Раскопки на японском кладбище вместо урока истории

Вот уже пять лет подряд в России, и в Хабаровском крае в частности, проходит эксгумация останков японских военнопленных. Раскопки велись в Хабаровске, Комсомольске-на-Амуре, Тырме. В нынешнем году очередь дошла до Ванина и Хурмулей. Вслед за японской делегацией в Солнечный район выехал корреспондент «Тихоокеанской звезды».

Поселку Хурмули прошедшим августом исполнилось шестьдесят лет. Любое кладбище, как правило, - ровесник близлежащего населенного пункта. Вроде и срок небольшой, но старый хурмулинский погост в запустении. Точнее даже сказать - от него вообще ничего не осталось. Обычный лес, где местные жители собирают грибы (из личных наблюдений: большая корзина за каких-то пятнадцать минут), изредка натыкаясь на ржавые оградки и покосившиеся, почти истлевшие кресты.

Новое кладбище в начале шестидесятых организовали ближе к поселку. Старое, хоть и рядом с дорогой и бамовской веткой, все-таки несколько в отдалении - добираться семь километров. Вспомнили же о нем исключительно благодаря японцам: рядом с нашими в сороковых годах здесь хоронили военнопленных. В начале сентября останки более девяноста японцев отбыли на свою родину...

Немного истории. Вопрос о передаче списков умерших военнопленных Япония впервые поставила еще 50 лет назад. И право на то имела. После окончания военных действий государства - участники военных конфликтов обязаны обменяться списками военнопленных. Как живых, так и умерших, а также информацией об их захоронениях. Таково требование международного права.

Однако долгие годы СССР Японии в ее законном требовании отказывал. Лишь часть списков (касательно четырех тысяч человек) была передана в 1959 году. Но это не решало проблемы. Уже к концу сороковых в советской земле лежало почти 35 тысяч японских военнопленных. И только в 1991 году Михаил Горбачев передал Японии всю информацию о ее гражданах, умерших после войны.

Согласно рассекреченным архивам МВД, в Хабаровском крае оказалось около сорока мест захоронений японских военнопленных. Но это в теории. На практике их еще предстояло найти. Этот нелегкий труд взвалило на себя объединение «Дальаэрогеодезия». Нелегкий - это, пожалуй, еще мягко сказано. Редкие захоронения остались в первоначальном виде. На месте иных шумели леса, а то и вовсе действовали промышленные предприятия...

Итогом работ стало издание «Карты-схемы захоронений японских военнопленных в Хабаровском крае в 1946-56 годах». К слову, издание это, как и сами поисковые работы, японцами не оплачивались. С нашей стороны это был исключительно благотворительный акт. Или, как говорят, жест доброй воли. Именно с этой картой-схемой путешествуют сегодня японские группы в сопровождении представителей Хабаровского отделения Фонда мира по дальневосточной тайге.

Эксгумация, как и многое в жизни японцев, отлажена ими до мелочей. Сначала (если работы проводятся в лесу) проводится рубка деревьев. Затем с максимальной возможностью благоустраивается территория - дабы трудиться в более-менее приличных условиях. Устанавливаются палатки, контейнеры, обязательно туалет (не бегать же по кустам). Для первичных работ нанимаются местные жители. Кроме рубки деревьев они еще снимают верхнюю часть грунта. А когда добираются до гробов или даже останков без оных (как чаще всего и бывает), за дело берутся сами японцы: ювелирный труд!

И дело даже не в том, что нашим «дровосекам» его доверить нельзя. Останки собирать - не грибы. Если действовать по уму, нужна специальная подготовка. К тому же, именно в этом и заключается сама миссия памяти... С помощью всевозможных кисточек останки очищаются и готовятся к кремации. Для этого строят специальные помосты - из дерева, но с жестяным покрытием.

Завершается эксгумация непременно установкой памятного знака и церемонией поминовения. На месте теперь уже бывшего кладбища водружается японский флаг и венки с белыми хризантемами. Тайгу оглашают нездешние молитвы и речь: «Когда мы думаем о последних ваших минутах, то не можем сдержать слезы...»

Как-то в одной из азиатских стран российского туриста поразил набожный буддийский мальчик. Ребенок столь непреклонно следовал своей вере, что не мог позволить себе убить даже комара. Из-за чего все его тело было в красную крапинку - от укусов. Примерно так же выглядела японская делегация к концу своей миссии в Хурмулях. Правда, не по причине вероисповедания. Просто настолько оказалась не приспособленной к нашей природе: в Японии гнус в таком обилии не наблюдается.

А ведь не только он один осложнял жизнь. После сильных августовских дождей тайга местами напоминала болото. С ним-то и приходилось сражаться за кости предков изящными кисточками (и непременно в белых перчатках). Руководитель делегации - Масами Ямагучи - претерпевал эти трудности из профессионального долга, поскольку представляет министерство здравоохранения и благосостояния Японии. Оно-то и ведает эксгумацией военнопленных за рубежом. Но все остальные числились волонтерами - людьми, работающими безвозмездно.

Более того, расходы добровольцев на поездку в Россию из государственной казны Японии возмещаются лишь частично - примерно на две трети. То есть в это (пусть и святое, но все же малокомфортное) путешествие приходится вкладывать собственные сбережения! И вот представьте, что при всем этом есть личности, которые едут на раскопки в третий и даже в четвертый раз. Чем не повод поговорить о пристрастиях и порывах души?

В каждой делегации непременно есть родственники умерших военнопленных. Так, например, у Есихиро Хара отец во время второй мировой погиб на территории Китая. Однако КНР, как в свое время Советский Союз, до сих пор отказывается проводить эксгумацию японских военнопленных на своей территории. Поэтому господину Хара приходится довольствоваться раскопками в России и Монголии (в каждой из стран побывал уже дважды). И он утверждает, что буквально в каждых останках видит отца, возвращающегося наконец домой.

А вот Нобухиро Хамазаки фантазию особо напрягать не приходится. Его отец нашел последний приют не просто в России, но именно на Дальнем Востоке, к северу от Комсомольска-на-Амуре. Правда, не на том кладбище, где велись раскопки нынешним летом. А в местечке «Старт», километрах в двадцати от Хурмулей. Но здесь эксгумация пока не проводится. Однако Нобухиро Хамазаки доволен уже тем, что «видит тот же пейзаж, какой и отец в последние годы жизни».

Об этом он по возвращении поведает матери. Она мечтала об этом все послевоенные годы. Сейчас ей уже под девяносто. Возможно, господин Хамазаки еще вернется в наши края. Хоть и уверен, что останки именно отца не найдет никогда: личные печати японских солдат были, как правило, сделаны из дерева. И во влажном климате российского Дальнего Востока (в отличие от той же Монголии) за столь долгое время, к сожалению, не сохранились.

Компанию родственникам (людям, как правило, пожилым) составляют на раскопках студенты. Им также приходится вкладывать в путешествие на российские кладбища собственные сбережения. Такой вот завидный патриотизм демонстрирует молодежь Японии. Но если вы посчитаете, что это обычное явление для Страны восходящего солнца, то будете неправы. Даже Нобухиро Хамазаки был весьма удивлен, когда познакомился с такими студентами. Равнодушие нового поколения к прошлому - проблема всеобщая.

Сами же студенты (все из Токийского университета), прибывшие в Хурмули, говорили о своем поступке без пафоса. И где-то даже с иронией - накануне отъезда их родственники интересовались: а получат ли страховку, если путешествие в такую неблагополучную страну, как Россия, закончится для мальчиков не очень удачно?

Проживала японская делегация в Хурмулях весьма замкнуто. С кладбища - в столовую, со столовой - по квартирам. И даже молодежь забрела на поселковую дискотеку лишь в последний вечер (чем вызвала фурор у хурмулинских девчат): цель поездки не сочетается с развлечениями. Совместные с местными жителями исторические диспуты или вечера памяти также не проводились. Хотя жизнь и смерть военнопленных на советской земле - безусловно, часть истории не только японской, но и нашей. При этом именно та ее часть, о которой большинство земляков имеет весьма смутное представление. Разве что немногие старожилы...

Никита Кононович Шубин - один из них. Во второй половине сороковых под его началом на хурмулинской железной дороге трудилось ежедневно до двадцати японских военнопленных. Охраны при них не было: куда бежать в таком медвежьем углу? О японцах Никита Кононович вспоминает только самое лучшее. И особенно о том (имя из памяти уже стерлось), кто пошил для него костюм из выданного на карточку материала. Пошил на руках и всего за два дня. Костюм этот наш старожил носил еще долгие годы.

Но пусть официальных церемоний японцы не проводили (на поминовение чужих не позвали) - само их появление в поселке разбудило во многих патриотические эмоции. Глава администрации Хурмулей Владимир Бондаренко так и сказал гостям: «Я завидую вашим душевным порывам и чувствам».

Завидовать, впрочем, следовало бы не только им. Но и тому, как подкрепляются эти чувства (пусть даже частично) из государственной казны. Нам неизвестно - во сколько именно обошлась японцам их экспедиция в Хурмули. Но можно предположить, что недешево. Ведь оплачивать приходилось буквально каждый шаг по российской земле: компенсация за вырубленные деревья, гонорар для рабочих (к слову, немалый - по 20 долларов в день)...

О том, как наши зарабатывают на японских делегациях памяти, - тема вообще особая. Ведь делегации эти, по сути, единственный ныне массовый вид въездного туризма в Хабаровском крае (кроме групп, приезжающих на раскопки, прибывают еще сами военнопленные или их родственники). Поэтому неудивительно, что они столь привлекательны для предприимчивых личностей.

Для вывоза останков за рубеж требуется масса документации: разрешения краевой и местной власти, акты таможни и санэпидстанции. Первые проверяют «груз 200» на предмет контрабанды, вторые - на возможные вирусы или повышенную радиацию (хотя об этом, наверное, больше следует беспокоиться принимающей стороне). К чести Хабаровского края и японских волонтеров, у нас работающих, ничего такого за прошедшие пять лет ни разу обнаружено не было.

Совсем на то не рассчитывая, японцы оставили Хурмули в некоторой озабоченности (не только дурной пример заразителен): а не являемся ли мы и в самом деле Иванами, родства не помнящими? Владимир Бондаренко напоследок признался, что полностью поглощен сегодня идеей возведения в поселке обелиска к 55-летию Победы. Ведь до сих пор в Хурмулях не было никакого памятника или даже мемориальной доски. Хотя ветеранов на сегодня проживает 17 человек.

Скидываться на обелиск, признался глава поселковой администрации, придется всем миром. А если точнее - прежде всего хурмулинским предпринимателям. Особо своими просьбами местная власть их старается недоставать. Но иногда за помощью все-таки обращается. Как это было с учреждением стипендий для лучших учеников. Обещали с установкой обелиска и в районе помочь. Тем более, что и требуется-то немного, поскольку никаких прибамбасов, как заметил Владимир Бондаренко, на памятнике не планируется. Главное, чтобы все было достойно.

Светлана ПОДЗНОЕВА.