Комендант проверяет...
Новелла Франца Кафки «В исправительной колонии» дает яркий образ её коменданта, придумавшего особый аппарат и целую систему для изуверской казни людей, где комендант соединял в себе всё - и конструктора, и солдата, и судью, выносившего приговоры по правилу: «Виновность всегда несомненна»...
Такие пороки советское литературоведение относило, конечно, к жестокости буржуазного строя, его законов, обычаев, морали. Но писательская фантазия Кафки, жившего в начале ушедшего века в благочинной Европе, почти документально предвосхитила реальные события, которые происходили в конкретной стране, строившей «самое гуманное общество» - социализм. О том, как строила, мы знаем, например, по «Архипелагу ГУЛАГ» А. Солженицына. И вот появился его дальневосточный аналог...
Книга эта особенная во всех отношениях: от трудного рождения до ситуации, когда её невозможно приобрести... Мне довелось прочитать еще рукопись. И потому с особым удовлетворением получал бандероль с заграничным изданием: Владимир Вейхман. «Воскреснет ли старый комендант?» (Документальная повесть. - Тель-Авив, изд-во «Иврус», 2002. - 192 с., ил. 15).
Даже зная наперёд фабулу повести, впечатление такое, будто за её обложкой угрюмо стоит тот самый старый комендант, и уже сам похороненный, ехидно вопрошает из преисподней: «Ну-с, повторим-с?». Как бы проверяет всех нас на историческую память и житейскую мудрость! И автор, похоже, успешно прошел это испытание, показав пример гражданственности. Посудите сами. Владимир Вениаминович Вейхман вовсе не писатель - в обычном понимании. Будучи кандидатом наук, он преподавал в морских вузах Владивостока, на Камчатке, в Калининграде на Балтике. Родился же и вовсе в Хабаровске, «отметив» семь месяцев жизни арестом отца.
Эта дата,12 февраля 1935 года, и стала точкой отсчета многолетних поисков его дальнейшей судьбы. Гулаговская система, официально именуемая правоохранительной, на деле выступала охранником бесправия, цепко храня следы массовых преступлений. И надо было иметь движение души, выдержать ответы-отписки, порой тупиковые ситуации, чтобы не впасть в отчаяние. Вейхман не впал, не отступил, снова и снова стучался в глухие двери хмурых инстанций. Идя по лагерным следам отца от Красноярска до Колымы, он встречает еще одного Вейхмана - старшего брата, очередную жертву коменданта. Источниковая база расширилась: бесконечные допросы, доносы, решения «троек», «особых» инстанций, иезуитские сочинения полуграмотных исполнителей - всё становится единым адским документом...
Признаюсь: работая над репрессиями в научном плане, мы где-то шли параллельно; но мне, как «постороннему», выдавали лишь справки-схемы, В. Вейхману - подлинники, как родственнику. Таков сегодня порядок, установленный законом. Но нет закона выше Конституции, гарантирующей доступ к информации; облегчают к ней путь и ещё ряд законов и указов президента, которые откровенно игнорируются. Зато царствует тот, где пуще велено «не пущать». Как будто миллионы загубленных жизней и исковерканных судеб, насаждение всеобщего страха, духа сталинизма - это только родственное дело, а не драма всей нации.
К тому же Дальний Восток - не курортная, а совсем иная зона - ссыльный, лагерный край. И когда краевая дума, именуемая Законодательной, слепо копирует архивные нормы доступа к источникам, что приняты в центре, это вовсе не забота о правах личности, которая или давно расстреляна, или настолько обескровлена, что ей не до архивов, которые по-прежнему заточены в подвалах КГБ, лишь сменившего вывеску на ФСБ. И далеко не всем родственникам, подобно В. Вейхману, дано разобраться в судьбах их близких. «Безродным» же исследователям путь к замогильным источникам фактически заказан как минимум на 75 лет. И расчет верен: за такой срок и дальние родственники отойдут в мир иной или позабудут, что там было в далёких тридцатых-пятидесятых. А это значит, что загробный комендант снова ухмыльнется: «Ну-с, какова система?».
Ответить ему могли бы ныне свободные от цензуры журналисты. Ведь основные герои повести - их погибшие коллеги, в меру сил противостоявшие сталинскому режиму. Давид Вейхман - фактически один из организаторов молодёжной печати в регионе, редактор многих изданий во Владивостоке, один из руководителей приморской газеты «Красное знамя». Вениамин Вейхман как журналист сложился на Урале и был переброшен для воспевания дальневосточной романтики печатным словом: зам. редактора краевой газеты «Знамя пионера», ответственный секретарь «Тихоокеанского комсомольца», сменивший на этом посту недавно призванного на срочную службу Петра Комарова и потому лишь не попавшего в опалу.
В ту пору обвинение в КРТД - контрреволюционной троцкистской деятельности - было настолько аморфно, бездоказательно и всеядно, что вплетало в уголовные дела целые редакционные коллективы, имевшие по роду работы обширные «связи», и попробуй докажи, что ты не троцкист. А потому не было в крае редакции, избежавшей арестов. Особенно пострадали «Тихоокеанская звезда», «Красный маяк» (Николаевск-на Амуре), «Рабочий путь» (на кит. яз.), издания ЕАО, радиокомитет, Дальгиз, даже ряд районных многотиражных газет... Но где то слово «о друзьях-товарищах», что заживо сожжены в лагерных пожарищах? Молчит пресса. Неужели комендантский пост и по сей день стоит у редакционного порога?
Впрочем, отношение к репрессиям в любой форме - дело не ремесленное. Это, скорее, проверка состояния души, порядочности, чувства долга. Книга В. Вейхмана пробуждает и возвышает их, потому что дает широкую картину страданий народа, заставляет задуматься всех и каждого над пороками не только прошлого, но и настоящего. Ведь среди тех, о чьих изломанных судьбах рассказывает повесть, не только простые люди, но и известные деятели: генеральный секретарь ЦК комсомола А. Мильчаков, члены семьи Емельяновых, укрывавшие Ленина в известном «Разливе», помощник Троцкого - секретарь Реввоенсовета республики Сермукс, поэт Н. Олейников, писатели, инженеры, священники... Получили должное и их гонители - от Дерибаса до рядовых исполнителей, в большом числе разделивших судьбу своих жертв.
«Кто же виноват?» - ставит автор извечный вопрос. И сам же отвечает через призму познанной трагедии: «Говорят: сталинские репрессии. А Сталин - он откуда?.. Он был востребован ...нация с ущербной совестью - это мы с вами, дорогой читатель, это мы порождаем и сталиных, и кагановичей, и ежовых, и смертиных».
Давайте же сегодня строже посмотрим на обилие мерзостей и подлостей вокруг: кто-то предал товарища по службе, живет по принципу «чего изволите?», у кого-то явный перебор эгоизма и полное отсутствие нравственных начал, не подвластных даже самым благим законам. И при этом, как сказал Вл. Набоков, «...и за горе, за муку, за стыд... никто не ответит, и душа не простит». Лишь осознанная совесть нации может стать порукой духовного возрождения.
Сейчас в Москве готовится документ о воспитании патриотизма. Но его лозунгами может воспользоваться любой демагог и даже подлец. Важны дела честные и справедливые. Цену им дальневосточники познали сполна. Вот и у меня с автором была важная общность - сообща найти патриотичного издателя-спонсора. Не нашли - во всей России. Повесть удалось напечатать в Израиле, хотя тысячи ее экземпляров разошлись бы на востоке России - от Красноярска до Магадана, где исправно поработал «старый комендант». А вот умер ли он и воскреснет ли? Пусть каждый ответит для себя. По совести!
М. АЛЕКСЕЕНКО, кандидат исторических наук.