«Вы писали. а что толку?» Почему не наказаны фальсификаторы уголовного дела

Старшие поколения читателей помнят, сколь неот-вратимо в доперестроечные времена на страницах всех изданий появлялась рубрика «По следам наших выступлений». Критические статьи вызывали острую реакцию со стороны тогдашних властей, особенно партийных комитетов, оборачивались суровыми «оргвыводами» для людей, попадавших под молох часто кампанейских публикаций. Опровергнуть напечатанное было практически невозможно. Особенно, если статья появлялась в «большой» газете. Среди партийных боссов в ходу был фальшивый постулат: «Правда» всегда права». В провинциях почти столь же непогрешимыми числились местные издания.

Нынче ситуация изменилась с точностью до наоборот. Газеты заполнены разоблачениями чудовищных преступных деяний высокопоставленных чиновников, олигархов, правоохранителей... Читатели ждут, но, увы, вряд ли когда-либо дождутся сообщений о том, подтвердились ли факты. Если подтвердились, какие наказания понесли виновные за содеянное? Как пел Высоцкий: «А в ответ - тишина», хотя «герои» наших публикаций нынче располагают целым арсеналом правовых возможностей отстоять честь, достоинство, если, конечно, они у них есть, в суде. Но почему-то предпочитают строить отношения с прессой по принципу: «Вы - пописываете, мы - почитываем».

Журналисты напрочь перестали заниматься делом, совершенно необходимым для утверждения авторитета издания, которое прежде мы называли борьбой за действенность наших выступлений. Горько слышать от читателей частые и справедливые упрёки: «Вы писали... А что толку?».

И просто сущее отчаяние берёт, когда печатным словом не можешь помочь людям, совершенно незащищенным, когда не в силах преодолеть свирепое сопротивление бессовестных чинодралов, которые, чтобы сохранить свои замаранные мундиры, идут на подлог, фальсификацию.

Это можно наглядно увидеть, вернувшись к делу деревенского парнишки Ивана Демуза, о котором писал в журналистском расследовании «Да несудимы будем...» (№ 135, 1999 г.).

Никто не виноват?

Напомню, о чём шла речь в той публикации. В селе Некрасовка, что близ Хабаровска, у бабушки Нефёдовой ночью из кладовки бичи пытались утянуть с ведро картошки. Бабушка спугнула их, картошка осталась в мешке, а поднятые с коек по маминой тревоге дюжие сыны Нефёдовой даже сумели задержать одного из воров. Им оказался 42-летний Сергей Черяпин, безработный, ранее судимый. Его напарник убежал. Нефёдова видела его мельком, в тусклом свете подъездной лампочки. Всё, что успела заметить: «Высокий худощавый парень».

Когда Черяпина доставили в местное отделение милиции, дежурный оперуполномоченный Геннадий Аббакумов перво-наперво справился у сына Нефёдовой: сколько картошки воры хотели украсть? Тот честно ответил: «С ведро».

- Мы такой мелочевкой заниматься не будем, говори, что картошки было больше, килограммов шестьдесят, - велел опер.

Черяпин в ночь поимки, когда его допрашивал Аббакумов, утверждал, что на кражу ходил с неким Димкой по кличке Демон. Демона деревенский детектив не нашёл, зато выяснил, что в Некрасовке на ул. Ленина, 6 прописан Иван Демуз, который, по его разумению, вполне мог сойти за того самого Демона. По этому адресу жила мать Ивана со своей новой семьёй - мужем и двумя детьми. Отец Демуза трагически погиб, и сам Иван жил у своей бабушки Феликсы Викторовны в Хабаровском совхозе, что от Некрасовки километрах в 40-50.

Аббакумов наведался туда через полгода после происшедшего, перед этим объявив Ивана «скрывшимся от следствия». Следователь Хабаровского РОВД лейтенант милиции В. Баулина заключила Демуза в следственный изолятор, где он пробыл целых десять месяцев, потеряв там здоровье, зрение. Я был восемнадцатым, кому Иван отправил из тюрьмы жалобу. Он утверждал, что в ночь кражи и во всё последующее время находился у бабушки Феликсы в Хабаровском совхозе, где его видели друзья, соседи, знакомые. Иван старательно перечислял в жалобах, адресованных в прокуратуру, суд, депутатам, множество фамилий людей, готовых подтвердить его алиби. Только это никого не интересовало. Жалобы переправляли в райсуд, где «приобщали» к делу, сунув в конец тонкой, прошитой белыми нитками (символично!) папочки.

Кроме опознания Демуза потерпевшей Нефёдовой никаких других доказательств вины деревенского печника Ивана в деле не было. Я в течение двух дней провёл своё журналистское расследование и установил:

у Демуза на день кражи было железное алиби, которое подтверждали, как минимум, восемь свидетелей.

Потерпевшая Нефёдова во время встречи со мной заявила, что опознала не Ивана, а совсем другого парня: Иван «сидит ни за что».

Понятые Анна Чеботарёва и Любовь Тихонова сказали, что следователь Баулина записала в протокол опознания не того человека, которого опознала потерпевшая.

Расследованные факты я до судебного процесса предоставил в прокуратуру района и в нарсуд. В суде дело рассыпалось и было прекращено за отсутствием состава преступления.

Я обратился в прокуратуру края с запросом: кто понесёт ответственность за искалеченную жизнь парня? Через некоторое время получил ответ: «...проведена проверка в порядке ст. 109 УПК РСФСР, в результате которой выявлены факты, вызывающие сомнение в объективности проведенного расследования и свидетельствующие о фальсификации материалов дела».

Следователю Баулиной порекомендовали уволиться из милиции, против неё возбудили уголовное дело.

Вспомним Мефистофеля: «Я не всеведущ, я лишь искушен». Вот и я с первых дней знал, что дело Баулиной до суда не доведут, тихо прикроют, едва утихнут общественные страсти, вызванные известинской публикацией. Понимал, как мало шансов у Ивана Демуза получить через суд компенсацию от правоохранительных органов за десятимесячное незаконное сидение в тюрьме. Тем не менее, посоветовал ему подать иск. Как и предполагал, дело следователя-фальсификатора прекратили с неслыханным цинизмом «за отсутствием в её действиях состава преступления». Иск Ивана в суде Центрального района Хабаровска лежит без рассмотрения. С него требуют всё новые и новые бумажки «о затратах на лекарства». Парень уже готов «плюнуть на всё» и отказаться от своих требований.

Тут важно разобраться в технологии беззакония, постичь умение прокурорских мундироносцев «подправлять» упрямую реальность, извращать факты, заряженные порохом очевидностей.

Как фальсифицировали дело о фальсификации

Очень даже символично, что уголовное дело по факту фальсификации против следователя Баулиной возбуждал её потенциальный подельник заместитель прокурора Хабаровского сельского района Андрей Грязев. Именно он утверждал обвинительное заключение, сотворенное Баулиной по делу Ивана Демуза, именно он избирал парню меру пресечения «в виде содержания под стражей», именно он оставил без внимания его многочисленные жалобы о том, что дело сфальсифицировано. Ему бы сидеть рядом с Баулиной и давать показания, а он вёл допросы. Стоит ли удивляться, что «запустил» юридическую машину, намеренно обходясь без сути дела. Впрочем, имею все основания утверждать, что он часто так делает. Только по обращениям в корпункт «Известий» было освобождено шесть человек, незаконно лишенных свободы этим прокурором.

Легко и просто было установить, допросив многочисленных свидетелей, что Ивана Демуза не было даже на месте несостоявшегося преступления. И это - первооснова, имеющая ключевое значение для расследования. Грязев этого не сделал.

В деле мы не найдем и упоминания о грубейших нарушениях следователем Баулиной самой процедуры опознания. Статисты, участвующие в этом действе, должны быть тщательно подобраны, не разниться по росту, телосложению, одежде... Баулина, выскочив в коридор своего райотдела, увидела знакомых из совхоза «Дружба», где и сама живет, Чеботареву, Тихонову, которые сопровождали своих нашкодивших сыновей на допрос. Мамы сгодились в понятые, в статисты взяла встреченных тут же, в коридоре подследственного и его конвоира. Вот что было дальше.

Из протокола допроса потерпевшей Нефёдовой заместителем райпрокурора Грязевым:

«Осмотрев трёх парней, стоящих у стены, я указала на первого слева и на второго, стоящего посередине. Баулина сказала, что необходимо опознать только одного из трёх. Тогда я указала на того, что стоял посередине. Этот парень был в клетчатой рубашке и стал улыбаться после того, как я указала на него. Опознанный назвал свою фамилию, но я её не запомнила, так как была взволнована. Следователь записала в протоколе опознания, что будто бы я опознала Демуза. Я этот протокол подписала, так как посчитала, что раз следователь написала фамилию Демуз, то, значит, так и надо, значит фамилия опознанного мною парня - Демуз. Впоследствии, когда был суд, я увидела, что на скамье подсудимых был вовсе не тот парень, которого я опознала. Этот парень был третий слева, я на него вообще не указывала... И про стоящего посередине я сказала неуверенно, он был похож, но преступник был выше и шире в плечах».

Из протокола допроса бывшего следователя Баулиной:

«О том, что потерпевшая опознала... статиста, я сведения в протокол не записала. Почему я так сделала, сказать не могу...».

Из протокола допроса понятой Чеботарёвой:

«...Нефёдова указала на парня, стоявшего посередине. Он заулыбался. Парень назвал свою фамилию, я не запомнила, но позднее, когда Баулина зачитывала протокол, я обратила внимание на то, что в протоколе была записана не та фамилия, которую назвал опознанный парень, а другая. Я очень торопилась и, подписав протокол, сразу же ушла, не стала вдаваться в подробности, посчитав, раз следователь так написала, значит так и надо».

Такие же показания дала понятая Тихонова. Её сын Игорь сказал на допросе: «В тот день, когда мы возвращались домой, я слышал, как моя мама и Чеботарёва говорили о том, что потерпевшая опознала одного парня, а в протокол записали другого...».

Отметим: в уголовном деле факт фальсификации следователем Баулиной протокола опознания подозреваемого Ивана Демуза был подтвержден свидетельскими показаниями всех участников этой процедуры. Баулиной было предъявлено обвинение, с неё взяли подписку о невыезде. Оставалось написать обвинительное заключение и направить дело в суд. Вот тут-то пластинка и закрутилась в другую сторону.

Грязев, в силу своей непосредственной причастности ко всей этой истории, сам прикрыть дело, видимо, постеснялся. Передал его следователю Наталье Салкиной. Она начала ... передопрашивать свидетелей. И те, совсем недавно дававшие на прямые вопросы прямые ответы, вдруг стали забывчивыми. Не помнят одно, забыли другое...

Что случилось? А случилось простое: свидетелям дали понять, что Иван незаконно сидел десять месяцев только потому, что они, понятые и потерпевшая, очень худо, безответственно, преступно исполняли свой гражданский долг. О чём думали, когда подписывали протокол опознания? Об ответственности вас предупреждали? А тут ещё ходоки зачастили: оба парня - сыновья понятых Чеботарёвой и Тихоновой по иронии судьбы учатся в классе, где классным руководителем мать следователя Баулиной...

Виновным в фальсификации уголовного дела Ивана Демуза сделали... Ивана Демуза. Следователь Н. Салкина в постановлении о прекращении дела так и написала: «Показания Демуза И.П. противоречат показаниям других свидетелей и свидетельствуют о желании Демуза намеренно исказить фактические обстоятельства проведения опознания».

Спасая коллегу-фальсификатора, сотворили новую фальсификацию.

Каста неприкасаемых

Что по закону полагается гражданину, который хоть на пару дней насильственно лишит свободы другого гражданина, заперев его, скажем, в темном подвале? Однозначно - тюрьма. Если это же, не основываясь на законе, сотворит сотрудник правоохранительных органов? Ему не будет ничего. Сказать по-Жванецкому, они имеют то, что охраняют, - закон. Творят беззаконие привычно, буднично, повседневно, охотно прощая друг другу «ошибки».

Ту же Баулину на пушечный выстрел нельзя было допускать до расследования дел. По образованию учитель информатики, она за два года службы в милиции не постигла даже азы юриспруденции. Это не моё мнение - её начальников. Ещё до дела Ивана Демуза они написали Баулиной такую характеристику: «Зарекомендовала себя с посредственной стороны. Расследование уголовных дел проводит некачественно. Принимает меры к упрощению собирания доказательной базы, что приводит к нарушению ст. 20 УПК РСФСР и, соответственно, возврату уголовных дел на дополнительное расследование. Так, из оконченных Баулиной производством четырёх уголовных дел с направлением в народный суд три возвращены на дополнительное расследование. Допускает волокиту при расследовании, за что Баулиной объявлено неполное служебное соответствие».

Я с несказанным удивлением узнал в краевой прокуратуре, что зам. районного прокурора Андрей Грязев у них «на хорошем счету». В своей недавней милицейской карьере он почти с абсолютной точностью повторил путь лейтенанта милиции Баулиной. По образованию учитель химии, биологии. В Индустриальном РОВД г. Хабаровска, где лейтенант Грязев служил следователем, зарекомендовал себя весьма скверно. Вот выписка из приказа той недавней поры: «Следователь Грязев при расследовании уголовного дела № 390303 допустил халатность, в результате чего им необоснованно привлечены к уголовной ответственности Старцев Л. В. и Старцева К. В. Кроме того, им же при задержании в порядке ст.122 УПК РСФСР Старцева Л. В. не были предприняты меры для обеспечения сохранности автомобиля, которым тот управлял, в результате чего автомобиль был похищен неустановленным лицом».

Задержал людей незаконно, автомобиля они из-за него лишились, что же было следователю Грязеву за эти явно преступные деяния? Предупредили о неполном служебном соответствии.

Прошло всего несколько месяцев, и Грязев вновь натворил бед, грубо нарушил права несовершеннолетнего. Проверявшая тогда жалобу ныне заместитель начальника отдела следственного управления УВД края подполковник милиции Валерия Поллак настоятельно рекомендовала своему руководству Грязева из милиции уволить в связи с тем, что он себя серьезно скомпрометировал. Его уволили, но пожалели - написали: «по собственному желанию». И он пошел в прокуратуру надзирать за... милицией.

Масштабы и глубину этого «надзора» можно представить хотя бы по двум последним жалобам, поступившим в хабаровский корпункт «Известий». Первая поступила от оперуполномоченного уголовного розыска Хабаровского РОВД А. Лисеенко:

«4 июня 1999 года меня и ещё двоих сыщиков попросили помочь заместителю прокурора района А. Грязеву провести обыск. Хозяйка квартиры, усомнившись, что мы сотрудники милиции, поскольку были в гражданской одежде, подошла к телефону, чтобы позвонить по 02. Грязев, увидя это, резко ударил меня в спину, так, что я едва не упал, с криками и бранью накинулся на меня за то, что хозяйка подошла к телефону. Мне было стыдно за него перед коллегами, понятыми и всеми присутствующими в квартире. Я сдержал себя и не отреагировал на его рукоприкладство и грубость. Потом зам. прокурора приказал мне позвонить в милицию, вызвать машину. Я стал набирать номер, он был занят. Разъяренный Грязев выхватил у меня трубку, ударил меня ею по руке и стал звонить сам. Всё это происходило на глазах у присутствующих.

Когда закончили обыск и ехали в машине, Грязев сказал, что займется мной вплотную, создаст такие условия, при которых не смогу работать в милиции. После этого я всю ночь не спал, переживал случившееся. У меня поднялось глазное давление (год назад я был ранен при исполнении служебных обязанностей, перенёс операцию на глазу). Утром мне пришлось уйти на больничный, я проболел три недели, а когда вышел на работу, узнал: Грязев сдержал слово - меня перевели в отдаленный пункт милиции, куда я добираюсь более двух часов. У меня за плечами восемь лет безупречной службы в органах милиции. И вот страдаю из-за самодура...»

Ещё одно письмо пришло от Николая Жарикова. Дело в том, что Грязеву очень приглянулась его жена-красавица - сержант патрульно-постовой службы Хабаровского РОВД. Он потребовал от руководителей РОВД «откомандировать» молодую даму в его кабинет «для помощи в работе» на неопределенный срок. Документально, естественно, это никак не оформлялось. У Жариковой заболел ребёнок, она почти месяц была на больничном по уходу за ним, а когда вернулась на службу, узнала: Грязев заменить её никем не захотел, терпеливо ждёт. Кроме того, что сержант Жарикова украшала собой кабинет заместителя прокурора, он ещё заставлял её бегать за конфетами, относить зачётку на юридический факультет, сдавать в ремонт его личный фотоаппарат...

Почти каждый день Жарикова звонила в свой райотдел и умоляла забрать её от Грязева. Вернулась, и тут же заместитель райпрокурора начал «накат» на патрульно-постовую службу. Он потребовал, чтобы начальник службы предоставил ему копию функциональных обязанностей сержанта и, получив их, потребовал, чтобы Жарикова не «возилась с бумажками», а несла службу в наряде, в экипаже патрульной машины. Пусть-де поймёт разницу между кабинетом заместителя прокурора и стылой улицей. Милицейские начальники рассказывают: звонил каждый день, проверял - в наряде ли Жарикова? Женщина не знала, куда деваться от грязных намёков и семейных сцен. Вскоре её уведомили об увольнении по сокращению штатов и прозрачно намекнули, от кого исходит инициатива подобного решения.

Грязев добился, чтобы его жену из Индустриального райотдела перевели под непосредственный мужний контроль - старшим следователем Хабаровского сельского РОВД. Она расследует дела, он «надзирает», правильно ли дорогая супруга это делает.

В Хабаровском райотделе милиции меня очень просили не называть никакие фамилии, а то ведь надзирающий прокурор обязательно жестоко отомстит. Такая у него репутация.

...В таких вот руках оказалась судьба сельского паренька Ивана Демуза. И даже «Известия» не сумели добиться полной справедливости, защитить честь и достоинство невинно пострадавшего молодого человека.

Прости, Иван. Мы за тебя ещё поборемся!

Борис РЕЗНИК. «Известия».