«Чей-то я портрет несу…»

Как сложилась дальнейшая судьба бывшего хабаровского артиста Юрия Юрченко.
Российский писатель и актер Юрий Юрченко до начала войны в Донбассе жил в Париже. Весной 2014 года приехал из Франции в Славянск, чтобы воевать на стороне ополченцев. Сегодня признается, что участие в войне разрушило его жизнь.
Этот человек знаком нашим постоянным читателям. Впервые газета познакомила с ним в 2002 году («Скандалист Ю. Ю.»). Юрченко в начале 80-х годов прошлого века появился в Хабаровске в качестве актера, работал сначала в театре юного зрителя, а позже и в театре драмы. В последнем он был занят в пяти или шести спектаклях, среди которых была и чеховская «Чайка». В нем была занята и актриса Волжина, его тогдашняя жена. Вот с ней-то однажды они и появились в моем редакционном кабинете № 17 и положили на стол стопку листов бумаги. Это были стихи, которые сочинял Юрченко.
Я выслушал его и попросил оставить написанное, пообещав все прочитать и объясниться. Стихи артиста выражали мир человека одинокого, грустного, в них не было пафоса, утверждения тогдашних общественных идеалов. Их камерность не была предназначена для публичного излияния. Но поэту была нужна трибуна, признание читателей.
Он потому и пришел в газету, которая казалась ему нужной трибуной. Но тогда в этой «трибуне» подобные стихи не печатали, газетного посыла в них не было. К примеру: «Ах, пьяная морда Андрейка, Андрюша… Зачем миллиардами калечите души?!» («Разговор с А. Вознесенским»). Или - «Утром я, зубами клацая, выхожу на демонстрацию. Стынут капельки в носу, чей-то я портрет несу…» («Песнь про шарик»).
Не сразу мне удавалось вставить стихотворную подборку Юрченко в газетную полосу. Автор, как и другие, звонил, напоминал, спрашивал. Потом снова пришел и принес новые стихи. Два или три из них в газете появились.
Вскоре Ю. Ю. (назовем его так) покинул Хабаровск и оказался в Москве, где принялся завоевывать творческий мир. В качестве главного оружия были стихи и драматургия. Он завел массу знакомств, был вхож в редакции столичных газет, журналов. Ему помогали известные люди, видя в нем очевидный талант. Журнал «Театр» в одной из публикаций выражал уверенность, что «Юрий Юрченко напишет еще немало хороших стихов и, может быть, придумает для себя спектакль, в котором сольются две ипостаси его творческой души» (№ 3, 1987 г.).
Журнал не ошибся… «Прочитал совершенно неожиданную пьесу Юрия Юрченко «Фауст и Елена», настоящим поэтом написано. Этот Юрченко чертовски ядовит, остроумен, несомненно литературно широко образован, талантлив, собака, умен, интересен». Это написал драматург Михаил Рощин.
Когда рухнул занавес
Все складывалось хорошо. Но феномен творческой личности непредсказуем. В 1993 году Ю.Ю. покидает страну и становится эмигрантом. Вот как объясняет он свой поступок: «Я уехал не по политическим мотивам. Рухнули «железный занавес» и Берлинская стена, и я двинул в Европу, чтобы рассмотреть ее с расстояния вытянутой руки. Однако на что-то нужно было жить, и я выучил немецкий и французский языки, окончил Сорбонну, стал писать и играть на французском языке».
Успех пришел не сразу, было трудно, безденежно, но он пробился, его пьесы начали ставить в Париже. Ю.Ю. участвует в различных фестивалях, он становится популярен, известен. Но не порывает связей с Россией, где выходят его книги, театры ставят спектакли по его пьесам.
«Тихоокеанская звезда» рассказывала об этом человеке не единожды. В Хабаровске он побывал, будучи уже французским гражданином. Встречался со своими бывшими театральными коллегами. Писала газета и о его неожиданном поступке - приезде на Украину с ее майданом, с войной на Донбассе, побывал он в Одессе, где родился в пересыльной тюрьме. Из этого города выехал в Луганск, затем в Ясиноватую, Донецк. Здесь Юрченко и записался в ополчение. «Анри» - такой позывной взял он себе.
Зачем все это ему потребовалось? Почему он оставил в Париже красавицу жену (актриса Дани Каган), дочь? Юрченко об этом говорил в своих интервью, в репортажах, есть у него и стихотворная исповедь: «… Короче: однажды - на спуске с горы, на которой я жил, я вспомнил о том, что я - русский, и больше уже не забыл».
Профессию военкора Юрченко освоил быстро и стремился донести до всего мира правду о том, что происходит на Донбассе. За время пребывания в Славянске он не раз, рискуя жизнью, бывал на самой передовой, выковыривал осколки запрещенных фосфорных бомб, демонстрируя и свидетельствуя о преступлениях украинской армии. Его очерки, репортажи о событиях в Славянске написаны не просто очевидцем - участником тех событий. «Мост на въезде в Славянск весь в баррикадах - все в тех же мешках с песком, в бетонных блоках. Сбоку разбомбленный хлебокомбинат… Едем по городу - стены из машинных покрышек с узкими щелями бойниц… В городе нет ни света, ни воды, ни газа, ни связи. Растерянные бесхозные собаки с опущенными хвостами…» Такой вот ужас двадцать первого века.
А я бывал в Славянске - красивый был город когда-то. В донецких шахтах трудились мои братья (А.Ч.).
Газетные публикации, теле- и радиоинтервью Юрия Васильевича Юрченко вызывали неоднозначную реакцию его прежних знакомых и коллег, даже друзей по литературному цеху. Он увидел - кто есть кто. Но Юрченко - человек совестливый, он никого не вычеркнул из своей жизни. За что и поплатился спустя время.
Плен и выкуп
«Мы шли по Семеновке (пригород Славянска) с бойцами из отряда Моторолы (позывной командира отряда). Вымершие улицы, разрушенные дома, черные проемы окон, все те же страдающие от жажды собаки с поджатыми хвостами… Мы оставляли Славянск ночью. Настроение у всех - паршивей некуда… Да, Славянск находится в оперативном окружении. Стратегические каналы доставки оружия и продовольствия потеряны… Мы вышли практически без потерь. То есть потери были. За выход «стрелковской армии» из Славянска без ощутимого урона заплатили своими жизнями два экипажа из бронегруппы славянского гарнизона…» Юрченко хорошо знал едва ли не всех командиров ополченцев - Стрелкова, Мозгового, «Клуни» (Тараса), Моторолу, Гиви, которые оборонялись в Славянске.
Юрченко приехал на Донбасс весной 2014 года. В августе он был ранен и попал в плен «укропам» во время боев за Иловайск.
Сюда он прибыл накануне пленения, 17 августа, здесь уже шли ожесточенные боевые действия. Юрченко записал интервью с командиром гарнизона Гиви, обошел город, убежища, снимал все, что видел. Военкоровский уазик довез его до последнего блокпоста. «… Машина ныряет куда-то вниз, поднимается и вдруг останавливается. Я вижу несколько ручных пулеметов и около 20 автоматов, нацеленных на нас со всех сторон. Украинцев человек 25… Я сижу сзади, меня не видно, у меня в одной руке пистолет, в другой камера. Можно выстрелить либо в украинцев, либо в себя. Но там шестеро молодых ребят (в машине). Их мгновенно убьют. И тогда я свой пистолет засунул за кожаные спинки и протолкнул еще куда-то. И последнее, что я успел сделать: свой телефон с камерами ДНР тоже заныкал за какую-то обшивку. И это была большая удача».
Об этом Юрченко расскажет позже, когда окажется в больнице с перебитыми ребрами и со сломанной ногой в своем интервью. Печатала его и «Тихоокеанская звезда».
Пленников из расстрелянного уазика выбросят на землю, свяжут, жестоко изобьют - прикладами, ногами по голове, исколют штыками, ножами.
Юрченко спасали из плена многие, когда об этом стало известно. Забила тревогу жена Дани, она обращалась во все доступные инстанции, чтобы найти его и спасти. В сетях, СМИ появился ряд материалов, посвященных Ю.Ю. В Москве прошла акция поддержки поэта, многие подписали петицию за его освобождение. Собирали и деньги для оплаты выкупа у его «освободителей» (это были грузины, служившие «укропам»).
Оказавшись на свободе, Юрию Васильевичу хотелось остаться в Донецке, но полученные травмы оказались серьезным, и лечиться он предпочел в Москве, а не во Франции, на чем настаивало французское консульство в Киеве, рекомендовавшее ему помалкивать о том, что с ним произошло.
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.
(Продолжение в следующих номерах газеты).