поиск
12 декабря 2024, Четверг
г. ХАБАРОВСК
РЕКЛАМА Телефон 8(4212) 477-650
возрастное ограничение 16+

Зима 45-го года

04.03.2015
Просмотры
300
В канун нового 1945 года наш 1382-й Шауляйский стрелковый полк 87-й Краснознаменной Перекопской Дальневосточной стрелковой дивизии стоял в обороне в восьми километрах от портового города Лиепая (Латвийская ССР), который пока был еще у немцев. В то время я был командиром пулеметного взвода 1-й стрелковой роты 3-го батальона.
Новогодняя ночь была тихой и темной. Шел сильный снег, в завесе которого редко вспыхивавшие ракеты ничего не освещали. И у нас, и у немцев все было спокойно. А ровно в полночь по московскому времени вдруг загрохотало: стреляли не только пушки, минометы, но и все легкое стрелковое оружие. «Новогодний салют» по противнику! Мы тоже присоединились, когда поняли, что к чему. Немцы не отвечали. Но ровно через два часа, в полночь по берлинскому времени, немцы произвели «салют», который был хоть и мощнее нашего, но куда короче. Увы, мы потеряли трех человек, а восемь были ранены, в том числе тяжелое ранение получил командир роты старший лейтенант Алексей Сергиенко.
Утром 1 января мне приказали принять командование ротой. В ней было 52 бойца и два офицера. Наша позиция протянулась по фронту на семьсот метров, на которых расположились четыре станковых пулемета и фактически взвод стрелков. Понятно, что на сплошную линию обороны сил недостаточно, поэтому были три опорных пункта, огневая и зрительная связь - на что хватило! Но нас хорошо прикрывали огнем артиллерия и минометы - роте была придана батарея 76 мм пушек, по-старому трехдюймовок, рота 82 мм батальонных минометов и батарея 57 мм противотанковых орудий. Из глубины обороны нас всегда могли поддержать 152 мм гаубицы и даже 203 мм орудия отдельного артиллерийского полка. Так уже, конечно, можно было воевать: на любой мой звонок по телефону перед фронтом обороны роты вставал вал огня, «неподвижный заградительный огонь».
Третьего января меня вызвали в штаб батальона, который находился в трехстах метрах от наших окопов в развалинах какого-то здания. И вот, когда мы со связным возвращались в роту, пошел мокрый снег, да такой густой, что в двух шагах ничего стало не видно. Мы заблудились. Ну не можем выйти к своим окопам, и все тут! Решили разделиться: связной пошел чуть правее, я - левее.
Напомню, что у нас не было сплошной линии траншей, рота находилась на левом фланге дивизии, а до окопов соседней дивизии было метров сто. Образовался зазор, в который я и попал: не заметил, как прошел мимо своих и оказался перед боевым охранением противника. Иду и вдруг слышу: «Хальт!», и одновременно раздается автоматная очередь. Падаю в какую-то воронку. Немцы открыли шквальный огонь из пулемета, но пули проносились правее. Отползаю потихоньку назад - надо же спасаться! Против них я со своим пистолетом все равно ничего не сделаю… Ползу и думаю: «Фрицы не убили, но свои бы не застрелили, потому что двигаюсь от противника!»
Все закончилось удачно: я попал прямо в окоп своей роты, артиллеристы уничтожили вражеский пулемет. Утром я осмотрел брешь, через которую дошел до боевого охранения противника. Приказал перенести один пулемет левее, чтобы он мог перекрыть своим огнем стык между дивизиями. Позже это сослужило нам хорошую службу.
Немцы тоже знали об этом проходе, их разведчики раньше пробирались через него. И когда в очередной раз они попытались там пройти и взять языка, мы пропустили первых четверых из группы захвата, а остальных отсекли пулеметным огнем, прижав их к земле. А когда двое немцев побежали к своим, их настигли наши пули. Двое других сдались в плен. Один оказался голландцем, второй - немцем. На допросе в штабе дивизии выяснилось, что голландец давно собирался перейти к нам, но не было удобного случая. И только в этот раз уговорил своего «напарника». От них узнали, что перед нами стоит эсэсовская бригада «Нидерланд», куда насильно набирали голландских моряков, за каждым из которых следил немец-эсэсовец. Даже вооружены они были по-разному: у немцев - автоматы, у голландцев - винтовки. В атаку шли голландцы, а следом, угрожая им автоматами, двигались немцы…
Тридцатого января перед решающим наступлением было необходимо прощупать оборону противника: уничтожить его огневую систему, взорвать инженерные сооружения и линии связи, взять пленных. Эту задачу могла решить разведка боем, и выполнить ее приказали нам. В разведку пошли 42 бойца моей роты, пять саперов, три разведчика и санинструктор. В три часа ночи мы были уже на исходном рубеже в 150 метрах от траншеи противника. В четыре часа началась артподготовка к атаке: орудия и минометы били по траншеям противника по фронту до километра, чтоб немцы не смогли понять, где и кто их пойдет атаковать. В 4.20 я выстрелил из ракетницы шестицветной трофейной ракетой, и это тоже была хитрость: чтобы немцы решили, что стреляют свои. Наша артиллерия сразу же перенесла огонь на вторую линию обороны, а мы вслед за разрывами наших снарядов ворвались в первую траншею обороны противника.
В момент прыжка в немецкую траншею я зацепился правой ногой за взрыватель противопехотной мины. Голова и туловище были уже в траншее, а ноги наверху. В это время раздался взрыв… Упал в траншею рядом с немцем. Тут бы мне и конец пришел, но мой связной спас меня, опередив фрица на мгновение: уложил его автоматной очередью. Со своим спасителем, сержантом Георгием Максимовичем Панченко, мы остались друзьями навек. Переписывался с ним до конца его жизни, а потом с вдовой его Полиной Трофимовной. Жили они в Волгодонске, на улице Морской…
После взрыва Панченко помог мне отползти к немецкому блиндажу, где уже немцев не было, их уничтожили гранатами. Санинструктор Аня срезала с ног валенки и сделала мне первую перевязку, сказав: «Ноги целы, товарищ лейтенант, еще плясать будете!». Да, валенки и толстые теплые портянки ослабили удар взрывной волны и осколков. Хотя моя правая нога, в которой 27 мелких осколков, вся в шрамах…
В том последнем для меня бою рота удержала захваченную траншею, был уничтожен узел немецкой связи, захвачено несколько пулеметов, взорваны ДЗОТы, взяты в плен два офицера и десять солдат. Потерь у нас не было, только трое раненых, в том числе и я. В полковом медпункте мне удалили осколки, которые острыми гвоздями торчали на поверхности, и сделали хорошую перевязку. Пришедшему командиру полка я доложил, что рота успешно выполнила поставленную задачу, сдал ему личное оружие, и был отправлен в дивизионный медсанбат. Там мне под наркозом сделали операцию и на обе ноги от стопы до колена наложили гипсовые «сапожки». Привезли в образцовый офицерский госпиталь Прибалтийских фронтов ЭГ-1812 в шести километрах от города Даугавпилса. Там я лечился с 5 февраля до 18 мая 1945 года. Там же встретил и День Победы, а одновременно и свое 22-летие.
А. КОНСТАНТИНОВ,
инвалид Великой
Отечественной войны,
полковник медицинской службы в отставке, почетный гражданин Хабаровска.