Тетрадь капитана Сергеева
17.09.2015
277
Нынешний год 70-летия окончания Великой отечественной и Второй мировой войны привнес в нашу жизнь немало новых страниц тех трагических событий. Память человеческая выплеснула нам для осмысления, понимания многое неизвестное. А если и известное, то подзабытое, полуразмытое. В газетах, журналах, на телевизионных экранах события тех лет заставили думать, размышлять, вспоминать. «Тихоокеанская звезда» щедро предоставляла свои страницы для таких публикаций. Их было много.
Расскажу историю появления той, которую вы начнете читать сегодня: началась она с телефонного звонка в редакцию.
- У меня сохранился дневник отца, попавшего в немецкий плен в самом начале войны и проведшего в нем все годы, вплоть до освобождения в 1945 году. Я его сын. Вас это интересует?
- Приносите, конечно, интересует.
На второй день Виктор Константинович Сергеев появился в редакции с семейной реликвией. Мы познакомились, скажу, что Сергеев-младший известный в крае мостостроитель, руководитель одного из таких предприятий. В наш край он попал после окончания института. Родом из Саратова. На его счету два моста через реку Биру, мост через Ситу у Князе-Волконского и другие.
Рассказал он и о своем отце - Константине Ефимовиче Сергееве, инженере-строителе, мобилизованном в армию накануне войны.
Объемную тетрадь он оставил мне. Это не был дневник, помеченный годами, датами, конкретными адресами. Солдатские мемуары были написаны в 1946 году, когда К. Е. Сергеев вернулся из плена в родной Саратов, начал трудиться.
Воспоминания, объемом в 180 тетрадных страниц представляют интерес, прежде всего, тем, что увидел и пережил, перенес этот человек, оказавшийся в немецком плену.
Предлагаю читателям отдельные фрагменты из них.
Повестка
из военкомата
До вызова в военкомат я работал на строительстве саратовского завода шарикоподшипников. Была середина марта 1941 года, близилось завершение первой очереди. И тут - повестка. В военкомате узнаю, что я мобилизован на какую-то военную стройку, что придется уезжать из Саратова месяцев на шесть-семь.
Конечно, мне не хотелось этого - дома двое маленьких детей, жена, любимая работа. Попытался отговориться, сослался на то, что выезжал на Кольский полуостров строить военные объекты на полтора года. Но…
- Поэтому вас и посылаем, вы имеете опыт в таких делах, - сказал мне один из членов отборочной комиссии…
Все понятно. Надо собираться в дорогу. По приказу я был назначен начальником будущих строительных работ и соответственно заместителем командира батальона по технической части. Что будем строить и где - сообщат на месте.
В конце марта был получен приказ об отправке батальона к месту назначения. С утра к погрузочной платформе были поданы вагоны, необходимое оборудование, продовольствие. Прибыл и сам батальон, оружие нам не полагалось. Погрузились в вагоны и - в путь! Колеса застучали по рельсам. Через пять дней наш состав подошел к конечной остановке - станции белорусского города Гродно.
К вечеру батальон, выстроившись в колонну, взял пеший курс на приграничный город Сопоцкино. Шли с привалами, к утру добрались до цели, оттуда, передохнув, подошли к границе. Здесь была обозначена наша база.
Прибывший начальник укрепрайона показал офицерам места расположения будущих долговременных огневых точек (ДОТ), которые мы должны были построить. Объем работ - полоса оборонительных сооружений, 10 двухэтажных и 5 средних дотов. Оснащены они должны были пушками и пулеметами, наблюдение за прифронтовой полосой - перископное. Автономными были запроектированы водоснабжение и канализация.
Приступили к делу - в стороне от объектов организовали бетонный узел, поставили палатки. Работы проводились круглосуточно, в три смены. За это отвечал я, как начальник стройки. На объекты приходилось ходить днем и ночью. Здешняя граница с немцами была новой, недавно установленной, некоторые ее участки были плохо «обжиты», немцы этим пользовались. Тревожное ощущение не покидало нас.
К концу мая - началу июня участились различные провокации: границу пересекали вражеские самолеты, в лесу случались пожары, слышны были перестрелки наших пограничников с проникшими на нашу сторону неизвестными. Обстановка как бы предвещала грядущую войну. Местные жители - поляки, белорусы - тоже сеяли тревогу: война неизбежна, вот-вот грянет…
В такой вот обстановке строительные работы шли быстро, солдаты хорошо трудились. Мы спешили сдать доты досрочно.
На нас был положен чужой «глаз». У объектов вертелись подозрительные люди, то пастух пытается со своим стадом приблизиться поближе, то заблудший селянин объявится. Особо «любознательных» мы задерживали и передавали пограничникам. Но объект наш был немцам знаком совсем неплохо.
«Пане, вставай - война»
Наступила суббота, 21 июня, обычный тихий летний день. Никто в нашем батальоне не знал, что это последний мирный день. С утра я побывал в гостях у пограничников, выпил там пару кружек пива и направился к своей базе. Это был мой первый и единственный выходной за все время. Нам осталось закончить последний дот. Посмотрел, прикинул, что к чему и отправился на свою квартиру, которую снимал у польской семьи. Зашел во двор, вижу, что хозяйка возится с чем-то в огороде. Подошел, спросил, надо ли помочь. Ради интереса посадил несколько арбузных семян, хотя знал - они здесь не вызревают.
Когда наступил субботний вечер, подумал пойти в кино, на последний сеанс. Зал был заполнен - местные жители, много военных. Начался фильм, свет погас. Вдруг в темноте стали вызывать на выход кадровых офицеров, по фамилиям, званиям. Я тоже вышел. Офицеры столпились перед кинотеатром, переговаривались, никто не знал, что происходит. Ждали начальство. Я не стал ждать и отправился в расположение батальона. Здесь тоже ничего конкретно не было известно, вроде бы на границе спокойно. Стемнело, батальон готовился ко сну. А я отправился на квартиру, там уже сидели соседи-квартиранты - наш начальник штаба и сменный техник. Сели за стол, выпили самогона, поговорили о своих делах. Потом легли спать, время было 12 часов ночи с 21 на 22 июня. Уснули дружно и быстро.
Сколько спал, не помню. Вдруг слышу, кто-то трясет меня, будит. Это хозяин нашей квартиры теребит меня за плечо: пане, вставай, война началась. Да это маневры, отвечаю спросонок. Поляк не отстает. Окончательно проснулся, когда услышал стрельбу, орудийную пальбу, оконные стекла дрожат. Выскочили все во двор. Какие там маневры, это же война!
На приграничный городок обрушилось море немецкого огня. Быстро оделись и - в штаб батальона, он располагался в лощине. Здесь жертв не было, а на стройке уже появились убитые и раненые. Потери были и у пограничников, но они держались и не пропустили немцев на своем участке. Но немцы прорвались справа, слева от заставы добивали доты, окружали нас. Потому был дан приказ уходить из котла в сторону Гродно и двигаться к Минску.
Дорога на Минск
Что смогли, успели забрать с собой: чертежи, документы, легкое оборудование, сложили в подводу. Построились в колонну и безоружные двинулись в дорогу, к Гродно. Над нами кружили самолеты-разведчики, наводя огонь на наши воинские части. Местность была волнистая, с валунами. Тут меня и ранило в голову осколком от валуна. Потерял сознание, но вскоре очнулся. С помощью солдата перевязал голову и стали догонять батальон.
К вечеру, пройдя 50 километров, добрались до окрестностей Гродно. Залегли в открытом поле, не зная, в городе ли немцы. Дождались ночи и двинулись по направлению к Минску. Откуда было знать, что немцы, обойдя Гродно, тоже двигались на белорусскую столицу. Голодные, усталые добрались до городка Лида. Здесь отдохнули часа два, нас накормили и поторопили покинуть город - немцы вот-вот займут его. На железнодорожной станции попали под ужасную бомбежку. Было понятно, что мы оказались в «котле».
На 14-й день войны, пройдя в тылу немцев около 350 километров пешком по белорусским лесам и полям, наша группа подошла к окрестностям Минска, который служил нам маяком спасения, выхода из окружения. Путь этот был очень тяжелым и опасным, многие погибли от обстрелов, голодного истощения. За это время мы прошли города Гродно, Лиду, Новогрудок, Барановичи.
Но Минск уже был в руках немцев. Дальше пробиваться было некуда. В лесах под Минском скопилось много наших воинских частей. Одна из кадровых частей попыталась с ходу на машинах вырваться из окружения. И попала под губительный огонь немцев. Погибли все, солдаты, офицеры. Лежали на земле, в машинах, за рулем которых склонились убитые водители. Страшная картина…
А немцы методично обстреливали окрестные леса, где осели наши части, старались нас «выкурить». Иногда врывались эсесовцы, брали в плен ослабевших людей.
В одной из наших частей была последняя лошадь. Ее пристрелили, мясо разделили по кусочку на сотни людей. Ели его полусырым, без соли и хлеба. Многие есть не могли - болели желудки. Я тоже отдал свою порцию соседу.
Немцы нажимали, стремились очистить от нас окрестные леса. Налеты участились. После одного из них я вместе с другими офицерами и солдатами попал в плен.
Плен. Генерал Карбышев
И вот мы в руках фашистов. Вначале нам разрешили лечь на землю. Через полчаса было приказано встать; построили в колонну по пять человек и велели двигаться вперед. В сопровождении злобных конвойных с трудом дошли до очень большого лагеря для военнопленных под Минском. Располагался он на открытом месте, рядом протекала неширокая речка. Бараков не было, пленные располагались на голой земле; на ней сидели, лежали, ели, спали.
Первые пять дней кормили горстью сухого зерна или комбикорма, их высыпали на землю в разных местах лагеря, мы должны были ждать сигнала, стоя на коленях, чтобы встать, добежать до еды.
Сигналом был выстрел из пистолета, мы бросались на рассыпанную на землю поживу. Получалась свалка обезумевших от голода людей. Зерно или концентраты втаптывались в землю. Как-то мой сосед - майор сумел добыть на «поле боя» целый пакет комбикорма. Он нас очень выручил, грызли мы его понемногу, остатки хранили как бесценный запас.
На седьмой или восьмой день немцы отделили офицеров от солдат и отправили нас в другой лагерь. Здесь мы разместились в палатках, огражден он был колючей проволокой. В этом офицерском лагере было лучше, чем в прежнем. Ежедневно нам выдавали по две консервных банки баланды (болтушка из ячменной муки). Эта мутная горячая жижа способствовала некоторому оживлению организма. Пленный врач достал где-то акрихин, лечил мою лихорадку.
Прошло несколько дней, и нас перегнали в концлагерь, расположенный на территории Польши, в окрестностях города Остров Мазовец. Здесь среди пленных находился и генерал Карбышев Дмитрий Михайлович. Порядок в лагере был такой же жестокий, как и в других. Кормили плохо, наказывали беспощадно. В клетку из колючей проволоки помещали провинившихся голыми, не разрешая присесть, воды не давали по семь часов. Или укладывали навзничь на землю «подсушиваться» на солнце часов по пять-шесть. Было и такое наказание - «встать-лечь». Конвойный командует пленным: «ауфштейн -лягем» до полного изнеможения. Это удовольствие испытывал и я, и не один раз.
Нас часто избивали за малейшие подозрения в плохой работе, за другие «провинности». Помогали немцам злобные и жестокие полицаи.
Следующий лагерь, куда нас перегнали, находился на окраине города Замостье, на юге Польши. Здесь вновь встретился с генералом Карбышевым. Его доставили немного позже нас. А до этого мы знали, что в лагерь скоро прибудет машина, которая привезет группу высших советских офицеров во главе с генералом. Когда их привезли, первым из машины шел Карбышев, шел прямо, достойно. Выглядел он не очень здоровым, но держался, вида не показывал. Поздоровался с нами. Прибывших поместили отдельно, в небольшой барак рядом с нашим. Поэтому мы могли с ними общаться. Более того, они делились с нами своими пайками еды, ее высшим офицерам давали больше. Мы получали один половник баланды, они - два с кусочком суррогатного хлеба.
Карбышев подбадривал нас: держитесь, не посрамите честь офицерскую, не идите на сотрудничество с немцами, гоните прочь власовских вербовщиков. Позже Карбышева увезли в другой лагерь, где зверски умертвили за отказ сотрудничать с гитлеровцами.
Публикацию подготовил
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.
(Окончание в следующих номерах газеты.)
Расскажу историю появления той, которую вы начнете читать сегодня: началась она с телефонного звонка в редакцию.
- У меня сохранился дневник отца, попавшего в немецкий плен в самом начале войны и проведшего в нем все годы, вплоть до освобождения в 1945 году. Я его сын. Вас это интересует?
- Приносите, конечно, интересует.
На второй день Виктор Константинович Сергеев появился в редакции с семейной реликвией. Мы познакомились, скажу, что Сергеев-младший известный в крае мостостроитель, руководитель одного из таких предприятий. В наш край он попал после окончания института. Родом из Саратова. На его счету два моста через реку Биру, мост через Ситу у Князе-Волконского и другие.
Рассказал он и о своем отце - Константине Ефимовиче Сергееве, инженере-строителе, мобилизованном в армию накануне войны.
Объемную тетрадь он оставил мне. Это не был дневник, помеченный годами, датами, конкретными адресами. Солдатские мемуары были написаны в 1946 году, когда К. Е. Сергеев вернулся из плена в родной Саратов, начал трудиться.
Воспоминания, объемом в 180 тетрадных страниц представляют интерес, прежде всего, тем, что увидел и пережил, перенес этот человек, оказавшийся в немецком плену.
Предлагаю читателям отдельные фрагменты из них.
Повестка
из военкомата
До вызова в военкомат я работал на строительстве саратовского завода шарикоподшипников. Была середина марта 1941 года, близилось завершение первой очереди. И тут - повестка. В военкомате узнаю, что я мобилизован на какую-то военную стройку, что придется уезжать из Саратова месяцев на шесть-семь.
Конечно, мне не хотелось этого - дома двое маленьких детей, жена, любимая работа. Попытался отговориться, сослался на то, что выезжал на Кольский полуостров строить военные объекты на полтора года. Но…
- Поэтому вас и посылаем, вы имеете опыт в таких делах, - сказал мне один из членов отборочной комиссии…
Все понятно. Надо собираться в дорогу. По приказу я был назначен начальником будущих строительных работ и соответственно заместителем командира батальона по технической части. Что будем строить и где - сообщат на месте.
В конце марта был получен приказ об отправке батальона к месту назначения. С утра к погрузочной платформе были поданы вагоны, необходимое оборудование, продовольствие. Прибыл и сам батальон, оружие нам не полагалось. Погрузились в вагоны и - в путь! Колеса застучали по рельсам. Через пять дней наш состав подошел к конечной остановке - станции белорусского города Гродно.
К вечеру батальон, выстроившись в колонну, взял пеший курс на приграничный город Сопоцкино. Шли с привалами, к утру добрались до цели, оттуда, передохнув, подошли к границе. Здесь была обозначена наша база.
Прибывший начальник укрепрайона показал офицерам места расположения будущих долговременных огневых точек (ДОТ), которые мы должны были построить. Объем работ - полоса оборонительных сооружений, 10 двухэтажных и 5 средних дотов. Оснащены они должны были пушками и пулеметами, наблюдение за прифронтовой полосой - перископное. Автономными были запроектированы водоснабжение и канализация.
Приступили к делу - в стороне от объектов организовали бетонный узел, поставили палатки. Работы проводились круглосуточно, в три смены. За это отвечал я, как начальник стройки. На объекты приходилось ходить днем и ночью. Здешняя граница с немцами была новой, недавно установленной, некоторые ее участки были плохо «обжиты», немцы этим пользовались. Тревожное ощущение не покидало нас.
К концу мая - началу июня участились различные провокации: границу пересекали вражеские самолеты, в лесу случались пожары, слышны были перестрелки наших пограничников с проникшими на нашу сторону неизвестными. Обстановка как бы предвещала грядущую войну. Местные жители - поляки, белорусы - тоже сеяли тревогу: война неизбежна, вот-вот грянет…
В такой вот обстановке строительные работы шли быстро, солдаты хорошо трудились. Мы спешили сдать доты досрочно.
На нас был положен чужой «глаз». У объектов вертелись подозрительные люди, то пастух пытается со своим стадом приблизиться поближе, то заблудший селянин объявится. Особо «любознательных» мы задерживали и передавали пограничникам. Но объект наш был немцам знаком совсем неплохо.
«Пане, вставай - война»
Наступила суббота, 21 июня, обычный тихий летний день. Никто в нашем батальоне не знал, что это последний мирный день. С утра я побывал в гостях у пограничников, выпил там пару кружек пива и направился к своей базе. Это был мой первый и единственный выходной за все время. Нам осталось закончить последний дот. Посмотрел, прикинул, что к чему и отправился на свою квартиру, которую снимал у польской семьи. Зашел во двор, вижу, что хозяйка возится с чем-то в огороде. Подошел, спросил, надо ли помочь. Ради интереса посадил несколько арбузных семян, хотя знал - они здесь не вызревают.
Когда наступил субботний вечер, подумал пойти в кино, на последний сеанс. Зал был заполнен - местные жители, много военных. Начался фильм, свет погас. Вдруг в темноте стали вызывать на выход кадровых офицеров, по фамилиям, званиям. Я тоже вышел. Офицеры столпились перед кинотеатром, переговаривались, никто не знал, что происходит. Ждали начальство. Я не стал ждать и отправился в расположение батальона. Здесь тоже ничего конкретно не было известно, вроде бы на границе спокойно. Стемнело, батальон готовился ко сну. А я отправился на квартиру, там уже сидели соседи-квартиранты - наш начальник штаба и сменный техник. Сели за стол, выпили самогона, поговорили о своих делах. Потом легли спать, время было 12 часов ночи с 21 на 22 июня. Уснули дружно и быстро.
Сколько спал, не помню. Вдруг слышу, кто-то трясет меня, будит. Это хозяин нашей квартиры теребит меня за плечо: пане, вставай, война началась. Да это маневры, отвечаю спросонок. Поляк не отстает. Окончательно проснулся, когда услышал стрельбу, орудийную пальбу, оконные стекла дрожат. Выскочили все во двор. Какие там маневры, это же война!
На приграничный городок обрушилось море немецкого огня. Быстро оделись и - в штаб батальона, он располагался в лощине. Здесь жертв не было, а на стройке уже появились убитые и раненые. Потери были и у пограничников, но они держались и не пропустили немцев на своем участке. Но немцы прорвались справа, слева от заставы добивали доты, окружали нас. Потому был дан приказ уходить из котла в сторону Гродно и двигаться к Минску.
Дорога на Минск
Что смогли, успели забрать с собой: чертежи, документы, легкое оборудование, сложили в подводу. Построились в колонну и безоружные двинулись в дорогу, к Гродно. Над нами кружили самолеты-разведчики, наводя огонь на наши воинские части. Местность была волнистая, с валунами. Тут меня и ранило в голову осколком от валуна. Потерял сознание, но вскоре очнулся. С помощью солдата перевязал голову и стали догонять батальон.
К вечеру, пройдя 50 километров, добрались до окрестностей Гродно. Залегли в открытом поле, не зная, в городе ли немцы. Дождались ночи и двинулись по направлению к Минску. Откуда было знать, что немцы, обойдя Гродно, тоже двигались на белорусскую столицу. Голодные, усталые добрались до городка Лида. Здесь отдохнули часа два, нас накормили и поторопили покинуть город - немцы вот-вот займут его. На железнодорожной станции попали под ужасную бомбежку. Было понятно, что мы оказались в «котле».
На 14-й день войны, пройдя в тылу немцев около 350 километров пешком по белорусским лесам и полям, наша группа подошла к окрестностям Минска, который служил нам маяком спасения, выхода из окружения. Путь этот был очень тяжелым и опасным, многие погибли от обстрелов, голодного истощения. За это время мы прошли города Гродно, Лиду, Новогрудок, Барановичи.
Но Минск уже был в руках немцев. Дальше пробиваться было некуда. В лесах под Минском скопилось много наших воинских частей. Одна из кадровых частей попыталась с ходу на машинах вырваться из окружения. И попала под губительный огонь немцев. Погибли все, солдаты, офицеры. Лежали на земле, в машинах, за рулем которых склонились убитые водители. Страшная картина…
А немцы методично обстреливали окрестные леса, где осели наши части, старались нас «выкурить». Иногда врывались эсесовцы, брали в плен ослабевших людей.
В одной из наших частей была последняя лошадь. Ее пристрелили, мясо разделили по кусочку на сотни людей. Ели его полусырым, без соли и хлеба. Многие есть не могли - болели желудки. Я тоже отдал свою порцию соседу.
Немцы нажимали, стремились очистить от нас окрестные леса. Налеты участились. После одного из них я вместе с другими офицерами и солдатами попал в плен.
Плен. Генерал Карбышев
И вот мы в руках фашистов. Вначале нам разрешили лечь на землю. Через полчаса было приказано встать; построили в колонну по пять человек и велели двигаться вперед. В сопровождении злобных конвойных с трудом дошли до очень большого лагеря для военнопленных под Минском. Располагался он на открытом месте, рядом протекала неширокая речка. Бараков не было, пленные располагались на голой земле; на ней сидели, лежали, ели, спали.
Первые пять дней кормили горстью сухого зерна или комбикорма, их высыпали на землю в разных местах лагеря, мы должны были ждать сигнала, стоя на коленях, чтобы встать, добежать до еды.
Сигналом был выстрел из пистолета, мы бросались на рассыпанную на землю поживу. Получалась свалка обезумевших от голода людей. Зерно или концентраты втаптывались в землю. Как-то мой сосед - майор сумел добыть на «поле боя» целый пакет комбикорма. Он нас очень выручил, грызли мы его понемногу, остатки хранили как бесценный запас.
На седьмой или восьмой день немцы отделили офицеров от солдат и отправили нас в другой лагерь. Здесь мы разместились в палатках, огражден он был колючей проволокой. В этом офицерском лагере было лучше, чем в прежнем. Ежедневно нам выдавали по две консервных банки баланды (болтушка из ячменной муки). Эта мутная горячая жижа способствовала некоторому оживлению организма. Пленный врач достал где-то акрихин, лечил мою лихорадку.
Прошло несколько дней, и нас перегнали в концлагерь, расположенный на территории Польши, в окрестностях города Остров Мазовец. Здесь среди пленных находился и генерал Карбышев Дмитрий Михайлович. Порядок в лагере был такой же жестокий, как и в других. Кормили плохо, наказывали беспощадно. В клетку из колючей проволоки помещали провинившихся голыми, не разрешая присесть, воды не давали по семь часов. Или укладывали навзничь на землю «подсушиваться» на солнце часов по пять-шесть. Было и такое наказание - «встать-лечь». Конвойный командует пленным: «ауфштейн -лягем» до полного изнеможения. Это удовольствие испытывал и я, и не один раз.
Нас часто избивали за малейшие подозрения в плохой работе, за другие «провинности». Помогали немцам злобные и жестокие полицаи.
Следующий лагерь, куда нас перегнали, находился на окраине города Замостье, на юге Польши. Здесь вновь встретился с генералом Карбышевым. Его доставили немного позже нас. А до этого мы знали, что в лагерь скоро прибудет машина, которая привезет группу высших советских офицеров во главе с генералом. Когда их привезли, первым из машины шел Карбышев, шел прямо, достойно. Выглядел он не очень здоровым, но держался, вида не показывал. Поздоровался с нами. Прибывших поместили отдельно, в небольшой барак рядом с нашим. Поэтому мы могли с ними общаться. Более того, они делились с нами своими пайками еды, ее высшим офицерам давали больше. Мы получали один половник баланды, они - два с кусочком суррогатного хлеба.
Карбышев подбадривал нас: держитесь, не посрамите честь офицерскую, не идите на сотрудничество с немцами, гоните прочь власовских вербовщиков. Позже Карбышева увезли в другой лагерь, где зверски умертвили за отказ сотрудничать с гитлеровцами.
Публикацию подготовил
Александр ЧЕРНЯВСКИЙ.
(Окончание в следующих номерах газеты.)