Рядом гремела война

Андрей Иванович Крикливый знаком читателям нашей газеты - он часто в ней публикует свои статьи, заметки, всегда актуально звучащие. Человек он неравнодушный к противоречивым явлениям современной жизни. Известен также по своим журнальным публикациям и как автор теперь уже трех книг. Последняя из них вышла в свет совсем недавно в хабаровском издательстве «Риотип».

Ее название - «Войной рожденная судьба». Книга имеет такую «расшифровку» под заголовком: «Повесть о несостоявшемся счастливом детстве». О том самом детстве, которое обворовала и обожгла война 1941-45 годов прошлого века. Книг о войне написано очень много, самых разных, их продолжают писать и читать. «Войной рожденная судьба», на мой взгляд, выделяется искренностью, правдивостью рассказанного, своеобразным взглядом на пережитое из сегодняшнего дня.
- Андрей Иванович, по малости ваших лет вы, естественно, не участвовали в боевых действиях, не работали на оборонных предприятиях. И все же - два года вашей жизни прошли в немецкой оккупации…
- Да, а после освобождения в 1943 году пришлось жить в условиях страшной колхозной нищеты, в 1946-47 годах - пережить жестокий голод. Небольшой украинский хутор на Черниговщине, как и большая часть страны, выживал на лебеде, щавеле, крахмале из сгнившего картофеля да чистой колодезной воде. Когда начали созревать хлеба, в пищу шли ворованные колоски с недозрелыми зернами. Так что война и голод прокатились тяжелым катком через все мое детство.
- Мое детство пришлось на то же время, ту же оккупацию, колхоз, пережил и голод. Разве что была эта другая, южная часть Украины - степная Таврия. Я читал вашу книгу и переживал уже забытое, давнее, словно вдруг появился посланец из того далека. Очень много совпадений обнаружил в нашем с вами детстве. Название книги «Войной рожденная судьба» можно писать и без кавычек. И если верно утверждение о том, что все мы родом из детства, то вы таким названием книги как бы уточняете - судьбы вашего поколения определила война. Это действительно так?
- Да, это так. Все, что было на войне - проявление сильного духа, жертвенность, жестокость, тяжелый труд, распущенность, беззаконие, равно как и благие поступки людей - все это сказалось на детях войны. Их растущие, неокрепшие души, как губка, впитывали происходившее на их глазах. И характер, и судьба человеческая закладываются в детстве, так же закладывается отношение к миру, к людям и образу жизни. Если все происходит в благоприятной обстановке, в условиях доброты, внимания, благожелательности, любви со стороны взрослых, то и человек, как правило, вырастает со здоровой и понимающей мир душой. Наоборот, когда детство сопровождается страхами, жестокостями, несправедливостью и обидами, то и характер человека будет другим. Ребенок, воспитанный в диких джунглях, навсегда останется Маугли…
- Не будем спорить, хотя есть другие примеры… Все же мы с вами росли не в канализационных колодцах, разумеется, но два года прошли под знаком фашистской оккупации. В вашей книге об этом написано немало, и это были не самые трудные, хотя и самые страшные годы. Они придут немного позже, после войны, в условиях беспощадного, жестокого голода. Я тоже помню «борщ» из травы, котлеты из лебеды, которыми никогда нельзя было заглушить голод. Видел и опухших от голода людей, бредущих по дорогам и умирающих на их обочинах. Но мы ведь с вами не стали Маугли?
- Маугли - это образ, некий символ все же. А нас окружали люди, а это очень много значит. У меня был замечательный дед, Николай Петрович Фурса, он заменил мне погибшего отца, были две бабушки, была мама. Но то, что война сказалась на моей психике, на здоровье, на всей судьбе - несомненно. Я мог несколько раз погибнуть от бомбежки, от боеприпасов, которые были разбросаны на местах боев, и мы их собирали, от голода, даже от отравления угарным газом - протопленную на ночь печь мама старалась закрыть как можно раньше, чтобы сохранилось тепло; от болезней… Во время оккупации, как и после нее, у нас долго не было ни врачей, ни лекарств. Никаких. Когда я простывал, то лекарством был чугун с варенной в мундирах картошкой, над которым меня и «прогревала» мама, накрыв с головой домотканым рядном и заставляя задыхаться горячим паром. Горло заставляла полоскать раствором марганцовки, пакетик которой у нее сохранился с довоенных времен. И то, и другое было для меня сущим наказанием. Но это помогало.
- В книге есть эпизод, который вы назвали «земным адом». Речь идет о трагедии 20 февраля 1943 года, когда немцы собрали в районном центре Срибное сотни окрестных крестьян, заперли их в школе, подожгли ее, расстреливая тех, кто пытался спастись, вырваться из огненного ада.
- Школа горела три дня. Все это время полицаи бдительно охраняли пожарище, никого к нему не подпуская. Потом, когда жар начал потихоньку спадать, полицаи крючьями начали вытаскивать человеческие останки, грузить их на подводы и свозить в общую яму в сельском парке. Несколько человек, заваленные сверху трупами, оказались еще живыми. Они тут же были добиты.
Всего в том земном аду было загублено 682 человека: мужчин, женщин, стариков, детей. Задумано было погубить еще больше. По крайней мере, еще на одну семью. Нашу семью - во главе с дедом Николаем Петровичем. Он попал в тот дьявольский список не случайно - был участником коллективизации, а затем первым председателем хуторского колхоза.
- Что вас спасло?
- Наверное, господь Бог, который управлял погодой. Та зима была снежной и холодной, февраль на Черниговщине - самый коварный месяц, недаром его у нас зовут «лютым». Тогда, накануне сбора жертв предстоящей казни, выпал снег, следом разыгралась пурга. Пробитой дороги до нашего хутора не оказалось - намело огромные сугробы. Как рассказывал дедов знакомый, полицаи уже выехали на санях на наш хутор, но добрались только до ветряков на окраине села, дальше дороги не было. Вот они и повернули назад - подумаешь, семьей больше, семьей меньше…
- Такая жестокая и, кажется, немотивированная расправа над мирными людьми трудно объяснима. Почему полицаи и немцы решились на это?
- Как удалось установить на суде спустя многие годы, приказ хватать людей отдавал начальник местной жандармерии Вильгельм Карл Кампманн. Жители звали его «Кауфман». Вот он и прибыл с группой полицаев 22 февраля 1943 года в село Дегтяри, где захватили шестьдесят жителей, привезли их в райцентр Срибное, заперли в школе. Другие группы полицаев рыскали по другим селам, собирая свои жертвы. Так в школе оказалось почти семьсот крестьян. Конечно, были списки, кого брать. Думаю, что то была агония прислужников - к тому времени крестьяне поняли, что немцы не вечные, что их уже бьют, гонят с нашей земли, что люди перестали бояться полицаев. К тому времени оживилось партизанское движение в лесном массиве Вшыве… Вот тогда немцы и полицаи решили показать всем, кто еще здесь хозяин. Это было похоже на прыжок зверя, загнанного в угол. Обезумевшие от преступлений, от страха перед наказанием, не просыхающие от самогона полицаи сотворили этот земной ад. Эта жуткая трагедия осталась малоизвестной в Украине. Говорят о Хатыни, о Лидице, о Бабьем Яре, об аде в Срибном помнят немногие.
- Вы упомянули слово «суд». Преступники были пойманы, понесли наказание?
- Кара их настигла, в разные годы преступники были пойманы и получили по заслугам.
- Два года, почти день в день, вам довелось быть под немцем в оккупации. Обычно немцы в таких малых поселениях, как ваш хутор, не задерживались, не располагались, не держали гарнизон. Если был поблизости лагерь военнопленных, то оставляли охранную команду. Наш дом, к примеру, располагался в полукилометре от такого лагеря, оборудованного в бывшей колхозной конюшне. Каждый день я видел, как меняется немецкая охрана на сторожевых вышках.
- Первого живого немца на хуторе мы увидели, когда бычьи упряжки притащили на колхозный двор застрявший на шляху немецкий грузовик. А перед этим дедов хутор бомбили их самолеты. Но по-настоящему появились у нас немцы, когда отступали. Эти «картинки» до сих пор стоят перед глазами. Я о них рассказал в книге.
- После войны вас не преследовало это слово - «оккупация»? Помнится, в пространных анкетах, которые приходилось тогда заполнять, был вопрос: находился ли в оккупации?
- На него отвечали очень многие люди, мы, дети войны, этого не избежали. Когда писал книгу, просматривая «кадр за кадром» отложившиеся в памяти почти шесть десятков лет жизни, я намного глубже стал понимать, какое огромное влияние оказала на мою судьбу война. Рискну сегодня утверждать - ни в какое сравнение с потерями непосредственных участников той войны не идут потери, понесенные детьми, оказавшимися в настоящем аду, среди озверевших, бьющихся насмерть взрослых людей. Детям сохранили жизнь, но получили они в наследство не свою - чужую судьбу, они прожили жизнь совершенно не ту, что им изначально была предначертана Богом.
- Конечно, наше с вами детство война опалила и не всем позволила взлететь в высокое небо. Но мы ведь поднялись на ноги, зашагали по земле, жизнь целую прошли. Что ж вспоминать и сожалеть теперь… Андрей Иванович, почему и как вы написали эту книгу? Как она создавалась?
- Книга получилась сугубо личной, но я рискнул представить ее на суд читателей.
Книга писалась непросто - надо было переворошить свою память, вспомнить то, что давно легло на ее самые дальние «полки», по сути - еще раз прожить свое детство.
Хотя события тогда происходили не самые радостные, тем не менее, я своё детство вспоминал с радостной грустью... Вероятно, то, что давно прошло, всегда вспоминается, как самое лучшее время жизни. Вспомнились многие случаи и события, о которых я бы никогда не вспомнил, не начни писать эту книгу.
Тяжело было издать книгу. Сейчас без денег писать можно только в стол. Книгу издал на свои сбережения. Правда, помогли и спонсоры: ОАО «Дальэлектропроект» и ОАО «Хабаровская ремонтно-строительная компания».
Вообще-то, сейчас люди, имеющие деньги, расстаются с ними тяжело. Я обращался за помощью к некоторым известным (и богатым) фирмам, банкам, предпринимателям края. Никто из них денег не дал, но никто и не отказал. Просто не ответили. Нынешняя культура взаимоотношений стала примитивно убогой, сегодняшние люди, не испытавшие тягот войны, а среди них и бывшие комсомольские и партийные работники, имея все внешние признаки человека из «высшего общества», черствы и равнодушны. Понятно, что никто не может заставить, например, руководителя фирмы выделить деньги на издание не интересующей его книги. Не может так не может! Но ответить-то, когда к нему обращаются, образованный человек просто обязан. Не отвечают...
- Как вы считаете, ваша книга кому-то может быть полезна? На кого она вообще рассчитана?
- Hy, кому-то, несомненно, она будет интересна. Например, тем, чьё детство пришлось на ту пору. Хотелось бы надеяться, что она представит интерес для школьников... Но вот вопрос: читают ли нынешние школьники книги?
Я послал книгу в Харьков своей тете, упоминаемой в книге. Когда она получила бандероль, то лежала в госпитале. Написала, что читали её всей палатой, вслух. Для них все оказалось настолько близким и родным, что в некоторых местах они плакали, в других - от души смеялись. Пообещала передать книгу в русскую школу, которая находится рядом с их домом.
- Будем надеяться, прочтут ее ваши юные земляки.
- Хорошо бы…

Беседовал Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.