Что-то хочется родного в грустной песне ямщика...

Бывают люди-парадоксы. Один из них появился в нашей редакции четыре года назад, поговорил с журналистом Игорем Литвиненко, а когда эта беседа появилась на страницах «Тихоокеанской звезды», читательская почта взорвалась бурей возмущения.

Бывают люди-парадоксы. Один из них появился в нашей редакции четыре года назад, поговорил с журналистом Игорем Литвиненко, а когда эта беседа появилась на страницах «Тихоокеанской звезды», читательская почта взорвалась бурей возмущения.

Владимир Василиненко, кинорежиссер-документалист и литератор, автор повестей о Цицероне, Разине и Пугачеве, говорил вещи резкие и неприятные. Он говорил о том, что русского народа нет как такового и что проявлений Руси он лично не знает. Что те, кто называется русскими, не уважают сами себя и подобны графиту, в то время как «западный человек» - это алмаз. Что Россия рушится, и он не жалеет об этом.

...Спустя четыре года мне попался на глаза сборник стихов этого странного и по-своему мятежного человека.

Петь стихи, как молитвы

По ушедшей Руси,

Жить на лезвии бритвы

И прощенья просить...

Эти строчки, которые Василиненко посвятил Есенину, меня озадачили.

- Владимир Демьянович, а вы, кажется, серьезно больны неразделенной любовью к России, - сказала я ему при встрече.

Повод поговорить, что называется, был. Тем более, что у Владимира Василиненко, можно сказать, нынче юбилей. Созданная им «в соавторстве» с оператором Анатолием Игнаковым кинокомпания «Велес» подводит своеобразный десятилетний итог. А хабаровское телевидение в эти дни демонстрирует их документальные фильмы. Перед нашим взором - кадры поистине уникальные: яркие и полосатые, как шкура тигра.

Тиграми режиссер Василиненко заболел много лет назад и с тех пор посвятил им не один документальный фильм.

Мы говорили о тиграх. Амурских и «азиатских». О Китае и Цицероне, о времени и обо всех нас. Одним словом - о России.

Оседлать тигра

От судьбы не уйдешь. Когда Владимир Василиненко, закончив Высшие курсы сценаристов и режиссеров при Госкино, приехал по направлению на Дальневосточную студию кинохроники (а на дворе стоял 1976 год), его судьба, видимо, уже была предрешена. Молодому кинорежиссеру надо было снять дипломную работу. А Дальневосточной студии кинохроники надо было снять фильм про амурского тигра - это был заказ Центрального телевидения. Браться ни-кто не хотел: слишком хлопотно. Ищи этого тигра в тайге, ходи за ним с камерой, то да се... Ответственное задание «повесили» на выпускника.

- Деваться было просто некуда, - поясняет сегодня друзьям Владимир Василиненко. - Взялся я за этот фильм. А в результате так увлекся, что в том же 76-м году снял не одну, а две документальных картины на «тигровую» тему - «Там, где бродит амурский тигр» и «Зверь у вашего порога».

- Владимир Демьянович, а не страшно было с разбега бросаться в незнакомый мир тигриных троп?

- Я по складу характера немного авантюрист... И это, в конечном счете, оказалось хорошо, потому что, когда я кинулся изучать литературу о тиграх (а я прочел о тиграх все, что можно было тогда достать), то обнаружил, что этим зверем всерьез никто не занимался. Очень-очень долгий период времени. Что, вообще-то, даже удивительно: ведь тигр - по-настоящему интересный зверь, умный, внушающий уважение. Когда читаешь Арсеньева и Пржевальского, понимаешь, что для русских путешественников, которые впервые столкнулись с тигром, - он был больше, чем зверь. Фантом. Символ тайги.

- Не последнюю роль, наверное, сыграли здесь верования местных аборигенов?

- Для коренных народов Приамурья тигр и вовсе не зверь. «Амба» в переводе с нанайского означает «дух». И все аборигенные народы, живущие в тайге, этого зверя обожествляли. И бесконечно уважали. Даже имя его не принято было лишний раз произносить вслух: вроде как для нас произнести имя Господа всуе. Однажды мы снимали фильм «Большой зверь», хотя правильнее было бы назвать его «Большой старик». Примерно так можно перевести удэгейское название тигра - «Куты-Мафа». Эта картина была, скорее, культурологическая, потому что повествовала о тигре не как о звере, а как о феномене культуры. Ведь с «полосатым» у восточных народов связано несчетное количество поверий и легенд. Это, кроме прочего, еще и символ - огня, удачи... В одном фильме я снимал монгольскую миниатюру, где воин оседлал тигра. Для европейца это - просто человек сидит на звере. Но восточный человек понимает глубинный смысл такой картинки: воин оседлал удачу. Так же и у удэгейцев. Большое значение заложено даже в обращении к тигру - «Большой старик». Ведь на Востоке старик - это не старый человек. Это - человек мудрый, могучий, наделенный большим жизненным опытом.

Фильм «Большой зверь» начинается с такой картинки. Удэгеец в тайге находит корень жизни - женьшень и начинает совершать обряд. Ведь по поверьям, женьшень - тоже очень хитрый корень и всегда стремится обмануть человека. Чтобы он не ушел в землю, удэгеец должен сразу закричать: «Панчой!».

- Что-то вроде «замри!»?

- Вроде. И вот удэгеец кричит: «Панчой!», и его голос услышал тигр. Тигр начинает рычать, чтобы подать человеку знак, что он здесь. И тогда удэгеец говорит: «Куты-Мафа! Ходи своей дорогой, разве мало тебе в тайге мест?».

- В ваших картинах тигр что-то очень деликатный с человеком. Предупреждает о своем появлении.

- Дело все в том, что так оно и есть. Тигр вообще всегда ведет себя достойно и, если его не спровоцировать, никогда не нападет на человека. Один мой знакомый тропил с видеокамерой тигрицу, и она это почувствовала. А у нее было двое тигрят, и ей, конечно, не понравилось, что человек за ней идет. Она его долго отпугивала рыком - не помогает. Тогда она на него ка-а-ак выскочит! И что вы думаете? Не добежала метров восемь, свернула в кусты. То есть нападать на человека она и не собиралась, для нее главное было - этот устрашающий жест. Тигр, поскольку он относится к семейству кошачьих, по своей природе не агрессивен, чем меня лично и привлекает. Десять лет мы следили за тигриным семейством, которое жило в Большехехцирском заповеднике, бок о бок с людьми. И ни одного случая нападения! Понимаете, какая невероятная вещь произошла: сначала человек долго теснил природу, и она отступала. Но вот был перейден рубеж, когда отступать природе стало больше некуда, и она стала возвращаться обратно. Так вот: тигр приспособился к человеку и понял, как себя надо с ним вести. Сегодня уже человек для тигра - это табу. В небольшом поселке Бурлит на границе Хабаровского и Приморского краев еще тогда, в далеком 76-м году, произошел случай, который меня потряс. Тигрица с петлей на шее пришла за помощью к людям. За помощью. А мы истребили и тигра, и его образ.

- Об этом ваша последняя картина - «Убить полосатого зверя»?

- В том числе и об этом. В ходе работы над картиной запомнил удивительную фразу, которую сказал один из сотрудников Большехехцирского заповедника: «Жить в мире со зверями лучше, чем жить в мире без зверей». Но, боюсь, понимание этого не придет к нам уже никогда. Для этого в народе должно быть соответствующее мироощущение. А мы, приобщившись к цивилизации, забыли прошлые табу. Медведь, который во многих странах по сей день воспринимается как символ России, в нашем фольклоре всего лишь неуклюжий и глуповатый мишка. А ведь когда-то он для нас был тем же, что тигр - для народов Востока. Об этом свидетельствует уже тот факт, что настоящее имя медведя - «Бер» - сохранилось только в слове «берлога», то есть «логово бера». Наши далекие предки старались тоже меньше произносить имя бера всуе, чаще называя его «медоведом». Но мы утратили многие свои культурные ценности...

Без координат

- Вот и сейчас, как четыре года назад, вы выносите суровый приговор. Кому - народу? Но четыре года назад вы заявили со страницы нашей газеты, что русский народ - это «категория несуществующая»... Отчего так?

- Когда ты начинаешь ощущать себя человеком и пытаешься понять что-то о себе и мире, невольно выстраиваешь некую систему координат. Поэтому, встречаясь с другими людьми, я сразу пытаюсь понять: в какой системе координат они живут? В какой системе координат живет Россия? Не оттого ли в России веками идут всякие пертурбации, что мы не понимаем ни себя, ни друг друга, ни чего мы хотим от жизни - для себя и для страны? Как будто эта страна существует вообще вне всякой системы координат. Двадцать пять лет проработав в документальном кино (где приходится снимать и строительство электростанции, и рубки леса, и работу шахтера), я очень редко встречал людей, которые действительно находились бы на своем месте. Найти же таких людей мне было чрезвычайно важно: ведь советский кинематограф требовал создания «положительного образа», а врать я не мог. Я действительно искал такого «героя» - человека дела на своем месте. Я находил людей удивительных, порой уникальных. Но на своем месте...

До сих пор не могу забыть одного такого человека из Мурома - Спасского Сергея Антоновича. Своими руками, скрученными ревматизмом, он соорудил настоящую обсерваторию - сказка! Ему в Пулковской обсерватории отдали телескоп, который не могли собрать. А он собрал. Сам. И купол в его обсерватории раздвигался. Среди астрономов он был очень знаменит.

- Он был астрономом?

- В том-то и дело, что нет. Он работал фотографом в местной газете. И в этом есть какая-то несуразность. Я бы не хотел говорить, что в России живет народ глупый или бесталанный: нет, он какой-то... несуразный. Соединивший в себе массу несоединимых в принципе черт. Вот семьдесят лет пытался строить какой-то коммунизм. И это очень симптоматично. Это ведь в русском фольклоре есть сказка про то, как Емеля всю жизнь пролежал на печи, а потом поймал щуку - и все стало по его желанию. Маркс казался русскому народу той же щукой, ведь ни в какой другой стране больше не купились на эту сказку о «призраке коммунизма».

- В других странах тоже были революции, и там своим королям головы рубили. Что с того, что это происходило не в 1917 году?

- Дело не в самой революции, а, если так можно выразиться, в ее «векторе», то есть направленности. К чему пришли в результате мы и они. Сегодня большинство стран Европы и США живут в правовом пространстве, основа которого была заложена еще классическим римским правом. Потому что эти страны поняли главное - систему, которая была заложена в этом своде законов. Четкое разделение государственной власти, обязательность процедуры... К чему шли мы? Первое, что объявили большевики: «Вся власть Советам!». Это как, вся власть? Вообще - вся? А теперь давайте взглянем, к чему мы идем сегодня. Сегодня мы строим демократию. Новая крайность.

- Демократия России не нужна?

- Дело в том, что Россия по своей сути никогда не сможет стать демократической страной, это доказывает весь ход ее истории. Мы - антидемократичны, у нас все время выстраивается какая-то «вертикаль». Ну и, значит, надо это понять и принять. России подошла бы республиканская форма правления. Чем республика (слово, которое переводится с латинского как «дело народа») отличается от демократии (которая переводится как «власть народа»)? И насколько вообще важны эти тонкости? Вам будет проще понять мою мысль, если я проиллюстрирую ее таким историческим примером. Вы не задумывались, чем римское войско отличалось от греческого? Греки строили свои боевые порядки фалангами. То есть воины выстраивались в цепь. Да, это было жизнеспособное войско, триста спартанцев могли удержать целую армию. Но! На это была нацелена целая система воспитания спартанцев, потому что, в конечном счете, военный успех зависел от храбрости каждого воина. Каж-до-го.

Римляне пошли дальше греков, потому что они поняли, что человек несовершенен. И чтобы не зависеть от мужества каждого отдельного воина, они придумали действенный военный механизм. Они выстраивали воинов в манипулы. И теперь дрогнувший воин просто не мог бежать с поля боя: сзади на него напирали свои же.

Так вот: русский народ не будет строиться фалангами. Он и не строится. Там, где что-то начинает зависеть от решения одного чиновника, сразу же начинается коррупция. Значит, нужна такая система, чтобы чиновник, власть в целом оказались в тисках жесткой процедуры. Хорошо об этом говорил Цицерон, которого я, кстати, очень люблю. Однажды он защищал юношу, которого несправедливо обвинили в отцеубийстве. По законам Древнего Рима, виновного в таком тяжком преступлении должны были зашить в мешок с петухом, обезьяной, змеей и собакой и сбросить в Тибр. Казнь очень жестока, и вот Цицерон обратился к греческому законодательству, чтобы сравнить наказания. Однако убедился, что греческим законодательством подобные преступления вообще не предусмотрены. Греки не верили, что человек вообще способен на такое преступление. Цицерон по этому поводу говорил: «Мы думаем иначе. Что любая отвратительная черта может быть в человеке. И поэтому мы все предусмотрели».

Вот и в нашем государстве должна быть предусмотрена жесткая процедурность. Четкое разделение властей.

- Но все это и так прописано в нашей Конституции. Стало быть, нам всего лишь надо следовать собственной Конституции, собственным, уже принятым законам... Постепенно, кстати, мы движемся в этом направлении.

- Но дело в том, что у нас уже нет времени на раскачку и времени на ошибки. С одной стороны на нас давит Европа, с другой - Азия. Им нужны природные ресурсы и жизненное пространство. И они раздавят нас, пока мы будем искать себя и выстраивать всякие разные модели. Я думаю, шансов у нас нет. Потому что мы отстали от Европы не на сто, не на пятьдесят лет, как думают многие. А на две тысячи лет.

Русская азиатская идея

- Ну уж... И где же сегодня этот Древний Рим с его такой жизнеспособной системой? ТУДА, я думаю, не надо торопиться. А можно вообще обратить свои взоры к Азии. Пятьдесят лет назад Япония, а двадцать лет назад Китай были еще отсталыми государствами. Менталитеты наших народов в чем-то схожи. Та же общинность, привычка осознавать себя частью коллектива пока еще не совсем в нас пропала. Может быть, здесь можно поискать новый внутренний резерв?

- Можно было бы... Тем более, что то, что в нашей стране называлось «социализмом», на самом деле являло собой традиционный «азиатский способ производства». Это - ничем не более худший способ выживания, чем, например, европейский. И так на самом деле веками жили вся Азия, и Африка, и доколумбова Америка - семь десятых всех цивилизаций. Смысл этого выживания в том, что каждый сносит то, что производит, в «общий котел». А потом группа людей распределяет материальные блага, выделяя каждому его долю. Руководствуясь при этом не ценностью вклада данного индивида, а его лояльностью. Я прочитал об этом еще в советские времена, и меня осенило: «Так вот же они - мы!». Китай так жил в древние времена, он живет так и сейчас, и коммунистическая партия только лишь самым органичным образом заменила императорский двор. Но у нас-то так уже не получится. Потому что мы то в одну сторону шарахнемся, то в другую. Во многом мы ориентируемся на европейские ценности. Вот спрашиваю своего приятеля-китаеведа: «Скажи, а в китайском языке есть такое понятие - личность?». Он отвечает: «Есть, но там оно, скорее, имеет значение «крайний индивидуалист» и имеет самый что ни на есть негативный оттенок». А мы-то, скорее, склонны считать, что личность - это слово положительное. Азиатский менталитет очень хорошо выражен живописью. В китайской живописи вы не найдете перспективы, не увидите мир глазами человека. Потому что сам он, человек - такая же песчинка в мире, как скала, как дерево, как птичка на ветке... Но мы-то уже не желаем ощущать себя песчинками.

- Хорошо, есть две крайности: Европа, впитавшая в себя римское право с его уважением к личности, с одной стороны, и Азия, впитавшая ценности диаметрально противоположные. Вопрос в том, почему обе крайности с успехом движутся вперед. А мы, например, нет.

- Потому что мы так и не поняли, где мы. Там или там. Как я уже сказал, мы не нашли для себя этой системы координат. И поэтому Россия - это просто буфер. Буфер между Европой и Азией. Можно, конечно, вслед за Никитой Михалковым говорить, что мы - не задворки Европы, а ворота в Азию. Можно этим даже себя тешить. Но факт остается фактом: мы до сих пор не знаем, кто мы, для чего мы, какую цивилизацию строим.

- А с кем тогда вы, мастера культуры? Вот и придумали бы вместе с президентом концепцию. Русскую национальную идею.

- Ага. Русская национальная идея... Вот ее придумал в свое время министр народного просвещения Уваров, который сказал, что Россия держится на трех китах - православие, самодержавие, народность. Над чем, кстати, и смеялся Александр Сергеевич Пушкин. Он говорил: Уваров, который не прочитал ни одной русской книжки, которого воспитывали иезуиты, подарил нам русскую национальную идею. Но соблазн повторить «подвиг» Уварова оказался велик. «Идея» была откорректирована большевиками и зазвучала немного по-другому: народность, партийность, идейность. Оставив народность, они заменили двух «китов». Сейчас что будем делать?

- Народность, разумеется, оставим. Добавим, для разнообразия, многопартийность. А вот какой-нибудь идейности явно не хватает.

- Не хватает народа и его поступательного движения вперед.

- Но даже тогда, когда вы говорите, что мы все «несуразные», - вольно или невольно вы объединяете нас всех в одну общность, которую наделяете общим менталитетом и общей «несуразностью». Хотите или нет - вы говорите про народ. И про его судьбу.

- Может быть, и так. Но легче от этого не становится. Знаете, четыре года назад, когда «Тихоокеанская звезда» опубликовала нашу беседу с журналистом Игорем Литвиненко, ко мне пришло, конечно, много возмущенных откликов. И больше всего читателей возмутило как раз то, что я пренебрежительно отозвался о народе. Хотя... Ну какое здесь пренебрежение? Мне больно, что мы такие. Понимаете? Больно...

Беседовала Ольга НОВАК.