Впервые «Тихоокеанская звезда» рассказала о Владимире Владимировиче Гончарук 23 апреля 1999 года. В номере  было опубликовано интервью под названием «Родственник Гоголя живет в Хабаровске, и это не шутка». Его взял мой коллега Николай Семченко. Лишь через несколько лет судьбе было угодно свести меня с Владимиром Владимировичем. Мы часто общались.

Он жил среди нас

Владимир Владимирович Гончарук оказался человеком пишущим и стал надежным помощником в историко-краеведческом разделе газеты. Его статьи публиковались и в других изданиях. В отличие от некоторых краеведов, перед чьей фамилией журналисты порой по доброте душевной пишут определение «известный», свои тексты он тщательно выписывал сам, старался наполнить их интересным содержанием. И при этом был очень скромен.

Как известно у Гоголя не было детей, тогда откуда же взялся родственник да еще в таком далеком от Украины и Петербурга городе, как Хабаровск?  Дело в том, что Николай Васильевич родился в обширном роду Гоголей-Яновских связи которого прослеживались и с семьей Пушкина (через Наталью Николаевну), и с родом Лизогубов, семейством Милорадовичей (один из них, Михаил Андреевич был генерал-губернатором Петербурга, которого убили на Сенатской площади декабристы). Вот эту фамилию - Милорадович - и носила бабушка Володи Гончарука, сменив ее в 1938 году на девичью. Бабушка, Ксения Генриховна, была учительницей, вдовой с двадцатилетним стажем, она и воспитывала внука, оставшегося без родителей.

Маленький Володя рос, учился, поступил учиться в военное училище и в тайне восстанавливал свою родословную. Со временем он собрал обширный материал о генерале Милорадовиче, герое войны 1812 года, о других своих родственниках, часто малоизвестных. Разгадал и многие хитросплетения на генеалогических таблицах рода.

- Так, к примеру, связующим звеном родов Гоголей - Яновских и Пушкиных стал известный украинский гетман Петр Дорошенко, - рассказывал Гончарук. - Его дочь от первого брака, Любовь Петровна, стала женой Ефима Яковлевича Лизогуба, а их правнучка Татьяна Семеновна - это и есть горячо любимая бабушка Гоголя. Татьяна Семеновна и Наталья Ивановна Гончарова, теща Пушкина, были четырехюродными сестрами.

А вот Е.Л. Селецкая, прапрапрабабушка В.В. Гончарука, была троюродной сестрой Василия Афанасьевича Гоголя, отца писателя. Ее мать, Ульяна Васильевна урожденная Лизогуб, являлась двоюродной сестрой Татьяны Семеновны Лизогуб - бабушки Николая Васильевича Гоголя. С другой стороны родственником Гончарука был генерал М.А. Милорадович.

Когда я попросил его писать для нашей газеты, он взялся за перо, вернее, за пишущую машинку. Так в нашем выпуске «Река времени» появился рассказ очевидца бегства летчика Беленко на МИГ-29 в Японию, судьбы Милорадовича, Миклухо-Маклая, рассказ о бывшем ученике Калабалине  из школы Макаренко и многое другое. У Гончарука появилось имя и репутация серьезного исследователя - историка.

Однажды он пожаловался мне - сломалась пишущая машинка и пришлось ему переходить на рукописные варианты. Хотелось помочь человеку - раньше в редакции этого хлама - пишущих машинок было полно всяких. Но переход на компьютерный набор изжил их, машинки раздали, растащили по домам. Поиски мои долго не давали результата, хотя при всяком удачном случае спрашивал знакомых: нет ли завалявшейся «Москвы»? Длилось это довольно долго и наконец повезло: «Москва» в приличном состоянии, в чехле красноватого цвета покоилась на антресолях в гараже моего приятеля Геннадия Афанасьева. Он с удовольствием  отдал ее мне, я притащил машинку в редакцию, позвонил Гончаруку: приезжайте, забирайте.

На той машинке Гончарук успел напечатать несколько своих новых работ и вскоре сообщил мне, что приступает к написанию родословной и родственных связях Гоголей - Яновских. Написать успел всего лишь две небольшие главки, точнее, варианты вступления к работе о Н.В. Гоголе.

В летней отпускной суете я потерял его из вида. И вдруг узнаю от его жены Валентины Николаевны: 30 октября 2008 года после повторного инфаркта в кардиологической палате военного госпиталя на 65-м году жизни перестало биться его уставшее сердце. Не стало доброго и светлого душой человека. В моем архиве сохранились начальные главы его несостоявшейся книги о Гоголе. Он хотел ее закончить к 200-летию со дня рождения писателя.

Владимир Владимирович приезжал в редакцию из своего отдаленного от центра района тогда, когда были написаны первые варианты начала будущей книги о Гоголе. Он оставлял их мне, просил почитать, сравнить и подсказать, какой из них более удачен. К сожалению, такое общение длилось совсем не долго, а Владимир Владимирович работал неспешно, вдумчиво изучал биографию родственника, пытался разгадать те тайны и загадки, которые остались после его смерти. В его черновых набросках сохранилась родословная схема, которую Гончарук тщательно составлял, выверял все взаимосвязи родства.
То, что он успел написать об Н.В. Гоголе - перед вами, читатель.

«Жизнь свою обрек благу»

Иногда Гоголь казался большинству окружающих чудаком, даже тем, кто ему симпатизировал. Порой он и сам способствовал этим толкам. Гоголь любил придавать таинственный смысл, казалось бы простым вещам и своим поступкам. Склонность к фантазии, розыгрышам, мистификации, сокрытие истинных мотивов своих поступков какими-то выдумками, определяли линию его нарочитого поведения. Поэтому личность писателя часто представлялась таинственной и необъяснимой. Такое впечатление возникало из-за сложности и противоречивости его характера, из-за свойственной Гоголю с ранних лет скрытности, в силу которой он всегда утаивал и свои практические намерения, и сокровенные порывы души, которые во многом оставались неясными для окружающих.

А вот как он сам писал о себе матери в 1828 году незадолго до окончания Нежинской гимназии высших наук князя Безбородко: «Правда, я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно. У вас почитают меня своенравным, каким-то несносным педантом, думающим, что он умнее всех, что он создал на другой лад от людей... Здесь меня называют смиренником, идеалом кроткости и терпения. В одном месте я самый тихий, скромный, учтивый, в другом угрюмый, задумчивый, неотесанный и проч., в третьем - болтлив и докучлив до чрезвычайности. У иных - умен, у других - глуп... Как угодно почитайте меня, но только с настоящего моего поприща вы узнаете настоящий мой характер, верьте только, что всегда чувства благородные наполняют меня, что никогда не унижался я в душе и что я всю жизнь свою обрек благу».

Его настоящим поприщем стала литература, она оделала его имя известным. Немногие писатели при жизни имели такую широкую славу. Мало кто из них оставил потомкам столько жизненных и творческих загадок, как Гоголь.

В жизни Н. В. Гоголя была, например; сложная и малопонятная история связанная с его портретом, которая не нашла, пожалуй, вразумительного объяснения ни у современников, ни у биографов, потому что его внутренняя жизнь, мотивы поступков, истоки настроений всегда оставались тайной для всех. «...Это была натура особливая, - вспоминал издатель Погодин, - ... которую судить простой меркой, по обыкновенным нашим понятиям, нельзя и не должно».

В 1841 году художником А. А. Ивановым, итальянским другом Гоголя, был написан известный портрет представляющий писателя в ином «домашнем» прозаическом виде и предназначенный для его ближайших друзей. Погодин неоднократно просил Гоголя подарить ему портрет. Гоголь обещал, однако обещания своего не выполнял. Уезжая за границу из дома Погодина в состоянии конфликта с хозяином, когда их отношения оказались на грани разрыва, Гоголь «забыл» в комнате единственную вещь - литографию с портрета, написанного Ивановым. Наверное, таким образом он выполнил свое обещание и сделал шаг к примирению. У Гоголя с Погодиным была ранее договоренность, что портрет не будет опубликован. Но неожиданная самовольная публикация портрета в 1844 году Погодиным в журнале «Москвитянин» приносит новое ухудшение их взаимоотношении.

Погодин, естественно, ждал неприятностей, но реакция Гоголя превзошла все ожидания. «...Большего оскорбления мне нельзя было придумать. Если бы Булгарин, Сенковский, Полевой совокупившись вместе, написали на меня самую злейшую критику, если бы сам Погодин соединился с ними и написал бы вместе все, что способствует к моему унижению, это было бы совершенно ничто в сравнении с сим. На это я имею свои собственные причины, слишком законные, о чем не раз объявлял этим господам и чего, однако, не хотел им изъяснять, имея тоже законные на то причины». (Гоголь - Н. М. Языкову. 14 (26) октября 1844 года). Он считал публикацию своего портрета больше, чем литературным предательством.

Бесцеремонность Погодина могла оскорбить Гоголя в данном случае, но не до такой же степени! Истинные причины возмущения поступком Погодина он, как всегда, утаил. Напрасно Шевырев убеждал Гоголя, что никакой катастрофы не случилось. «Я решительно не понимаю, за что ты туг рассердился... Что же касается до самого действия Погодина, - я, право, не понимаю: что тут оскорбительного? Журналист хочет украсить свой журнал портретом писателя, любимого публикой. Это его выгода. Конечно, лучше б было спросить. Но чем же обидел он твое смирение или твое самолюбие? Смирение твое не может страдать от этого, потому что славу свою ты не утаишь же от России, которая признает ее. Самолюбие могло бы оскорбиться только тем, что портрет не хорош; но если государь Николай Павлович не сердится на свои дурные портреты, то зачем оскорбляться твоему литературному величеству?.. Каким, же образом могло это обстоятельство произвести значительное изменение в твоих работах и во времени выхода в свет труда твоего, - этого я уж никак и понять не могу».

В литературе закрепилось объяснение странной реакции Гоголя бытовыми мотивами: Гоголь был изображен по-будничному в халате, а всем известно, какое значение он придавал своей внешности. Однако это объяснение не выдерживает критики: в завещании, написанном в 1845 году, Гоголь снова высказывается против публикации без его воли и позволения своего портрета. «По многим причинам, которые мне объявлять не нужно, я не хотел этого, не продавал никому права на его публичное издание и отказывал всем книгопродавцам, доселе приступавшим ко мне с предложеньями, и только в таком случае предполагал себе это позволить, если бы помог мне бог совершить тот труд, которым мысль моя была занята во всю жизнь мою».

Гоголь считал возможным показать свой портрет общественности только лишь после «очищения своей души» завершением того труда, который он считал главным в своей жизни. При этом глубинные мотивы такой собственной установки он утаил даже в завещании. Не боялся ли Гоголь, в силу укоренившихся своих суеверных взглядов, что его портрет, вынесенный на всеобщее обозрение, может нанести урон задуманной работе? Мистика, но Николай Васильевич в жизни был не только суеверным человеком, но порой и сам измышлял различные небылицы, становясь затем заложником своих же ложных представлений. Отсюда языческое отношение к очистительной силе огня, в который он бросал неудачные рукописи, сотни графинов воды, выпитой во время работы, веруя в ее животворное действие и немало других предрассудков и необычного в его поведении...

Старосветские хутора

Гоголь много путешествовал и упрямо старался не показывать свой паспорт. А предъявлять документ требовалось тогда на каждой городской заставе, так как караульный полицейский должен был внести имена всех проезжающих в особую книгу. Каждый раз Николай Васильевич делал вид, будто паспорт спрятан где-то далеко в чемодане, долго искал, сердился, а порой старался обмануть даже приграничную стражу.

Бывало в почтовом дилижансе попутчик иногда спрашивал его, не он ли тот самый Гоголь, известный писатель, Николай Васильевич всеми способами открещивался от всего, называл себя то Гогелем, то Гонолем, на все вопросы отвечая уклончиво и прикидывался смиренным простачком. Забившись в глубь экипажа, он сидел молча, подняв воротник шинели выше своей головы (это была его любимая поза), так, что из воротника торчал только его длинный острый нос и предавался своим творческим фантазиям.

Гоголь любил дорогу. Она всегда его манила и была его неодолимой страстью. Через все творчество писателя, через всю его жизнь проходит образ дороги. «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! и как чудна она сама, эта дорога... Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий», я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез сколько перечувствовалось дивных впечатлений!»

Существовала даже легенда, что Гоголь родился в дороге, чуть ли не у самого моста через реку Псел, которую он так красочно описал в повести «Сорочинская ярмарка». Может быть потому Гоголь и любил так дорогу. Много дорог исколесил писатель за свою жизнь и по России, и за границей «Дорога всегда действовала на меня освежительно: и на тело и на дух», - говорил он.

Сколько всяких былей и небылиц сопровождали со дня рождения жизнь великого писателя. Удивительными мистификациями была окружена и дата его рождения, которую так долго не могли установить. Со слов матери, Гоголь родился 19 марта и в этот день он всегда отмечал свой день рождения. Какого года? - тоже долгое время оставалось загадкой.

По спискам Полтавского поветового училища, где он учился вместе со своим младшим братом Иваном значилось, что Иван был 1810 года рождения, а Николай - 1811 года. Путаница в записях училища про возраст Николая Васильевича по-видимому была вызвана маленькой хитростью отца, который не хотел, чтобы старший сын был переростком среди своих однокашников по учебе, тем более, что выглядел он тщедушным ребенком, небольшого роста. В единственном документе о рождении - свидетельстве, выданном в связи с поступлением в 1821 году в Нежинскую гимназию высших наук князя Безбородко, говорилось, что Гоголь родился в 1810 году. Сам Николай Васильевич на вопрос о дате его рождения, всегда загадочно улыбался, отвечал уклончиво и оставлял своих биографов в неведении и сомнениях.

В 1888 году в журнале «Русская старина» впервые была опубликована выписка из метрической книги Спасо-Преображенской церкви местечка Сорочинцы, Миргородского повета, Полтавской губернии, где был крещен Гоголь.

«1809 год. №25 - Месяца марта 20 числа у помещика Василия Яновского родился сын Николай и окрещен. Молитвовал и крестил священнонаместник Иоан Белобольский. Восприемником был господин полковник Михаил Трахимовский».

Да, это был 1809 год. Малороссийское дворянство готовилось торжественно отметить столетие Полтавской битвы. На торжества ожидался приезд императора Александра Первого. А в затерявшемся, среди хуторов Полтавщины, небольшом поместье Васильевке, жили своими заботами - молодая помещица Мария Ивановна Гоголь-Яновская должна была, в очередной раз, стать матерью.

Публикацию подготовил
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.
(Продолжение читайте в следующих номерах).