Родные уважают наш выбор и ждут нас домой

Евгения Мокрецова: «Мы очень сплотились за это время»

Артисты Хабаровского краевого театра юного зрителя в рамках всероссийской акции «Помоги врачам» на своих страницах в социальных сетях создали монологи-видеоспектакли, основанные на интервью с медиками Хабаровского края и других регионов, столкнувшимися с COVID‑19.
- Наша команда из шести человек записала 12 реальных личных историй, - говорит Виталий Федоров, один из участников проекта, актер и режиссёр ТЮЗа. - Изначально мы подошли к этой работе с ощущением, что не верим ни в какой коронавирус - ведь никто из наших близких или знакомых с ним не сталкивался. Но после записи монологов мы поняли, что всё - по-настоящему.
Я поймал себя на том, как изменилось мое личное отношение к врачам. Понял, что это, прежде всего, люди, которым очень трудно. И знаю, что если теперь кто-то будет ругать врачей, я однозначно встану на их защиту. Для нас трагедия - каждая наша болезнь, а они постоянно живут с этим. Мы очень недооцениваем врачей, если честно!
Средства, собранные ТЮЗом во время акции в виде пожертвований зрителей, пополнят фонд Тверского областного клинического онкологического диспансера - там остро нуждаются в закупке индивидуальных средств защиты.
- В наших планах также соединить все разрозненные кусочки в единое видео, дополнить его хроникой и статистикой, - продолжает Виталий Федоров. - Пусть будет в архиве театра как напоминание о событии, затронувшем весь мир.
«Тихоокеанская звезда» подготовила газетный вариант этих мини-спектаклей. Давайте «послушаем»!

Он гордится, что я его дочь

Валентина Александровна Снитко, невролог инфекционного отделения 2-й краевой больницы:
- Я стараюсь изолироваться от родных. Встречаемся мы на воздухе, не в закрытом помещении. Домой я не езжу. Только по выходным, всё равно мы стараемся самоизоляцию соблюдать, поэтому встречаемся, когда это необходимо, потому что мы такие же люди, у нас обычные проблемы. Поймите, не видеть отца, не видеть мать, не знать, как у них дела, - это невозможно. Им тоже нужно внимание, они тоже скучают по мне.
Решение перейти в инфекционный госпиталь я приняла после дежурства, нашла в себе силы… Я поехала к родителям на дачу и сказала, что приняла это решение. Мама сказала, что уважает его. Папа - он верит в меня. Он гордится, что я его дочь.
Муж тоже врач, тоже поддержка мощная, он понимает. Мы работаем в одной больнице. Он знает, какая нагрузка, что происходит, поэтому мне повезло.
Всем хочется сказать: «Оставайтесь людьми. Человечными. Внимательно относитесь к своим близким. Всё-таки соблюдайте рекомендации». Потому что ты смотришь, работаешь, борешься, а майские праздники у нас прошли, и после них пошёл прирост. 
Открыли отделение на 60 коек в нашей больнице. Полностью сделали два этажа для больных. Врачей не хватает, те, кто есть, работают с повышенной нагрузкой.
У нас есть и такие, кто вот ушли - и всё. Понимаете? Есть такие, но это, по крайней мере, честно. Потому что, когда боишься работать, то лучше не надо.
А есть люди, которые понимают, что это надо делать. Если надо помогать, то мы будем помогать. И счастье, что таких людей больше, и самое главное - я вместе с ними.
Работаю около 11 лет. У нас коллектив врачей молодой, и я очень горжусь ими, потому что они реально молодцы большие! Да, сильно устают, да, повышенная нагрузка, но они просто заряжают своей энергией и энтузиазмом. Они хотят работать.
Да, деньги нужны, но это тот период, когда врач не ставит деньги на первое место. Для них ещё нет выгорания. Для них человеческая жизнь бесценна. Они будут бороться до последнего.

Сейчас немножко как на фронте все

Евгения Викторовна Мокрецова, доцент кафедры инфекционных болезней Дальневосточного государственного медицинского университета:
- Как врач-инфекционист уже много лет работаю в инфекционном отделении 10-й больницы.
На самом деле любые больные - это просто люди. И больные коронавирусной инфекцией - тоже обычные люди со своими эмоциями и переживаниями.
Конечно же, в условиях массовой истерии многие из них испытывают бурные эмоции, узнав о том, что заболели. Естественно, перепуганы, когда поступают. Многие не верят, отрицают сам этот вирус, некоторые - те, которые осведомлены, что это такое, знают, чем это может закончиться. Некоторые считают, что они приехали для того, чтобы умереть в этом стационаре, в этом госпитале. Конечно, приходится прилагать особые усилия, чтобы успокоить человека.
Да, действительно, люди умирают, к сожалению. В нашей практике мы видим преимущественно тяжёлые формы. Те лёгкие случаи, когда пациенты сидят по домам, мы не наблюдаем. Поэтому, конечно, нужно человека заверить, что он под контролем, и он здесь для того, чтобы мы помогли, не дали умереть.
Помню первый день, когда я пришла в отделение, в котором работала много лет после двухнедельного отпуска - уже в перепрофилированный госпиталь. Первое мое впечатление - я куда-то не туда попала!
Будто я нахожусь в какой-то параллельной реальности. И первый мой проход по «грязной» зоне, здание, в котором я уже почти 30 лет существую и провожу большую часть своей жизни, я в какой-то момент перестала узнавать. Потому что смотрела на окружающую действительность через защитные очки, через защитный экран, будучи в этом удушающем костюме, в котором действительно очень жарко находиться, и в нём долго нельзя быть.
Конечно же, вот было ощущение удивительное, нельзя сказать, что страшно. Страшно не было, потому что мы знаем - это не чума, не холера, это обычный вирус, который не столь прилипчив, особенно если защищаешься так тщательно, как мы. Но вот какое-то необычное ощущение было, да.
Нам пришлось отказаться от помощи более пожилых коллег, которые входят в группу риска. И мы сосредоточились в компании относительно молодых или самых молодых коллег, новых врачей, которые к нам пришли недавно - клинические ординаторы.
Это - первый и второй год работы после окончания университета, ребята, которые ещё обучаются в клинической ординатуре. Они получили возможность пройти вот такую школу - работать с особо опасной инфекцией.
Мы как-то очень сплотились за это время. Помогаем друг другу больше, чем когда бы то ни было, и многим приходится жить в госпитале, и даже вот когда, например, я не дежурю, а дежурит кто-то из молодых, приходится помогать и советом, и физически бывает, что кого-то тяжёлого на носилках нужно отнести, а рук не хватает. Это другая работа. Сейчас немножко как на фронте все. Вот такая беда всё-таки сплачивает людей!
У хабаровских больниц, конечно, были преимущества. Так как мы наблюдали то, что происходит в Китае, потом - в Москве. Действительно, выигрыш времени был, благодаря мерам, которые были приняты в Москве. И вообще в начале пандемии и когда были перекрыты границы Китая, мы выиграли время, для нас это не было неожиданностью.
Мы понимали, что это коснется нас непременно, поэтому наши больницы готовились заранее. Конечно, что-то закупалось, какие-то средства защиты, мы не оказались в таком положении, когда нам нечего было надеть для того, чтобы пойти к больным.
Очень дает силы понимание, что многое зависит от того, как мы работаем, и очень придает силы отношение людей к нам, которые нас поддерживают. Такого, в принципе, не бывало раньше.
Когда люди просто приносят еду - какие-то пироги, продукты, стараются нас подкормить. Могут принести какое-то постельное бельё, кому-то какие-то косметические средства, даже телевизор с кофе-машиной недавно спонсоры привезли.
Кто чем может - стараются помочь. И это придает нереальные какие-то силы. И думаешь: как много хороших людей! В таких условиях, когда приходит беда, люди становятся сплоченными и открываются с другой стороны!

Когда всё закончится, долго буду с семьей

Евгений Максименко, врач-инфек­ционист Переяславской районной больницы:
- Это моя неосновная специальность - переквалифицировался, это было моё добровольное решение.
Мой первый личный опыт общения с пациентом с COVID произошёл так: меня вызвали - я приехал на работу и сразу в дело. Первое время ты больше сконцентрирован на одежде - маска, очки, средства индивидуальной защиты, все непривычно. Не так часто приходится надевать такие костюмы и в них работать. Например, приходится писать на бумаге в трех перчатках! А у меня и так-то непонятный почерк.
Когда заходишь к пациенту, как-то абстрагируешься от всего этого, забываешь сразу. Страха в целом не было. Первая моя пациентка с таким диагнозом была женщина 86 лет, и она, наверное, не до конца понимала, что происходит.
Спрашивала, почему она здесь, почему ее никуда не выпускают, что она здесь делает? А у меня не было какого-то особого отношения. Какое-то привычное ощущение работы - как с обычным пациентом.
Я сейчас живу в больнице. У меня дома жена, ребёнок - я не хотел подвергать их опасности. Принял для себя решение, что буду жить здесь, хоть мы и в средствах защиты, но вероятность заражения всегда сохраняется, а рисковать жизнью близких точно не хочется! Многие врачи приняли такое решение, потому что у большинства врачей дома любимая семья.
У нас отдельное оборудованное помещение. Есть и где жить - отдельно мужские, отдельно женские помещения. Есть и зона для приема пищи, ну, в целом всё есть. Полноценно жить можно. Может, не так, как дома, но можно.
Современные технологии в виде WhatsApp, в виде фейстайма, видеозвонков, конечно, жизнь облегчают - я постоянно связываюсь с женой. Супруга моя прошла все пять стадий принятия.
Поначалу не хотела признавать это, конечно, и ругалась, потом не знала,  как вообще на это реагировать. Потом, конечно, приняла это всё с пониманием. Это же вопрос не заработка денег, а… как сказать? Это же долг. Который я как врач должен отдавать!
Дома я не был полтора месяца. Ребёнку сейчас три года, и по видеосвязи я его обучал, как правильно мыть руки. Этому, в принципе, и так надо ребёнка учить, а у нас тематически, выходит, получилось.
Он спрашивает: почему я не еду домой. Он маленький - не буду же я ему в подробностях все объяснять, отвечаю: «На мне микроб». И он уже, когда мне звонит, говорит: «Пап, на тебе микроб». То есть с ним в игровой форме общаюсь.
Тяжелых пациентов лично у меня не было. Смертей тоже. Иногда, конечно, задумываюсь: вот если бы была возможность поменять профессию, поменял бы? Это когда тяжело, когда устаешь и сам себе начинаешь задавать вопросы: «А надо ли оно тебе?»…
Ну, а потом как-то приходит в голову, что всё-таки надо… Надо. То есть в каких-то параллельных вселенных я, может быть, это и сделал, поменял, но в данный момент - НЕТ, я бы этого не сделал…
Сейчас атмосфера в госпитале не сильно отличается от той, какой была раньше. Понятно, что люди устают. Они понимают безвыходность ситуации, то, что они находятся там, и у них нет шансов просто выйти.
Кто-то злится на это, кто-то к этому спокойно относится. Всё зависит, наверное, от характера человека. Страх у людей есть перед неизвестностью, это же не грипп простой. И люди переживают, конечно.
Стараемся поддержать, успокоить человека. Нельзя, конечно, давать ложных надежд, но человека обязательно надо поддерживать морально. Потому что моральное истощение хуже физического.
И поэтому надо человека подбадривать. Какие-то теплые слова помогают. 
Я, находясь здесь, если б была возможность, дал такие рекомендации: по возможности оставаться, конечно, дома. Индивидуальная ответственность - у каждого человека.
Я прекрасно понимаю, что все сидеть дома не могут - кто-то должен печь хлеб, кто-то должен водить трамвай. Но кто может сидеть дома - оставайтесь там. Честно, было б лучше.
Когда всё закончится, первое, что сделаю, - проведу время с семьей, с родителями, с ребенком. Уезжать никуда не хочется - просто хочется дома побыть. Заняться обычными делами, которыми занимался и до этого.
Делать то же самое. И огород. И какие-то гаражные приключения, чем я обычно в гараже занимаюсь. Но прежде я пройду карантин, две недели. А иначе я из врача могу превратиться в пациента.