Редакция поручила мне взять интервью у известного деятеля нашей оппозиции, депутата думы, и, созвонившись, я отправился к нему в офис. Александр Арнольдович Шпик, так звали деятеля, встретил меня за своим столом, где помимо компьютера и пепельницы не было ничего.

Очевидно, Арнольдович пренебрегал как ручкой и пером, так и чтением чего бы то ни было. На стенах кабинета висели портреты: Карла Маркса, Николая II и Мао Цзэдуна. В одном углу стояло красное знамя, в другом - российский триколор.

- Вот так и запишите, запишите! - закричал Александр Арнольдович, бегло просмотрев мое удостоверение. - Пока существует этот антинародный режим, все будет плохо, очень плохо и еще хуже, пока не придем к власти мы!

Я несколько опешил от такого начала и робко поинтересовался:

- Как это понимать? Нельзя ли конкретней?

- А так! - закричал Шпик. - Пока существует этот режим, зима будет очень холодная, а лето очень жаркое! Лодки будут тонуть, самолеты падать, народ вконец обнищает и станет ходить пешком в чем мать родила!

- Но подождите! - попробовал возразить я. - Вы гляньте, сколько машин-то на улицах. Разве десять лет назад...

- А чьи это машины, чьи? - кричал Шпик. - Чьего производства, я хочу спросить?

- Ну, японские...

- А где отечественные? - ехидно прищурился Арнольдович. - Голыми ходить будете! Все продали, разворовали, раскрали!

- Однако люди стали явно лучше одеваться.

- Да во что, во что! - застонал депутат. - Одна иностранщина. Вот, помню, были у меня ботинки биробиджанской фабрики, так я их десять лет носил! А это все...

Шпик горестно махнул рукой.

Я не нашел, что возразить великому человеку.

- Вообще, мы должны были пойти китайским путем! - напористо продолжал Александр Арнольдович. - И вернуться к собственным корням. И соблюдать социальную справедливость! Чтобы каждому по труду. А то раскрали, понимаешь, разворовали и растащили. Мост и тот украли...

- Как украли? - опешил я.

- А где он, по-вашему? - лукаво прищурился Шпик.

- Ну, говорят, что разрезали и продали на металлолом.

- Вот! - Шпик аж подпрыгнул. - Вот как обходится антинародный режим с общенародным достоянием! На металлолом! Памятник истории и старины, простоявший сто лет... Эх, варвары! Собственная история для них ничто, этот режим оторвался от своих корней и ведет нас к гибели, как этот мост.

- Так ведь новый построили, - осторожно напомнил я.

- Это уже другой вопрос! - отрезал Шпик, и я опять не нашел, что ему возразить. Его логика была безупречна.

- Теперь посмотрите, что делают с главной улицей, - продолжал он. - С одной стороны - граф Муравьев, с другой - Карл Маркс, а что между ними, что?

Он перегнулся через стол, торжествующе глядя на меня.

- Ну... площадь. Ленина.

- Я сам знаю, что Ленина. А на площади что?

- Ну... Администрация. Краевая.

- Это все знают. А еще что? Что?

- ...

- Фонтан! - торжествующе захохотал Шпик, хлопнув по столу ладонью.

- И как это понимать? - осторожно спросил я.

- А так, что антинародный режим пускает на ветер народные денежки!

- Но... подождите Александр Арнольдович... - у меня уже голова шла кругом. - Из фонтана вроде того... вода...

- Да какая разница! - горестно скривился он. - Пусть будет вода. И вообще, зачем нам зимой фонтан?

«Действительно, зачем?» - оторопело подумал я.

- А зима у нас длинная!

- А фонтан стоит... - тупо пробормотал я.

- Именно! - подпрыгнул от восторга Шпик. - Вы уже начинаете соображать, из вас мог бы выйти неплохой деятель нашей оппозиции! Представьте..

- Меж улицами Карла Маркса и графа Муравьева, - начал я, постепенно зажигаясь. - На площади Ленина...

- Под окнами краевой администрации... - подсказал Шпик.

- Стоит фонтан...

- Который не работает восемь месяцев в году! - строго пророкотал Шпик.

- А мост порезали на металлолом, - чуть не плакал я. - А надо было ведь идти китайским путем.

- К корням, к корням! - вдохновенно пел Шпик.

- А фонтан как стоял, так и стоит! - я уже рыдал.

- И будет стоять, пуская на ветер народную воду, до тех пор, пока существует этот антинародный режим и пока не придем к власти мы! - строго закончил Шпик.

Я вышел от него в глубокой задумчивости, невольно вытирая растроганные слезы и с решимостью в ближайшие же дни вступить в КПРФ.

На улице, оторопело оглянувшись вокруг, я вдруг понял, в чем главный секрет нашей самой оголтелой оппозиции, всех этих шандыбиных, кабаковых и иже с ними.

Эти люди обладают особым устройством зрения и видят действительность таким способом, на который нормальный человек просто не способен.

В. ИЛЮШИН.