Ему хорошо. С мамой и пирожками с капустой. Он слишком слаб, чтобы иметь смелость оценить себя со стороны.
… Вот она, объективная реальность, без прикрас. Безжалостная правда жизни. А вечером я приготовлю плов. У меня есть зира, шафран, куркума, барбарис…