Общаясь в очередной раз со студентами-заочниками, многие из которых работают в школе, вспомнил одну из цитат «товарища Мао» времен китайской «культурной революции»: «бей по голове, все остальное само развалится». Так ведь прислушались, бьют, крепко бьют по голове, то есть по учителю, по всей системе образования.

Неужто нашему обществу учителя стали в тягость? Быть может, потому, что они не дают экономической прибыли? Эти вопросы порождают другие: все ли, что дает прибыль, полезно для общества? И все ли, что полезно для общества, способно давать прибыль? Ответ на первый вопрос не требует усилий, например, безудержное производство водки дает колоссальную прибыль, однако сомнительна общественная полезность пьянства. Ответ на второй вопрос не столь очевиден, чтобы на него ответить, следует принять во внимание тот факт, что прибыль не всегда является универсальным показателем эффективности общественных затрат и определителем социальной полезности труда. Вообще, интеллектуально-творческий труд, а педагогический в особенности, не может быть оценен с точки зрения прибыли и выгоды. Специалисты уже давно заметили, что рыночные отношения с большим успехом организуют индустриальный нетворческий труд, но эти же отношения мало пригодны для труда творческого. Он все больше зависит не от рыночных отношений и коммерциализации, а от обобществления (социализации) интеллектуального капитала. Именно поэтому в цивилизованных странах внедряются новые формы стимулирования педагогического труда через оптимальное бюджетное финансирование, различные фонды, благотворительность. Кстати, у меня перед глазами выписка из научной статьи знаменитого академика Петра Леонидовича Капицы, в которой, между прочим, говорится, что в скандинавских странах педагоги в до-школьных учреждениях получают зарплату, соизмеримую с зарплатой профессоров университета, то есть приличную зарплату. Поэтому в цивилизованной части мира работники образования относятся к «среднему классу» не только из-за того, что они обладают интеллектуальным капиталом, но и потому, что получают достойное вознаграждение. А то, что происходит в нашей стране в отношении к учительству и к оплате его труда, похоже на гремучую смесь дикого рынка и казарменного коммунизма. И мы будто притерпелись к дикому рынку и о «прелестях» казарменного коммунизма (уравниловка, административный произвол в оплате труда, сведение потребностей к минимуму) помалкиваем.

Почему в ситуации рынка бюрократия живет достаточно комфортно, но о педагоге этого сказать нельзя? Потому что бюрократия, находясь на государственной службе, фактически осуществляет приватизацию рабочей силы учителя и становится своего рода естественным монополистом интеллектуального капитала. (Конечно, никто не против того, чтобы она жила хорошо, проблема в том, почему учитель живет плохо.) Учительство же работает на два фронта: во-первых, «сеет разумное, доброе, вечное»; во-вторых, создает прибыль для этих самых посредников. Бюрократии выгодно держать учителей в «черном теле», она безразлична к ним как к личностям, так как воспринимает их как простую рабочую силу. Отношение бюрократии к учителю можно передать словами древнеримского патриция, который говорил: мне безразлично, что вино и рыба меня не любят, для меня важней то, что я их люблю. Понятно, что «любовь» здесь означает использование, потребление. У нас не просто используют учителей, их экономически эксплуатируют. Экономическая эксплуатация - это злоупотребление экономической властью на всех административных уровнях. Причем это злоупотребление превратилось в нечто привычное, обыденное, само собой разумеющееся. Оно оставляет широкие возможности для административного и финансового произвола. Ведь не секрет, что даже те средства, которые федеральное правительство выделяет учителям, местными властями нередко используются не по целевому назначению. Учитель и бюрократ живут, по сути, в различных мирах. И каждый сталкивается со своими печалями: у одного - суп пустой, у другого - жемчуг не всегда крупный.

Современная российская бюрократия смотрит на учителя, а также на врача, артиста, библиотекаря через призму казарменного коммунизма: мол, даже получая нищенскую зарплату, эти работники все равно будут трудиться, никуда они не денутся - высший долг обязывает. Ведь качество проведения урока не зависит напрямую от объема вознаграждения. Добросовестный учитель проводит урок независимо от того, сколько ему заплатят, и сколько бы ему ни заплатили, он не проведет его хуже, чем может.

В нашем обществе сложилась безнравственная ситуация: учителя вынуждают жить по правилам казарменного коммунизма и заниматься «экстремальной педагогикой», бюрократия же живет по законам дикого рынка. Как-то не совсем прилично об этом напоминать, но только ангелы не нуждаются в воспроизводстве своей физической и духовной жизни, поэтому кое-кто и хочет видеть в учителях ангелов, чтобы сидели и не высовывались. У ангелов ведь ничего не болит.

Самое грустное заключается в том, что наша бюрократия, приняв во внимание, что рабочая сила учителя для него самого не является товаром, фактически вывела его труд за рамки какой-либо зависимости между качеством «трудового вклада» и вознаграждением за него. И вот тут начинает набирать обороты опасная тенденция: оказалось, что возможно полное пренебрежение самой сутью педагогического труда, которая заключается в любви и интеллектуальной честности. В педагогическом труде, если вспомнить слова поэта, «душа обязана трудиться». Поэтому основой учительского труда является любовь как уважение и как почтение к духовному миру человека, а ее нельзя купить ни за какие деньги. В товар можно превратить книгу, картину, научную разработку, методическое пособие. Но непосредственно процесс педагогического труда - учебное занятие, где необходимо присутствие вдохновения, творческая интуиция, уникальность внутреннего мира учителя, - не может быть товаром. Поэтому нельзя вычислить даже с помощью всех министерских компьютеров, сколько платить учителю. Цинизм заключается в том, что можно, оказывается, платить по принципу казарменного коммунизма.

Наша бюрократия, обрекая педагога на нищенское существование, готова предложить учебную нагрузку на полторы, две, три ставки, но ведь такая работа на износ, ради физического выживания. Такая «экстремальная» педагогика приводит к тому, что в просторечии называют халтурой. Горько об этом говорить, но наше общество нередко получает пародию на творческий педагогический труд. Все чаще от учителей и вузовских преподавателей, потерявших профессиональный оптимизм, можно услышать фразу: «как нам платят, так мы и работаем». И если только ленивый не говорит о коррупции отечественного чиновничества, то еще большая беда заключается в том, что эта зараза проникает и в педагогическое сообщество. Коррупция в педагогической среде сводит на нет нравственный смысл образования вообще.

Еще один грустный поворот нашей темы: возникающая на наших глазах «экстремальная педагогика» безнравственна, прежде всего, по отношению к ученикам и студентам, так как дискредитирует в их глазах духовно-творческий компонент учительского труда. Она снижает уровень образовательных требований, приводит к равнодушию и даже ненависти к ученику (поговорите с учителями и вузовскими преподавателями, и вы почувствуете неприкрытую душевную боль). А ведь не посоветуешь педагогу не входить в аудиторию, когда у него плохое настроение.

Если государство не способно или не хочет защищать свободу и достоинство учителей, врачей, представителей других жизненно важных профессий, обреченных на нищенское существование, то кто же это может сделать? Может быть, профессиональные союзы, задача которых - отстаивание гуманистической значимости профессии? Конечно, профсоюзы должны заботиться о зарплате, о лечении, путевках и тому подобных вещах, но в первую очередь - о профессионализме, о чести и достоинстве личности учителя, а не быть «школой коммунизма», к тому же еще казарменного.