Молчание или смерть. Перед таким выбором оказывается свидетель преступления, услышав по телефону бандитскую угрозу
Взрывпакет за пазухой, или Почему потерпевший «выкупил» своего обидчика у милиции
Хроника расправ со свидетелями пестрит эпизодами порой просто фантастическими. Этот случился в подмосковной Балашихе, на улице Белякова, в восемь утра, когда Галина Барышева, свидетель по уголовному делу, выходила из своего подъезда, застегивая куртку.
Застегнуть ее она так и не успела: метнувшийся к ней парень сунул ей за пазуху какой-то пакет и - сгинул. Раздался взрыв. Нет, она не погибла. Оказавшись в больнице с тяжелыми ожогами, Барышева вспомнила лицо парня: это был человек, проходивший по уголовному делу как соучастник убийства. Ее показания могли повлиять на его судьбу, поэтому он решил, не дожидаясь суда, устранить свидетеля. Не получилось.
А вот в Москве, на Ленинской улице - получилось. Причем прямо у здания Бабушкинского нарсуда, где должно было слушаться дело по иску 44-летнего Сергея Попова. Несколько лет назад, замучившись безденежьем, он отважился на фиктивный брак - за вознаграждение прописал у себя приехавшую из Абхазии женщину, к которой немедленно понаехали шумные родственники. Попов готов был и это стерпеть, но вознаграждения он не дождался. Обманули.
Обидевшись, подал в суд. А заседание отложили из-за неявки ответчика. Выходит с родственниками и своим адвокатом из здания суда, слегка замедляет шаг, чтобы прикурить, отрываясь от «группы сопровождения». В тот момент к нему подходит сзади человек и, вытащив из пакета пистолет с глушителем, стреляет в затылок. Родственники, услышав хлопок, оборачиваются, видят оседающего на тротуар Попова и убегающую фигуру с белым пакетом. Киллера, как принято нынче сообщать, «задержать по горячим следам не удалось».
Но самая драматическая история из серии устранения свидетелей страхом произошла в Саратове. Там летним солнечным утром молодой предприниматель выезжал со двора на своем автомобиле, и два киллера (без масок!) изрешетили машину выстрелами в упор, убив самого предпринимателя, его телохранителя и тяжело ранив невесту, попавшую в реанимацию. Девушку удалось спасти. Она была ценным свидетелем, так как видела лица убийц с очень близкого расстояния. И - запомнила их навеки. До мельчайших подробностей. Но когда милиция предложила ей поучаствовать в создании фотороботов, наотрез отказалась!
Я думаю, она, как всякий нормальный человек в ее положении, хотела справедливого возмездия. Но понимала: месть тех, кто организовал это убийство, последует незамедлительно, и ее ликвидируют. Она выбрала жизнь. Вы ее осудите? Я - нет.
Если бы все рассказанное выше было исключением из правил! Нет же, как раз наоборот. Вот компетентное мнение на этот счет: «...Уголовные дела разваливаются на следствии или даже в суде, когда свидетели и потерпевшие начинают менять показания, - говорит Кирилл Шевченко, главный эксперт Главного правового управления МВД РФ. - В России ежегодно свидетелями выступают около 10 миллионов человек. Из этого количества примерно четверть подвергается угрозам и насилию и поэтому меняет свои показания».
Вдумаемся: каждый год в России случается 2 миллиона 500 тысяч человеческих драм и трагедий, ломающих ход правосудия. Оставляющих преступников безнаказанными. Способствующих разгулу уголовщины в нашей стране.
В бегах от мести, или Как спасают свидетелей от бандитской пули
В бегах от мести, или Как спасают свидетелей от бандитской пули
У сотрудников Петровки, 38 я допытывался: неужели милиция не может обеспечить охрану свидетелей? Ведь еще в 1991 году в нашем законодательстве появилась новая для России норма - обязанность защищать свидетеля. В законе «О милиции» сказано, что осуществляется эта защита «в порядке, определенном законодательством».
- Но в том-то и дело, - объяснили мне, - что это была типичнейшая декларация, ничем не подкрепленная! Не было прописано, как именно осуществлять такую защиту. За чей счет. Милиции же денег на это дополнительно не дали...
Что в результате?
Вот одна из историй, рассказанных мне на Петровке, 38.
...Свидетель Кирилл Окунев четыре месяца, пока шел суд, жил на конспиративной квартире, снятой для него оперативниками Петровки,38. Мало того, рядом с ним круглосуточно дежурили, меняясь, три телохранителя. Шел Кирилл в магазин, и телохранитель с ним, а по улице следовали в этот момент автомобили наружного наблюдения.
Ни о какой работе, ни о каких свиданиях с любимой супругой и думать не мог! Жену, кстати говоря, на это время он отправил за тысячу километров от Москвы - к родственникам. И звонить запретил. Звонил сам со служебного телефона.
Кирилл был главным свидетелем: его показания оказались решающими в этом многоэпизодном бандитском деле. И когда суд, наконец, завершился, «за колючку» на большие сроки отправились матерые преступники, создавшие в Москве разветвленную уголовную организацию. Но именно из-за ее разветвленности всех взять не удалось - на дно залегли дружки осужденных, и Кирилл об этом хорошо знал.
После суда его охраняли еще почти месяц. Затем, пригласив в просторный кабинет, объяснили ситуацию: на квартиру, «наружку» и телохранителей милиция ухлопала такую-то сумму; это не просто большие для милиции деньги, а очень большие. Где их брать для того, чтобы помочь другому главному свидетелю по другому, не менее сложному делу, неизвестно, так как их финансовые возможности исчерпаны. Поэтому - не взыщи!
Окунев сел с женой в поезд, следующий через всю Россию на Дальний Восток, и уехал. В качестве проводника. С женой - проводницей. Они ездили туда и обратно целый год! Как бы там ни было, а хлопцы, выдававшие себя за слесарей жэка, звонить им в квартиру перестали. Такая вот история с благополучным концом.
Не по «понятиям», а по закону, или К чему приводит законодательный долгострой
Не по «понятиям», а по закону, или К чему приводит законодательный долгострой
Потребность в справедливости естественна, и чем масштабнее беспредел, тем она острее. Эту аксиому еще раз подтвердили события последних лет. Причем самым парадоксальным образом. Известно, например, как некоторые, преступно ориентированные образования, занимавшиеся рэкетом, в конце концов превратились в охранные структуры. Начинали жить не «по понятиям», а по закону. А другие, подобные им группировки, становясь владельцами крупных капиталов, легализуясь, пытались, наоборот, жизнь «по понятиям» возвести в ранг закона.
Это броуновское движение в отсутствие необходимых законов и механизма, делающего их эффективными, порождает ситуации удивительные. Вот одна из них.
Как-то, в командировке, случилось мне познакомиться с директором птицефабрики, расположенной километрах в десяти от облцентра. Разговорились. Рассказал он мне, как однажды вечером в цех, где коптят кур, ворвались какие-то парни, пьяные, с пистолетами в руках. Положили двух мужиков лицом вниз, на цементный пол, женщин заперли в подсобке. Загрузили багажники деликатесами и смылись, оставив директору записку: «Гавкнешь милиции, порешим и тебя, и деток твоих...» Павел Кузьмич уже совсем было решил идти в милицию, но друзья ему объяснили: ну, поставят у цеха пост, а за детьми в школу и обратно кто ходить будет?.. Тогда он собрался было разузнать, чьи это «бойцы», и послать к их хозяину ходока, чтоб как-то договориться. И тут дошел до него слух: в очередной свой выезд «на природу» эта группа беспредельщиков напоролась на какую-то другую. В перестрелке один был убит, двое ранены. Наступило затишье, но не надолго.
Спустя месяц к директору в кабинет без стука вошли двое совсем молодых ребят, сели:
- Тебе, Павел Кузьмич, Тренер привет просил передать. Он хочет киоск поставить на шоссе, возле фабрики, чтоб вашей продукцией торговать.
Директор тогда просто рассвирепел - какие-то самоуверенные сопляки пришли от какого-то Тренера. Вскочил, стал кричать:
- Выметайтесь, пока милицию не вызвал!
- Да мы ж по-хорошему, - пытались объяснить «сопляки». - Ведь пожалеешь, Кузьмич.
Но он, распахнув дверь, кивнул:
- Катитесь вон...
Они ушли, а через день у него в пригороде загорелась деревянная дача...
Право на жизнь, или Как защитить тех, кто помогает отстоять справедливость
Наше простодушие порой не знает границ! До недавнего времени со списком свидетелей (их домашними адресами и телефонами!) можно было ознакомиться, читая обвинительное заключение. А его копию получал для изучения в камере каждый обвиняемый (и его адвокат, разумеется). Из тюрьмы шли на волю «малявы»: с таким-то разобраться, такого-то «заглушить» (то есть ликвидировать).
Я не раз видел, как вызванный в зал суда свидетель начинал нервно озираться, заметив в первом ряду бритоголовых дружков подсудимых, с прищуром рассматривающих вышедшего: мол, ну-ну, поглядим-послушаем, что ты здесь после вчерашней нашей встречи накалякаешь. И заикающийся свидетель начинал такое «калякать», что судья, лихорадочно листая тома уголовного дела, перебивал его:
- Но на предварительном следствии вы утверждали совсем другое.
- Я ошибся, - торопливо кивал свидетель под одобрительный смешок из первого ряда.
Председатель Саратовского областного суда Александр Галкин говорил мне по этому поводу:
- ...Настоящая экзекуция! У человека от страха зуб на зуб не попадает, а судья вынужден по процедуре публично выспрашивать его.
- Но публичность - условие гласного судебного процесса, - уточнял я.
- Да, но для этого совсем не обязательно демонстрировать всем свидетеля, оглашая его домашний адрес и место работы. Судьи могут публично опросить его, сидящего в другой комнате, по монитору, экран которого виден только им.
- Ну, откуда в российской глубинке такая техника? - засомневался я.
- Как временную меру можно использовать ширму. Свидетель, чье имя известно только судьям, отвечает на вопросы из-за ширмы.
Александр Иванович сразу оговорился: это не его личная выдумка, а опыт цивилизованных стран, где государственная защита свидетелей стала неотъемлемой частью правосудия. Там свидетеля с первых дней следственной работы снабжают средствами самозащиты и связи - для оповещения об опасности. Помещают, если требуется, на конспиративную квартиру. Причем охраняют не только его, а и всю его семью. И затем, после суда, помогают в экстремальных ситуациях изменить место жительства, имя, внешность, беря все - немалые! - расходы на себя. А если возникают проблемы с поиском работы, то финансируют и переобучение свидетеля, приобретение им новой профессии. Причем все это время ему выделяется денежное содержание. В США реализацией Программы защиты свидетелей занимается Служба маршалов. Известно, что за 31 год своей работы ни один из более чем 19 тысяч свидетелей, защищенных программой, не был убит.
Действуют такие программы в Канаде, Италии, Австрии, Великобритании, Франции и других странах. Пять лет назад в Польше был принят закон «О главном свидетеле». Такой же закон уже действует на Украине и в Молдове.
Есть в США и закон о так называемом активном раскаянии преступника, который становится главным свидетелем, помогая следствию и суду в разоблачении организаторов преступных групп. Такие свидетели тоже оказываются под защитой программы. Сведения по этим программам обычно строго засекречены. Существует и мера наказания для тех, кто может попытаться их разгласить, - до 5 лет тюрьмы!
То, что нам, россиянам, для нормального функционирования правосудия закон «О государственной защите потерпевших, свидетелей и других лиц, содействующих уголовному судопроизводству» жизненно необходим - ясно. Известно и примерное число остро нуждающихся в такой защите - 5 тысяч человек ежегодно. В какую сумму это обойдется бюджету?
«Расходы на реализацию таких мероприятий, - сообщил главный эксперт Главного правового управления МВД РФ Кирилл Шевченко, - могут составить свыше 3 млрд. 800 млн. рублей. С другой стороны, ущерб, наносимый тому же государственному бюджету преступностью, особенно организованной, несравненно выше». ...Нет, не точна народная мудрость, утверждающая, что скупой платит дважды. Попробуйте умножить названную цифру на 5, то есть на число лет, в которые такой закон о защите свидетелей мог бы действовать, если бы был принят. Это и будет та (может быть, даже заниженная!) сумма, которую мы отдали преступным группировкам.
За молчание сломленных страхом свидетелей.
И. ГАМАЮНОВ. («Смена».)