Розовая чайка Всеволода Яхонтова

Свою музу Всеволод Яхонтов называл крылатой и оставил после себя много хороших книг

Открываю книгу «В гостях у морских и оленных людей» хабаровского писателя-натуралиста Всеволода Яхонтова, читаю, как стихи: «Нежные, как лепестки шиповника, перышки на груди переходили на спине и крыльях в жемчужно-сизые тона. Брюшко беловатое, лапки красные, шея опоясана черным шнурком. Вокруг глаз небольшое колечко. Язык и полость рта ярко-оранжевые. Клюв очень нежный, слабый, и вся птица казалась удивительно хрупкой и невесомой».
Более красивое и таинственное существо, чем розовая чайка, Яхонтов в своей жизни не встречал.
Можно сказать, что он заново открыл этих птиц для мира.
Розовая чайка живет на очень ограниченном участке земли в междуречье Колымы. И больше нигде на свете ее нет. Небольшую эту птичку впервые обнаружили в 1824 году, затем сто лет о ней не было ничего известно. Прошло еще полвека, пока границы и численность ее были определены.
Однажды на озере Муоратай, на одной из льдин, Всеволод Яхонтов увидел «изумительные венчики больших сказочных цветов» - чаек, которые «доверчиво смотрели на плывущие мимо лодки с людьми и не взлетали».
Больше всего его удивило то, что редкие птицы купались в солнечных лучах, клевали каких-то букашек, не обращали на человека никакого внимания.
Самое необъяснимое было в том, что эта птица, выведя птенцов, летит не на юг, а на север, к берегам Ледовитого океана. Их стихия - свободное ото льдов открытое море. Такое ее необычное поведение натолкнуло Всеволода Яхонтова на мысль, что когда-то теплое течение Гольфстрим проходило почти до устья Колымы.
Розовую чайку по-якутски называют «чэкэ», что в переводе означает «красивая». На Колыме существует легенда о том, что эти птицы - девичьи души, которых погубила злая шаманка; девушки были самыми красивыми в стойбище, но захотели быть еще прекраснее, прыгнули в «ущелье с розовой водой» и погибли. С тех пор чайки ежегодно возвращаются сюда, «жалуются людям, что красота их погубила».
Яхонтов описал также чудо Севера - стерхов. Увидел их танцующих, трубящих свои песни.
Если бы птицам присваивали воинские чины, то этому журавлю следовало бы дать адмирала. Все у него адмиральское: и выправка, и походка, и тон.
«По одному, по два торжественно выходят птицы на авансцену, крутятся, ногами длинными топчутся, крыльями помахивают, - восхищался белыми журавлями Яхонтов. - А другие, будто зрители, стоят, любуются, некоторые на одной ноге, и голос дружелюбно подают. И крыльями хлопают - аплодируют. А то выйдут три долговязых красавца. Каждый скороговоркой, точно на флейте, звонко что-то проиграет, голову запрокинет и поклонится с каким-то страстным стоном».
Стерх - одна из самых пугливых и осторожных птиц, какие существуют на земле. Держатся они парами, чем старше, тем неразлучнее. Белые журавли как бы клянутся друг другу в супружеской верности, которая длится всю жизнь.
Якуты считают: кто увидит эту редкую и красивую птицу, тот будет счастливым. Рассказывают, будто раньше журавли враждовали с соседями. Но вот длинноногий журавль открыл путь на Север, где много корма. Это примирило птиц. С тех пор, отлетая в тундру, каждый журавль будто бы несет на спине маленькую косолапую утку, помогая ей найти новые места обитания.
Куда летят птицы?
«Иногда удивляешься сам, как это я, пожилой человек, голова лысая, способен, как мальчишка,
бежать хоть на край света ради какой-то особенно интересной птицы, - размышлял Всеволод Яхонтов. - А вернешься - былые невзгоды и лишения скоро отходят в глубины памяти, и ты снова готов путь».
Самую лучшую свою книгу «В стране птиц» Всеволод Яхонтов писал всю жизнь.
На его столе лежали алюминиевые кольца, которые были сняты с лапок куликов-турухтанов, добытых им на Колыме. «Почему летят птицы, куда? Как они узнают путь и время?» - задавался он вопросами. Выяснилось, что прилетели они из Индии. Яхонтов следил за прилетами птиц и обнаружил, что чемпионом по дальности полета является полярная крачка. Улетает она на зимовку к Южному полярному кругу, но птенцов там не выводит, гуляет по просторам Антарктики.
До сих пор остается неясным, что же именно указывает им дорогу. Допустим, днем они ориентируются по солнцу, но и ночь им не помеха, и даже непогода. К примеру, у многих уток улетают на юг сначала родители, а затем без всякого поводыря молодежь. У мелких же птиц первыми отправляются в путешествие «вставшие на крыло» птенцы. Кукушки, никогда не видящие своих сородичей, летят в теплые страны вообще в одиночку.
«Так что пока никакие кольцевания и радары не в состоянии объяснить нам своеобразный механизм таинственной памяти птиц», - был убежден Яхонтов.
Книга не писалась в один присест. Это результат длительных наблюдений и трагической судьбы. В 1937 году Всеволод Яхонтов был репрессирован как сын «врага народа» и сослан на Колыму. Его страстью были птицы. За ними он наблюдал через колючую проволоку в тундре. Однажды в лагерь на Колыме залетел маленький гусь с белыми пятнами на шее. Охранник на его глазах прошил птицу очередью из автомата. В руки заключенного Яхонтова попало только перо, после чего он химическим карандашом вывел на обрывке бумаги название редкой птицы по латыни.
Над лагерем дважды в год пролетали караваны птиц. Они летели так низко, что у Всеволода Яхонтова до боли стучало сердце, он провожал их взглядом, пока они не превращались в черные точки. Эти птицы снились ему по ночам: вольные гуси тысячными стаями со свистом резали воздух.
Десять лет он провел в лагерях, столько же - в ссылке. В 1956 году был реабилитирован «из-за отсутствия состава преступления».
Незадолго до своей смерти, в памятке «Всему роду», в своеобразном завещании потомкам, он описал свои лагерные злоключения. Бледный машинописный текст сохранил следы поправок от руки.
В его паспорте, который он получил после освобождения, значилось «место рождения - Брест-Литовск» - город, в котором Яхонтов никогда в жизни не был. Он родился в Киеве, но на одной из пересылок его «прописали» в Белоруссии. Настоящая его фамилия была Сокира-Яхонтов. Предки Всеволода Дмитриевича воевали под знаменами Богдана Хмельницкого, а его отца, бывшего царского генерала, комкора Красной армии, расстреляли чекисты.
- Три ночи у костра на берегу Хора Яхонтов рассказывал мне ужасы Колымы, - вспоминает охотовед Юрий Дунишенко, которому посчастливилось скитаться с ним по таежным дебрям.
Всеволоду Яхонтову повезло, что до своего ареста он успел закончить мединститут и поработать бактериологом. Если бы не должность лагерного врача, то он наверняка бы погиб. Он лечил и спасал людей от верной гибели, предоставляя возможность хотя бы кратковременного отдыха от каторжного труда, актировал чужие смерти. Рассказывал, как однажды скрыл от охраны болгарина, бежавшего из соседнего лагеря и изорванного собаками. На всю жизнь ему запомнился «лагерь мертвых»: в заполярную тундру, в 50-градусный мороз, завезли тысячи заключенных, но по каким-то причинам не доставили продукты. К весне здесь не осталось ни одного живого человека. Покойники лежали повсюду - в построенных ими бараках, на склонах окрестных гор. Больше всего Яхонтова потрясли сооружения из мерзлых трупов, поставленных стоя, в виде стен, которые были облиты водой…
«Есть птицы ловчие.
А я - из певчих!»
Всю жизнь в карманах пиджаков он носил карточки, на которые мелким почерком заносил сведения о птицах. Всю жизнь, до последнего часа Всеволод Дмитриевич работал, плыл в океане птиц, жадно их разыскивал.
Яхонтова до сих пор помнят в поселке Зырянка, где он был единственным врачом на сотни километров в округе. Не было болезни, которую бы он не лечил. Его даже собирались наградить за «ударный» труд в зоне вечной мерзлоты орденом Ленина, но орден так и не вручили.
Однажды Яхонтов пришел устраиваться на работу в краеведческий музей, был он одет в фуфаечку и кирзовые сапоги. Тогда ему было за пятьдесят, он был худ, лыс, сед. Чтобы как-то помочь бывшему ссыльному свести концы с концами, тогдашний директор музея Всеволод Сысоев покупал тайком у его супруги чучела птиц для музея, которые Всеволод Дмитриевич искусно изготовлял. Эта хитрость какое-то время помогла Яхонтову выжить.
Он осел в Хабаровске, заведовал отделом природы в краеведческом музее, работал в Большехехцирском заповеднике, в различных научных институтах, преподавал в пединституте, много ездил и путешествовал.
Многим казалось, что Яхонтов знал птичий язык. Однажды в поле к нему на плечо села овсянка, которая спасалась от пустельги. Всеволод Дмитриевич взял ее на руки, произнес какие-то слова - и птичка улетела.
Было у него на Амуре секретное озеро, на котором он провел сотни часов, лежа на берегу и всматриваясь в сверкающую гладь. Зимой и летом бродил он по лесам и болотам, подсматривал, записывал мельчайшие подробности птичьей жизни. Он ждал мгновения, когда дрогнет сердце, когда захватит дух, когда почувствует: вот оно…
В историю дальневосточной литературы Яхонтов вошел как писатель-натуралист (годы его жизни 1906-1980 - прим авт.). Что академическая наука знала до Яхонтова о птицах Дальнего Востока? Карта птичьих пролетов и миграций огромного региона была усеяна «белыми пятнами». Он рассказал о птицах так, как поэты пишут стихи.
«Есть немало профессий, представители которых всю жизнь проводят в экспедициях и поездках по белу свету, - писал он. - Профессия орнитолога принадлежит к их числу. Это люди, которые прошли особый отбор. Их создают тайга, горы, море, простор. Ездить, наблюдать и оценивать то, что увидишь, - это необходимо. Иначе есть риск на всю жизнь остаться бескрылым».
Всеволод Яхонтов не любил слово «природа». Затаскали это слово, говорил он, только и слышишь: «лоно природы», «ах, матушка-природа!» - уши вянут! И, главное, говорят одно, а видят другое. Говорят «лоно», а видят затоптанный пляж, говорят «красота», а вспоминают подстриженный газончик. И не скажут просто «дождь» или «снег», а непременно «осадки».
- Есть птицы ловчие. А я - из певчих! - шутил Яхонтов.
В нем как бы соединились два человека - страстный исследователь и поэт. Во всяком случае, ни знаний таких о птицах, ни образного языка ни у кого другого ныне не сыщешь. Как и такой размашистой палитры, захватившей в свой окаем целый мир неба - от невзрачного воробья до белого журавля.
Свою музу Всеволод Яхонтов называл крылатой, верил в то, что после смерти души хороших людей превращаются в прекрасных птиц.
Ну, разве не о них это написано: «Весной высоко в небе, точно сказочные кораблики, проплывают белые чудо-птицы. Молча летят они над оживающей тайгой, над бесчисленными озерами, полями и лугами и ни единым звуком не нарушат голубой тишины».
Читайте Яхонтова, читайте его книги, у которого было чувство личной ответственности за судьбы животного мира нашего края!
Александр САВЧЕНКО.
Фото из архива А. БАТАЛОВА.