"Закон - тайга, прокурор - директор лесхоза"

В январе нынешнего года в «Тихоокеанской звезде» был опубликован материал А. Савченко «Кому «зелень», а кому пеньки да горельники». В нем рассказывалось о необычном деле, рассмотренном арбитражным судом Хабаровского края. Речь шла о рубках леса в бассейне реки Хуту, в Ванинском районе, о том, что община орочей «Национальное коллективное хозяйство» выступила с иском к лесозаготовителям из ООО «ТиС» о взыскании убытков за вред, причиненный территории традиционного природопользования.

Видимо, очень обиделся директор Северного лесхоза Владимир Степанович Коскин на орочей, осмелившихся защищать свои права на таком уровне. Потому что уже 31 января председатель «НКХ» Дмитрий Ваулин получил от г-на Коскина официальное письмо с требованием заключить договор аренды на пользование землями лесного фонда для ведения охотничьего хозяйства в соответствии со статьями 31, 34, 80 Лесного кодекса РФ.

Выполнить требование лесхоза Ваулин отказался, объяснив это тем, что на балансе НКХ нет ни одного кордона или зимовья: «Ввиду того, что на этих охотничьих угодьях с древних времен занимались промыслом орочи и эвенки, располагались их стойбища и зимовья, мы не вправе лишать их того, что создано их предками, изымать у них и ставить на баланс НКХ...». В этом же документе председатель общины проинформировал В.С. Коскина о том, что обратился за разъяснениями в краевое министерство природных ресурсов. Ответ не заставил себя ждать. Начальник отдела традиционных ресурсных и охотничьего промыслов Е.А. Хлынов, помимо прочего, сообщил: «Заключение договоров аренды на пользование землями лесного фонда для ведения охотничьего хозяйства в компетенцию лесхозов не входит и регулируется Земельным кодексом».

Проще говоря, директор Северного лесхоза пытался заняться явно не своим делом. Казалось бы, инцидент можно было считать исчерпанным. Но нет. В.С. Коскин никаких объяснений не принял. Более того, все официальные ответы Д. Ваулина назвал «отписками, недостойными руководителя». В качестве главного аргумента приводился такой факт: с 1990 по 1994 годы община вела совместное хозяйствование с госпромхозом «Совгаванский», и только потом часть охотников перешла в «НКХ» и осталась охотиться на своих участках. Какая тут связь, ни Д. Ваулин, ни орочи так и не поняли. Тем не менее, уже 10 апреля в адрес председателя общины пришло «Предписание о прекращении деятельности предприятия, ведущейся с нарушением лесного законодательства». В.С. Коскин уведомлял руководство общины, что «основанием для прекращения ее деятельности является неисполнение требования о заключении договора аренды участков лесного фонда в соответствии все с теми же статьями 31, 34, 80 Лесного кодекса РФ».

И вновь Д. Ваулин вынужден был доказывать руководителю лесхоза, что орочи охотятся на своих исконных землях, что маленькие охотничьи избушки построены их отцами и дедами, что охота необходима им для того, чтобы выжить. Ну а пока шла эта бумажная война, охотники-промысловики из «НКХ» готовились к очередному сезону: приводили в порядок оружие и снаряжение, запасались провиантом. В середине октября две группы по три и четыре человека отправились в тайгу. Но начало охоты было сорвано: буквально на глазах у изумленных орочей В. Коскин и четыре инспектора лесхоза, вооруженные пилами и топорами, разрушили их зимовья. Аптечки первой медицинской помощи, постельные принадлежности, посуду просто выбросили на улицу, в снег.

140 км по таежному бездорожью прошагал охотник Валерий Копинка, чтобы рассказать о произволе, учиненном представителями лесхоза: «Мы сами видели, как они распиливали избушки на мелкие чурки. Охоты в этом году уже точно не будет. Без зимовья в тайге пропадешь. Обидно, здесь еще мой отец и дед охотились, и никогда такого не было...»

Председатель общины Дмитрий Ваулин иначе как варварством эти действия лесхоза не называет:

- Орочей осталось совсем мало. В Ванинском районе не более 300 человек, включая стариков и малолетних детей. Но это совсем не значит, что их можно унижать и отбирать последнее...

Несколько дней спустя из тайги вернулся еще один охотник - Дмитрий Михайлович Акунка. Ему повезло: он находился в своем зимовье, когда Коскин и его инспекторы пожаловали туда. Дмитрий Михайлович грудью встал на защиту избушки и сумел ее отстоять. Правда, не знает, надолго ли.

Владимир Степанович Коскин, с которым я связалась по телефону, кипел «праведным» гневом, говорил, что давно предупреждал Ваулина о последствиях «непослушания», что орочские зимовья угрожают противопожарной безопасности, что они вообще не должны находиться «на территории лесхоза...».

Оставим юристам право определять законность существования в тайге охотничьих зимовий маленького народа. Но вот вопрос, который напрашивается сам собой: разве не слышал директор Северного лесхоза о таком цивилизованном способе решения подобных споров, как судебное разбирательство? Прежде чем браться за топоры и пилы, надо было бы в суде выяснить, кто прав в этой ситуации.

Охота и рыбная ловля - последние из исконных промыслов, которыми еще занимаются немногочисленные орочские охотники. Остальные утрачены практически безвозвратно. Заезжие любители экзотики скупили и старинные шаманские бубны, и древние фигурки богов, а национальные одежды из выделанной рыбьей кожи можно увидеть теперь разве что в мастерской местного этнографа Любови Варшавской, которая по крупицам собирает уникальные традиции коренных жителей здешних мест.

Разрушенные зимовья - часть этих традиций. Это место всегда считалось священным у орочей, которых тайга кормила и одевала. Уставший или пораненный зверем охотник всегда находил там отдых, еду, тепло. Суровые таежные законы тому, кто посмел бы разрушить зимовье, сулили неминуемую смерть от рук своих же сородичей. С приходом же «цивилизации по Коскину», похоже, законы в тайге поменялись.

Ольга ДЕМИДЕНКО.