Дикое мясо

Медвежатинка есть у вас?

- Чего?

- Ну, медвежатинка, лосятинка, кабанятинка?

- Свинина, что ли?

- Да нет, именно - кабанятинка.

Шумит, гомонит городской рынок. Под высоченным, в ажурных конструкциях потолком закрытого павильона запах копченой кеты мешается с ароматом южного фруктового изобилия, потягивает острой вонью пикантных корейских салатиков, благоухает увядающими цветами, тяжело, сонно льется волна медового разнотравья. Чего только нет на прилавках! Но кое-чего и правда нет - дичины.

Совсем рядом, под открытым небом - рыбные ряды. Тут тебе и калужка, и осетрина, и сом, и толстолоб, и занесенная в Красную книгу ауха, и желтощек, а дикой птицы и мяса - нет! Даже странно: такой таежный край, столько в нем еще зверья, и во времена, когда все продается и покупается, нет на рынке дикого мяса! А рынок, будто чувствуя себя виноватым, сам пытается помочь:

- Мужчина, так что вам надо?

- Мне бы хоть какой-то дичины.

- Да зачем?

- Приезжает знакомый, просил какой-нибудь экзотики.

- А хотите кота продам? Персидского?

- Не надо. Ну, может, хоть козлятина есть?

- Да козлов тут хоть отбавляй! - смеются торговки. - Ты только приведи, поймай, а мы уж сами зарубим!

- Серьезно, женщины, может, хоть оленина где есть?

- Да откуда-а-а!

- А я видела!

- Еще летом в центральном гастрономе. По двадцать девять рублей килограмм...

Итак, куда что делось?

Еще в восьмидесятых годах, в пору полупустых прилавков, приезжий из европейской части страны за экзотикой шел куда? В магазин «Дары природы». Тут ему могли продать папоротник соленый и черемшу, и орешков кедровых, и лимонника, и дичинка попадалась.

Подобные магазины были во всех дальневосточных городах и принадлежали сельхозкооперации, под чьей широкой мозолистой дланью ворочалось рискованное и малоприбыльное дело сбора и заготовки дикоросов, продуктов охотничьего и рыбацкого вольного промысла. Однако в пореформенное время структура сия оказалась ненужной. И что же, перестали промышлять охотники? Нет, конечно, скорее, наоборот: отстрел зверья ведется куда более интенсивно, тайга выдаивается безжалостно оголодавшим в полузаброшенных поселках населением. Однако скорбные эти дары до города практически не добираются. Почему? Как откомментировал ситуацию известный дальневосточный охотовед и писатель Сергей Кучеренко: «Сами съедают!»

Да и впрямь, коль нет централизованных закупок, коль нет структуры, ориентированной на заготовку даров тайги, то и нет смысла тащить медведя или лося за тридевять земель. Зачем? Спрос тут с лихвой перекрывает предложение - кабаны, лоси и медведи косяками, в отличие от кеты, не ходят. Ходит табунами по северу края северный олень, но его диетическое мясо стало давным-давно товаром валютным, экспортным. И, самое главное, вокруг столь специфического промысла с развалом госконтроля давным-давно сформировалась своеобразная мафия, четко сориентированная на экспорт, и вот она-то давно и надежно подобрала под себя бизнес на тех ценнейших продуктах, которые дает охотничий промысел, не поддающийся сколько-нибудь внятному учету, контролю, прогнозу. В первую очередь - на лекарственных препаратах, точнее, на исходном для них материале, который пока еще худо-бедно поставляет тайга-матушка.

Слово «мафия» здесь употребляется не в качестве жупела или пугала, просто бизнес этот столь специфичен, что постороннему в него просто, что называется, «не въехать». Как он вообще функционирует, как формирует цены и спрос - никто толком не знает, и уверенность в том, что он все знает, появляется лишь тогда, когда читаешь о накрытых таможенниками контрабандных партиях медвежьей желчи, кабарожьей струи, пантов. Ну вот нынешней весной некий бизнесмен пытался вывести что-то чуть более килограмма...

Матерый металлист, спец по меди и вольфраму, прочитав эти строки, схватится за бока в припадке жизнерадостного ржанья - вот это контрабанда! Да? Между тем на рынках Гонконга и Тайваня один грамм струи кабарги стоит от 50 долларов за грамм (в Хабаровске - 2-3). Тут все стоит выделки, всякая овчинка. Однако вы представляете, сколько весит в сушеном виде струя одной кабарги? И сколько ее надо забить, чтоб заготовить килограмм? Сколько потратить времени, чтоб собрать его по охотникам? Так что, господа, дело это не для случайных людей.

Итак, промышляют, конечно, охотники. А продают почему-то китайцы. Да и не почему-то, а потому, что именно Китай формирует на эти раритеты спрос. В восточной медицине весьма ценится и желчь, и струя, о пантах я уже не говорю. Но в самом Северном Китае зверь давно выбит и все более-менее ценное, что можно было из земли выдернуть, выдернуто. Это у нас смеются местные жители над известным охотником Кругловым, организатором «Центра реабилитации диких животных» и его женьшеневой плантацией. «Привязывать надо, а не пить!» Пусть смеются. А в Канаде, к примеру, уже появились плантации женьшеня, и это считается делом весьма респектабельным, прибыльным. Просто настоящего, дикого женьшеня в мире, помимо российского Приморья, просто нет. При нищете нашей мы сами не знаем, чем обладаем, по какой земле ходим. А китайцы это знают очень хорошо. Еще Владимир Клавдиевич Арсеньев в начале века писал о пудах струи, желчи, оленьих пенисов (!), которые вывозились из Хабаровска и Приморья китайскими торговцами.

Дело это, конечно, не для простачка. Взять тот же женьшень. Чего только не впаривают лохам ушлые бессовестные торгаши под видом этого короля лекарств. Могут просто петрушку загнать в бутылку да и подсунуть неопытному. Или же заливают спиртом уже выпитый, опустошенный многоразовыми настоями корень. Но чаще всего продают искусственно выведенный, в горшке, на суперфосфате, на кухне выращенный. А толку с него, что с морковки. Подобные вещи покупать у незнакомых, а уж тем более на рынке, вообще нельзя. Китайцы, правда, честнее. Если припечет достать медвежью желчь - идите на Выборгскую. Хорошо придется поискать, но найти можно.

Оставим заоблачные дали тибетских хитростей, опустимся поближe к грешной земле. К дальневосточной земле нашей, где во всяком ларьке рябит в глазах от иностранщины. Ах, «Пепси-кола», ах, «Кока-кола»! Формулу знают четыре человека, ах, ах, ах. Пили-с. И водку ею запивали. Ни хрена она не тонизирует, разве что карман торговца. Кто из дальневосточников не знает о замечательных свойствах лимонника? О диком, морозцем тронутом винограде? О коломикте, брусничке, голубике? Чего ж вы нам, извините, дрянь везете за тридевять земель? И почему в сознании купцов наших не мелькнет простейшая мысль: а сделаем-ка мы фирменную прохладительную водичку на том же лимонничке. Да двух сортов! Одну - на соке, который, как известно, до того тонизирует, что не уснуть, а вторую на зернышках, которые, напротив, успокаивают и стабилизируют давление? А что, может, когда и сделают, ведь наладил же Уссурийский ликеро-водочный выпуск самых разнообразных настоек на дикоросах. И хорошо идут, правда, не лучше, чем паленая водка...

Вот в том-то и печаль! И на цивилизованном Западе, и на древнем Востоке умеют ценить природное, чистое, естественное, а нам не до различий, мы вывели у себя Богом данные роскошные кедрачи, и кедровый орех нынче скупают все те же китайцы. В прошлом году в Уссурийске килограмм отвеянного ореха они покупали за полтора-два доллара. Закупали массово. Зачем им кедровый орех, им, привыкшим к вонючему бобовому маслу? Они, оказывается, восстанавливают у себя леса кедровые и масло гонят... И очень то масло ценится. Они его нам же скоро будут в аптеках продавать.

В принципе, на обширных территориях российского Дальнего Bocтока могла бы работать целая индустрия по производству экологически чистых, экзотических продуктов, лекарственных средств, но беда в том, наверное, что быстрых денег она не даст. А может быть - в этом счастье?

Замордованный промышленной революцией и последствиями ее цивилизованный мир нынче все внимательнее присматривается к альтернативам экологического развития, от радикальных - назад к природе! - до более умеренных. Мы же усиленно рвемся в противоположном направлении, да силенок не хватает. Нет худа без добра. Зарастают брошенные поля - земля отдыхает. Стоят промпредприятия - отдыхает от стоков Амур. Правда, китайцы добавляют грязи, и год от года все больше. Может, и хорошо, что настырный и бессовестный российский капитализм погряз в торгашестве, в перепродаже, не имея ни сил, ни охоты эксплуатировать то, что всегда лежало в основе благосостояния всякой нации - природу. Но и тут палка о двух концах и все почему-то - по лбу. Дорог бензин - меньше стали шляться по тайге. Но вот горят леса и тушить некому: бензина нет, говорят.

Странная ситуация, непонятная ситуация. Смотришь, на прилавках куры из Голландии, Франции, окорочка...

- Слушайте, а рябчика у вас нету случайно?

- Чего?

- Ну хоть утки дикой, а то глухаря? Знаете, как глухаря лучше всего готовить? Он же жесткий, как собака! Ощипать, значит, на куски порезать и на ночь залить слабым раствором уксуса, он тогда и мягче, и дичиной не пахнет. Вот постоит он у вас ночку, а потом на противень его, гада...

- Зачем тебе глухарь? Возьми гуся!

- Гусь - птица домашняя, пошлая. А вот знаете, как утку в глине запекать с дикими травками? Это песня!

- Ну ты доста-а-ал! Бери вон окорочка дешевые, всего лет пять как из Америки, а еще проще - купи себе попугая и компостируй ему мозги сколько влезет, гастроном, тут свиному ребрышку рад, а он наговорит, аж слюни побежали! Какие глухари, какие рябчики! Народ мечтает о колбасе с опилками, да подешевле, а он душу травит...

Вот так.

А еще врут - на рынке все есть, на рынке все есть!

Может, и хорошо, что чего-то нет. Это значит, что хоть что-то останется, когда все исчезнет: дикое мясо для диких русских.

Владимир Илюшин.