Правительство Санкт-Петербурга решило выплатить по 7000 рублей всем россиянам, награжденными медалью «За оборону Ленинграда» или знаком «Жителю блокадного Ленинграда», в каком бы населенном пункте Российской Федерации они не проживали. В Хабаровском крае на сегодняшний день таких 69 человек. Вот и Галина Силантьева уже более полувека живет в Хабаровске, но до сих пор считает себя ленинградкой. 900 дней и ночей в кольце блокады - это и ее судьба. Судьба ребенка, выжившего в нечеловеческих условиях холода и голода.
Галина Павловна раскладывает передо мной старые, еще довоенные любительские фотоснимки - увлечение ее папы, Павла Ивановича Фролова. Впрочем, общее фото 1938 года явно сделано в салоне. Вся семья в сборе: бабушка с дедушкой, Галины родители, ее дядьки и сама она, годовалая кроха на коленях у мамы. Здесь они все еще живы и все живут в четырехкомнатной квартире, которую, до революции, получил на проспекте Обуховской обороны от завода купца Семянникова (при Советской власти переименован в завод имени Ленина) их дед, Иван Африканович, работавший то ли машинистом, то ли помощником машиниста паровоза.
Квартиру ему дали, когда женился. Его молодая жена, Маша (Марья Ивановна), из крестьян, на момент их знакомства работала «в услужении», но на предложение о замужестве ответила: «Венчаться поеду только в карете». Желание невесты Иван Фролов исполнил.
Их младший сын, Шурик, погиб в первые дни войны - сгорел в танке. Другой сын, Анатолий, всю войну служил в Подмосковье, и в годы блокады это сыграло свою положительную роль. А Павел, отец Галина Силантьевой, был инженером и работал на оборонных сооружениях под Ленинградом. «С винтовкой не бегал, но до самого снятия блокады находился на передовой, и за всё время смог вырваться домой лишь дважды: в 1942-м, когда умерла мама, и в 1943-м, когда приехал в город зарегистрировать свой новый брак», - рассказывает его дочь.
Начало блокады
Когда началась война, Гале было четыре, а ее младшему братику - годик. Кольцо блокады сомкнулось 8 сентября, гитлеровцы разбомбили склады с продовольствием, и голод начал ощущаться практически сразу. Пока было молоко, мама кормила братика грудью, но в декабре 1941-го он умер. В январе 1942-го умер дедушка - вечером легли спать, а утром, когда бабушка проснулась, он рядом уже холодный.
Мама умерла в марте. За хлебом были большие очереди, и когда его привозили, нередко начиналась давка. Галину маму так сдавили, что, вернувшись домой, она слегла. В свидетельстве о смерти, которое ее дочь хранит до сих пор, написано: умерла от сердечной слабости.
В квартире, до войны полной народа, остались четырехлетняя девочка и 57-летняя женщина. Галина Павловна считает, что спас их характер бабушки. Она была очень собранным человеком и никогда не терялась ни в каких ситуациях.
Вначале, когда еще мама была жива, со второго этажа они переселились на первый, к соседке. Съехались все в одну комнату - так легче было сберегать тепло. Потом, когда умерли и мама, и соседка, бабушка с Галей вернулись в свою квартиру, в комнату с печуркой.
Денежный аттестат
Бабушка устроилась уборщицей на завод имени Ленина, рядом с домом. У нее была рабочая карточка - 250 грамм хлеба, у внучки - иждивенческая - 125 грамм. Но их спасало еще то, что сын бабушки Анатолий, который служил в Подмосковье, в самом начале войны сделал родителям «денежный аттестат». По нему из Москвы раз в месяц приходило 600 рублей. На эти деньги бабушка покупала на толкучке один килограмм муки-крупчатки - нечто среднее между манкой и мукой.
«Поставит кружечку воды на печку, закипит, соли не было, естественно, зачерпнет жменьку муки, заварит в этом кипятке и олифы вместо масла добавит», - вспоминает Галина Николаевна.
«Света не было, воды не было, тепла не было, канализация не работала. Но мы еще, слава богу, жили рядом с Невой, - вспоминает она, - и нам за водой было близко ходить. А тем, кто жил от воды очень далеко, было гораздо тяжелей. Люди ослабленные, с этими бидончиками падали, вода разливалась, и они умирали. Такое было сплошь и рядом. Бабушка приносила полведерка, потому что больше не по силам, и дома вода сразу покрывалась льдом».
Чтобы окна в домах не вылетали от взрывов, снаружи их забили досками и засыпали шлаком. Свет проникал между шлаковыми соединениями. Когда бабушка была дома, она зажигала коптилку, но когда уходила на работу, Галя оставалась в темноте. Девочка надевала на себя всю свою теплую одежду и садилась на подоконник, так целыми днями и ждала бабушку.
Иногда, когда бабушка работала в ночную смену, она брала внучку с собой на завод. «И это был настоящий праздник, потому что там стояли части ПВО, и военнослужащие к детям относились с большой теплотой. Мне отрезали кусок хлеба от буханки, смазывали его чем-то белым и посыпали сахаром…»
Немного полегче стало весной 1942-го - в рацион ленинградцев добавилась трава, да и хлебный паек немного увеличили. А первая блокадная зима была очень страшная. Большинство померло именно в эту первую зиму. В их многоквартирном густонаселенном доме на Обуховской обороне в живых к весне остались единицы.
Детей, конечно, эвакуировали. Но бабушка Галю не отдала, сказала: «Где родились, там и сгодились». Осенью 42-го при заводе открылся детсад. «Наверное, и это спасло мне жизнь. Какое-никакое, но питание там было, плюс еще нам всем давали рыбий жир».
Урок милосердия
Галя с бабушкой перенесли все 900 дней и выжили. Дня снятия блокады Галина Павловна не помнит, ведь ей шел всего седьмой год. Но на всю жизнь запомнила, как по Ленинграду вели пленных немцев: «Ободранные, ослабленные, они шли и шли по брусчатке, глаз поднять не смели. А народ русский, я вот всегда на это обращаю внимание, насколько мы россияне незлобные! Мы стояли по сторонам этой движущейся колонны молча, и я до сих пор помню, как нам их жалко было. Никто камня не кинул, никто не орал «Фашисты!», было только сострадание к поверженному врагу, слезы на глаза наворачивались».
Сейчас, по мнению Галины Павловны Силантьевой, очень много надуманной «информации» появилось о войне. Особенно ее оскорбляет мнение, что Ленинград надо было сдать фашистам. Но так могут говорить только люди, не знающие истории. Гитлер планировал сравнять ее родной город с землей. И уж тогда бы, конечно, не выжил бы никто.
Неправда и то, что в блокадном городе творился хаос. Он жил, и им руководили. Например, за состоянием жильцов следили жилищные конторы. Если все в квартире умирали, ее опечатывали, имущество описывали, передавали на хранение…
Гитлер надеялся, что ленинградцы, зимой не умершие от голода и холода, весной вымрут от инфекции.
«Ничего подобного! Я вот как-то смотрела по телевизору воспоминания Алисы Фрейндлих и даже осудила ее, когда она рассказывала, что ее маму заставили выходить убирать улицы, иначе карточек лишат. Я не верю в это! Потому что истощенных людей не заставишь. И даже если кого-то заставили силой - это было оправдано. Зато город вычистили от нечистот, трупы захоронили на Пискаревском кладбище. И никакая зараза не распространилась».
Путь на восток
Казалось бы, судьба навсегда связала Галину Фролову с Ленинградом. После восьмого класса поступила в нефтетехнологический техникум, была возможность остаться в родном городе. Но в 20 лет так хочется освободиться от опеки родителей, и они с подружкой решили поехать в Новокуйбышевск на нефтеперерабатывающий завод, всего на один год, поэтому даже из Ленинграда не выписались.
И вот здесь начинается история о том, как ленинградка стала хабаровчанкой.
Рюрик Силантьев как раз окончил авиационный Куйбышевский институт, получил распределение в Хабаровск и напоследок решил посмотреть, что за Дворец культуры для нефтяников открыли. Там он и увидел Галю. Не прошло и недели, как сделал ей предложение.
«А я-то не планировала еще замуж выходить. Но согласие дала - Юра (так она его называла) мне понравился, умный, внимательный, серьезный».
Однако в ЗАГСе их регистрировать отказались - Рюрик из Новокуйбышевска уже выписался, а Галя прописана в Ленинграде.
Юра уехал в Хабаровск, и началась переписка - письма, телеграммы каждый день. Узнала об этом мама парня, по типажу - Нонна Мордюкова. Пришла к Гале в общежитие и сказала, что она ее сыну не пара. После разговора с ней девушка написала в Хабаровск, что не приедет, что вернется в Ленинград. Но Юра «поднял такую бучу»! Отстаивая свою любовь, прислал матери телеграмму в 56 слов.
«А мне написал: «Твоя дорога туда, откуда идет свет»,  то есть на восток - в Хабаровск.
Условие отца
Галя решила заручиться поддержкой отца и написала Юре: «Если хочешь, чтобы я приехала к тебе, напиши письмо моему отцу и попроси моей руки. Если он согласится, я приеду».
И Юра написал такое письмо. Папа согласился, но поставил условие: через 10 дней после того как Галя будет в Хабаровске, туда приедет он. «И если у тебя не будет соответствующих документов о браке, ты садишься со мной в поезд и едешь домой, в каких бы ты отношениях ни была с этим молодым человеком».
По дороге в Хабаровск на каждой большой железнодорожной станции в вагон приходили и кричали: «Кто здесь Фролова?» - «Я Фролова». - «Вам телеграмма». Рюрик Силантьев, оказывается, на все станции по пути следования поезда телеграммы разослал: «Жду, люблю, целую, квартиру в Тополево снял». Как такому человеку не поверишь?
«А до этого он мне писал: я узнал, где в Хабаровске находится ЗАГС. На твоей любимой улице, Ленинградской. Но зарегистрировались мы на улице Карла Маркса, 8 мая 1958 года», - вспоминает Галина Силантьева.
Отец свое обещание сдержал, приехал 10 мая, проверил документы, удостоверился, что дочь в надежных руках, и вернулся в Ленинград.
В Хабаровске жизнь связала семью Силантьевых с обслуживанием авиации. Сначала это был авиационный отряд, потом Рюрик Силантьев долгое время проработал директором авиаремонтного завода № 24, а Галина - в «Дальаэропроекте», сначала нормировщиком, потом возглавила отдел выпуска проектно-сметной документации, проработала там до пенсии.
Почти 61 год она живет в Хабаровске, но по-прежнему считает себя ленинградкой. Там, в городе, именуемом теперь Санкт-Петербургом, она родилась, там похоронены ее родные. И именно там она впервые познала и несгибаемую стойкость, и милосердие.
Ольга СОКОЛОВА.