Яков ШУЛЯЦКИЙ: - Моя армейская служба пришлась на 1956-1959 годы. Попал я в морскую авиацию Тихоокеанского флота. Окончил учебный отряд ВВС ТОФ, затем был направлен в 34-й истребительный авиационный полк ВВС ТОФ, где служил механиком по радио, командиром отделения радиомехаников. Именно тогда получил профессию всей моей жизни. Уйдя в запас, я 41 год проработал в гражданской авиации техником авиационного и радиоэлектронного оборудования, окончил заочно техникум связи. Но те три года, что служил в морской авиации, не забуду никогда.
Школа - и профессиональная, и жизненная, которую мне дала армия, - очень пригодилась мне и вспоминается сегодня с благодарностью. Было в ней всякое. Вот только один из эпизодов той поры, который вспоминается с улыбкой. Есть такая приговорка: «Летать - что тигра целовать: удовольствия никакого, страху не оберешься». Так ли это? Однажды мне довелось проверить это на себе.
Выполнив регламентные работы на самолете, я пошел вдоль стоянки в техдомик. На поясе моего комбинезона висел шлемофон, мой постоянный атрибут, без которого мне на самолете делать нечего. Самолет УТИ МиГ‑15 готовился к облету после замены двигателя. В передней кабине уже сидел летчик, командир звена майор Болгов, что-то говорил технику, стоящему на стремянке, и показывал на часы. Увидев меня, он произнес: «А вот и шлемофон идет. Летим?» «Летим», - ответил я, полагая, что это шутка. «Тогда полезай», - кивнул он в сторону задней кабины.
Техник уступил мне стремянку, по которой я забрался в кабину. Усаживаясь, подумал: «Почему я? Ведь обычно в таких случаях летят или техник этого самолета, или механик». Техник, помогая мне расположиться, будто прочитал мои мысли и сказал: «Петров должен лететь. Он побежал к вам в техдомик за шлемофоном, да куда-то пропал. А время поджимает. Надо успеть отлетаться до захода солнца, а мне что-то нездоровится - видать, давление».
Помогая пристегнуть мне парашют, спросил: «Если что, прыгнуть сможешь?» «Смогу», - ответил я, потому что не раз видел, как это делают летчики на тренажере. Техник закрыл фонарь кабины, похлопал по нему ладонью и показал большой палец вверх, дескать, все будет о'кей!
Вырулили на исполнительный старт. Двигатель плавно перешел на взлетный режим. Самолет напрягся, слегка клюнул носом и пошел на взлет. Взлетели. Я любовался землей, одетой в осенний наряд. Хотелось петь. Через несколько минут голос в шлемофоне сказал: «Пришли, начинаем работать. Готов?»
«Готов», - ответил я и достал чехол с прицела, сунутого мне техником перед полетом вместо гигиенического пакета.
И тут меня вдавило в кресло. Все мои внутренности оказались внизу живота, кожа лица повисла где-то под подбородком. Земля вставала стеной то слева, то справа, то сверху, то снизу. Авиагоризонт бешено вращался. Я потерял счет времени. Наконец, самолет перешел в горизонтальный полет. Внутренности мои вместе с кожей лица, сопровождаемые приливом крови к голове, вернулись на место. Стало жарко. Земля была всё так же нарядна, но петь мне уже не хотелось.
Летчик сообщил: «Закончили, идем домой. Как себя чувствуешь?» - «Нормально, - соврал я. - Что это было?» Это были лишь несколько фигур высшего пилотажа, входившие в программу облета. Свой аэродром я узнал по ровному ряду самолетов, стоявших на стоянке, и очертаниям ВПП.
Сели, зарулили на стоянку, где меня встречали ребята моего отделения. Помогли выбраться из кабины. По плоскости крыла я съехал и, держась за кромку, опустился на землю. «Ну, командир, ты даешь», - сказал старший матрос.
Мне протянули кружку: «Хлебни, командир, полегчает». Понюхал: это был спирт. Хлебать не стал и подумал: «Все-таки не зря в рацион летчика входит шоколад. Но завидовать этому не надо». И все-таки этот полет оставил в моей памяти самые теплые и приятные воспоминания. Так что не бойтесь «целовать тигра».
На снимке из моего архива я сфотографирован в кабине истребителя за проверкой радио.