Американский профессор намерен занести Хабаровск в мировой каталог архитектурного наследия.

Уильям Крафт Брумфилд - профессор славистики университета Тулейна в Новом Орлеане. Степень специалиста по литературе и истории России XIX века получил в университете Беркли, преподавал в университетах Висконсина, Вирджинии и Гарварде. В 2000 году стал лауреатом премии Фонда Гугеннхейма. Единственный мировой авторитет в области создания фотографических каталогов русской архитектуры и зодчества.

Профессор Брумфилд выбрал себе уникальную и во многом неблагодарную профессию - он фотографирует и описывает русскую архитектуру, сохранившуюся в самых отдаленных уголках нашей необъятной страны. Кроме него этим не занимается больше никто.

Сам он называет сельскую архитектуру и постройки малых городов «деревянной Атлантидой». Атлантидой - потому что материальное наследие старой России медленно, но верно исчезает, уходит в небытие. Пока еще остались островки той России, которую Уильям Брумфилд полюбил, читая Толстого и Достоевского, он спешит запечатлеть их на свою камеру. Для этого он сто пятьдесят раз перелетал Атлантику и сделал миллионы шагов по российской земле.

Не так давно профессор прилетел в Хабаровск. Удивительно, но он считает наш город очень ярким в архитектурном отношении. Мы встретились с Уильямом в одном из древних двориков Хабаровска.

- Уильям, закономерный вопрос: почему именно Россия стала вашей одной, но пламенной страстью?

- Судьбу мою решил случай. Я был на первом курсе в Беркли, ради интереса изучал русский язык, хотя это и не было моей основной специальностью, и в июне 1970 года попал в группу студентов, поехавших в Москву.

Это было сложное время. У меня на родине набирало силу антирасистское движение, шла война во Вьетнаме. Я часто задумывался о своем месте, о том, что значит быть белым человеком в стране, где бушевала гражданская война и было рабство, было возмущение за то, что происходило в нашей истории и в чем я, по идее, должен бы чувствовать себя виновным. А когда я побывал в России, когда прочел Достоевского и Тургенева, послушал Чайковского и Бородина, то оказался потрясен - другой народ чувствует то же, что и я, те же трагические противоречия в жизни! Сперва возник этот душевный резонанс, а потом Россия окончательно очаровала мое сердце своими людьми, своей архитектурой. Я решил - отныне моя жизнь будет посвящена этой удивительной стране.

- Западная пресса называет профессора Брумфилда «певцом деревянной Атлантиды». У вас много титулов, откуда взялся этот, почти поэтический?

- Когда я серьезно занялся фотографированием российской архитектуры, оказалось, что ни в Америке, ни здесь, в России, практически никто всерьез этим не интересуется. Я выступил как бы первопроходцем. Мои фотографии вскоре получили признание, ведь снимал я не чисто архивные планы, сплетал воедино исторический, искусствоведческий, художественный комментарии. Иногда приходится часами ждать, когда луч солнца упадет на церковную маковку. Многие музеи, в том числе и Национальная галерея в Вашингтоне, брали мои каталоги именно как произведения искусства. Потом меня пригласили в проект «Встречи на границах» под руководством Джеймса Биллингтона. Это глобальный проект, он показывает с помощью фотографий столкновения разных культур, например, индейцев с переселенцами. У меня тоже как бы столкновение: дореволюционная Русь и современность с ее пагубными для памятников архитектуры последствиями.

Я исследовал русский Север, Поморье, Каргополье, среднюю полосу. Сделал тысячи фотографий. После этого, наверное, и прозвали «певцом».

- И как же вас занесло на Дальний Восток?

- Да очень просто. Я считаю, что именно на окраинах вашей страны еще осталось что-то от ТОЙ России. Ваши руководители приучили мир, что Россия - это Москва и в лучшем случае - Питер. Многие крупные города провинций вообще не известны даже специалистам по России. Жизнь вашей страны воспринимается через центр. А ведь это не так. Я бывал в таких местах, которые теоретически считаются недосягаемыми. Так вот, там культурный климат гораздо здоровее, чем в столице. Люди там сохраняют старые дома и церквушки. Это не памятники архитектуры в строгом смысле. Но это культурная среда. Без нее памятники теряют смысл. Именно такой процесс я заметил на Дальнем Востоке, хотя и в небольших масштабах.

- А в Хабаровске?

- Хабаровск - особенный город. У него очень яркое архитектурное лицо. Он - это отражение процесса освоения этой земли. Город купеческий, пограничный, строился быстро, мощно, на высоком уровне. Здесь смешалось много культур, в результате сложился некий хабаровский стиль построек. Вам, жителям, он, может быть, не очень виден, вы к нему привыкли, но я свежим взглядом отмечаю это ясно. Я в Хабаровске много снимал. Он станет украшением нового каталога. У вас сохраняется общий ансамбль улиц, несмотря на бурное современное строительство. Хотя есть и довольно уродливые новостройки.

- Какие, например?

- Например, Дом радио. Уродует весь ландшафт этот серый куб. А ведь там такой очаровательный вид на Амур. Людям надо учитывать ландшафт - это не только эстетический момент, но и социальный.

- Последний вопрос: что вам больше понравилось - хабаровские здания или хабаровские женщины?

- Ну и вопросик... Я, естественно, обращал внимание и на тех, и на тех. И вот мое суждение: если некоторые постройки в Хабаровске выглядят обветшало и заброшенно, то женщины как раз наоборот - они молодеют и расцветают. И они явно не заброшены.

Беседовал Макс Молотов.