Павлу Васильевичу Халову, будь он жив, сегодня исполнилось бы семьдесят. Он родился в сентябре 1932 года в Ленинграде, умер одиноко в опустевшей хабаровской квартире в ноябре 1999 года...

Он жил шумно, со скандалами, противоречивыми поступками, за которые платил немалую цену. Кудрявый, разговорчивый парень оказался в 1953 году в хабаровском угрозыске, уже имея за плечами опыт непростой жизни. Он рассказывал однажды, как участвовал в разборе архивных завалов своего ведомства и украдкой листал дела репрессированных... Лет через десять все это ему пригодится. Когда засядет за свою, на мой взгляд, лучшую книгу - многоплановый роман «Последний циклон». Тогда мы и познакомились - Халов нередко забегал в редакцию «молодежки» то с новыми стихами, то просто потрепаться.

Начинал он как поэт, выпустил несколько сборников, первая его книга называлась «Юность» (1957 год). Был поэт по натуре лириком, романтиком, этому оставался верным и в своих прозаических произведениях. Их названия красноречивы: «Всем, кто меня слышит», «Иду над океаном», «Пеленг-307», «На краю земли»... Чтобы это написать, он превращался в моряка, танкиста, геолога... Халов очень соответствовал духу своего времени, помогая обществу формировать идеал нового человека, устремленного, не терпящего компромиссов, радеющего за общее дело. Как и многие литераторы, он не избежал подобного искушения. Спустя годы не очень охотно вспоминал некоторые свои книги, но всегда тепло говорил о «Последнем циклоне», принесшем ему известность.

Долгое время мы жили соседями, нас разделял всего лишь Амурский бульвар, а соединял общий гастроном, где встречались часто. Если рядом с магазином стоял потрепанный зеленый «Москвич» - значит Павел Васильевич отоваривался в гастрономе. На выходе у кассы выглядело это так: под мышкой - булка хлеба, в руке - банка овощных консервов, в кармане брюк топорщилась бутылка с вином. Никакого значения Халов не придавал своей «писательской» внешности, свежую рубашку и галстук носил редко, по особым случаям.

Признания, славы, пусть даже в пределах дальневосточной окраины, у него было много. Читательской и официальной: в пятьдесят лет получил орден Дружбы народов - за заслуги в развитии литературы. Литературные семинары молодых авторов, проходившие в Хабаровске, без Халова не обходились: как правило, он возглавлял секцию прозы. Молодые к нему тянулись.

В своей жизни Павел Васильевич нередко совершал весьма неоднозначные поступки: одни приводили в восхищение, другие - многих разочаровывали. В предперестроечное время в краевой писательской организации разразился скандал, жертвой которого стал председатель правления В.Н. Александровский. Он покончил жизнь самоубийством. Одним из инициаторов писательских разборок, к сожалению, был Халов, не выигравший, кстати, в той ситуации ничего. После он даже объявил о своем выходе из рядов этой организации и жил-творил сам по себе. Многие коллеги с ним тоже не здоровались. Потом он появился в качестве телевизионного обозревателя журнала «Дальний Восток» и в этой роли весьма преуспевал. Но затем исчез с экрана и на время затерялся.

Года за три до своей смерти он позвонил: «Меня все забыли, давай поговорим». Я собрался в гости к Халову, не зная, что это будет его последнее интервью нашей газете. Об этом и расскажу.

Дверь мне открыл постаревший человек. Большая, с высокими потолками квартира давно потеряла былой уют. Тусклые стены, затененные старыми шторами окна, поскрипывающий пол... Он жил один, похоронив жену, а дети разбежались по своим углам. Мы сидели за разболтанным журнальным столиком, пили чай, и я слушал сумбурные его монологи, перескакивающие с одной темы на другую. Спросил его: что произошло, почему он стал затворником?

Свое молчание объяснил той самой активностью писательской организации в 1985-87 годах. Из всей той «кутерьмы», как он выразился, вынес убеждение: Союз писателей мертв, поскольку действовал он по министерскому образцу. По принципу единогласия. Недовольство рядовых его членов копилось годами, но пришла пора ощутить собственную свободу.

Мне казалось, что говорил он за других - свою свободу Халов давно отстоял и не очень страдал от «единоначалия». Он долго объяснял свой разрыв с писательской организацией именно этим, что тогда уже не было новостью. Союзный писательский стан распался на разные объединения, тот же «Апрель», но где все они сегодня? Это была констатация происшедшего, и я не совсем поверил халовскому объяснению причин разрыва. Причины эти носили иной характер: сам Халов не был лишен тех самых «министерских» амбиций.

Конечно, я знал, что Халов никуда не исчезал, что он оказался в одном из первых хабаровских кооперативов, где весьма процветал. Подбираясь к этому вопросу, спросил у него: что же стало с его последним, неопубликованным романом «Монолог», о котором многие слышали, но никто не читал? В 1985 году он был почти закончен, сказал Павел Васильевич, я мог бы его издать, но как-то сел, перечитал и понял, что спешить не надо.

«Монолог» продолжал все прежние книги Халова о героях-современниках, строителях и разрушителях советской жизни. Все те же образы, нередко узнаваемые, к примеру, жена героя Даманского - Стрельникова.

Импульсивному сочинителю романов терпения хватило ненадолго. Почти готовая рукопись не давала покоя, он извлек ее из шкафа и начал переделывать, переписывать, ориентируясь на смутные ощущения наступавшего нового времени. Увы, «швы» оставались очевидными, правда жизни была нарушена. «Монолог» не получился.

Халов - писатель «расхристанный», его рукописи читать тяжело, в них нет сюжета, четкой хронологии. Вернее, все это так утоплено в самом тексте, все так размыто, что сюжет надо было вытаскивать из «ткани» чуть ли не пинцетом, выстраивать, соединять главы, менять их местами. Это было под силу весьма искушенным и опытным издательским редакторам. Одним из них был Павел Николаевич Богоявленский, превращающий толстые и разлохмаченные халовские рукописи то в повести, то в романы. Но его уже не было в живых, оставшиеся просто не решались взять на себя подобный груз.

Как я уже говорил, в жизни Павел Васильевич был весьма активным и всегда действующим человеком.

У меня сохранилась запись части его монолога о работе в кооперативе.

- Кооператив был ремонтно-строительным. Я в нем занимался снабжением и возглавлял профсоюз. Там собрались строители высочайшей квалификации: один человек мог работать каменщиком, крановщиком, сварщиком, штукатуром, да кем угодно. Понимаешь, это же не люди, а золото. Работали по 12-16 часов в сутки. Мы много строили - на Сукпае, в Хабаровске, в других районах. В городе поставили два многоэтажных дома, несколько поменьше, сдали около трехсот коллективных автогаражей, автопрофилакторий на полторы тысячи машин. Стремились развивать производство за счет прибылей.

Но наше правительство быстро во всем «разобралось» и начало кооперативы душить. Материалы, технику кооперативам продавали в несколько раз дороже, чем государственным предприятиям, ввели прогрессивный налог, зарплата упала, и с ней начал исчезать у людей интерес, они стали разбегаться...

Помнится, Павел Васильевич, уже давно не работавший в кооперативе РСК-3, с таким же гневом обрушился на российское правительство, попытку его премьера ввести запрет на т.н. правый руль автомобиля, на новый таможенный сбор за ввозимые иномарки. Нет, мол, у этих людей своих корней, забывают они, откуда родом - из народа ведь...

Хождение в кооператив было однажды закончено, но не забыто. Очередное «превращение» писателя Халова должно было отразиться в новой рукописи...

- Да я уже написал целую повесть, название пока условное - «Свет в конце тоннеля». Нужен издатель, нужны деньги на книгу, но где их взять?

Спустя примерно год после той нашей беседы Халов нашел спонсора, и однажды ко мне в рабочий кабинет явился плохо говорящий на русском мужчина и положил на стол две толстые папки. «Это рукопись Павла Васильевича Халова, наша фирма может ее издать. Вы не смогли бы ее прочитать, дать заключение?» - спросил меня черноволосый красавец. Это была та самая повесть.

Несколько дней читал новую повесть Павла Васильевича и часто вспоминал Богоявленского... Явившемуся за рукописью спонсору ничего внятного я не сказал, посоветовав искать редактора. Редактор мог бы найтись, но кто же бесплатно согласится нынче серьезно работать. Халов к тому времени стал бедняком и жил на обычную пенсию.

В том последнем интервью говорили мы и об издательстве «Амур», пожалуй, лучшем и желанном детище Халова. Имея за плечами опыт работы в кооперативе, он организовал первое независимое книжное издательство для детей и юношества. Думаю, в нем и воплотились его прежние амбиции, в которых не без оснований подозревали его коллеги, - стать у руля творческого коллектива того же журнала или во главе краевой организации писателей...

В «Амуре» получилось многое: в свет вышло около семидесяти книг, авторами некоторых были дети. По его признанию, здесь тоже не обошлось без ошибок и разочарований, у издательства не было своей типографии, душили другие трудности. Он ушел из «Амура» со скандалом...

На мой вопрос о лучшей его книге Павел Васильевич ответил определенно: «Последний циклон».

- Мне за нее не стыдно, хотя она не договорена до конца, как мне хотелось. Но написана книга честно, в пределах того, что я мог тогда людям рассказать. Это после о КГБ стали писать много и остро, я же писал роман в 1964-65 годах. После журнальной публикации заседала комиссия из двенадцати «оценщиков», которые выясняли степень моего искажения действительности. Было даже специальное постановление бюро крайкома КПСС с вытекающими последствиями. Но Бог меня не выдал...

Он жил так, как хотел. Это было не просто, приводило к ошибкам, заблуждениям, ссорам и разрывам. Художник, очевидно, вправе на такую жизнь. Он пытался участвовать в краевых выборах, вступить в новую партию, но быстро оставил такие «шараханья». Почему он оказался в благотворительной организации «Единство», возглавляемой «общаковским» Пуделем, пытался объяснить так:

- Тысячи бывших зэков, выходя на свободу, нуждаются в поддержке. Без денег в кармане, людского участия они быстро возвращаются назад.

Вечный оптимист и романтик оказался сломленным в конце своего пути. Потому, что шел он по нему не строевым парадным шагом.

Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.