А слабо оккупировать Антарктиду?

Зашел тут ко мне старый товарищ в гости, бродячий авантюрист-изобретатель. У него свой ЧИП, «Булаг» называется. Название странное, но что делать, если человек в лагере родился. Не в пионерском, а в том, где вышки по углам. И занимается, надо сказать, странными делами. Нет, чтоб торговать! Бананами там или окорочками, нет, он все пытается внедрять, понимаешь, новые технологии. То мягкие кровли восстанавливает, то с золой чего-то мудрит, то бутылки пластиковые перерабатывает... До сих пор не может понять, что наши новые технологии если где и нужны, то разве что в Японии. Большой оригинал! Сколько лет уже бьется, а плохонького «Мерседеса» не нажил. Курточка драная, промасленная, под глазом синяк...

Постоял он у меня во дворе, сняв шапку, повздыхал.

- Хорошо у тебя тут! - говорит.

Оглянулся я вокруг - и впрямь... Вороны кругом, заборы поваленные и снег черный-черный такой, от кочегарок. Оригинально.

- Да-а-а! - говорю. - Это, Серега, не Соединенные Штаты и даже не Западная Европа. Это наша с тобой Россия-матушка, коренная, природная, какой видели ее наши отцы и, может, даже прадеды! Вон тот сарай аж с двадцать четвертого года стоит, сам на бревне вырезанные цифры видел. И в стабильности этой постоянной разрухи заключена, друг мой, самая суть загадочной и непостижимой души нашей! У нас церкви взрывают, а потом восстанавливают и снова взрывают, а бараки стоят веками! Где ж иностранцу это понять?

- Сам знаю! - буркнул он, и мы оба пустили по скупой мужской слезе, отвернувшись и заморгав.

- Ладно, - говорю, - пойдем чай пить.

Сидим, пьем чай. А надо сказать, что товарищ мой, как истинный забайкальский казак, чай может пить ведрами, хоть с сахаром, хоть с солью и даже с мукой.

- Ты чего такой озабоченный? - спрашиваю. - Неужто проблемы?

- Я-то? - он прищурился. - Ты вот скажи... Вот, к примеру, посадил ты огород и осенью накопал сто мешков картошки.

- Да это уже не огород, а колхозное поле!

- Не перебивай, я к примеру! Накопал ты сто мешков, и тут приходит дядя при галстуке и говорит, что восемьдесят мешков ты должен отдать. Что ты делать будешь?

- Кому отдать, дяде или государству?

- Этого никто не знает! - говорит он загадочно. - Ты скажи, что делать будешь?

- Ну, может, мешок отдам, может - два, на бедность. Но восемьдесят?! Шиш ему! Пусть попробует забрать!

- А он на тебя налоговую полицию натравит! И все равно раскулачит. Ты на следующий год будешь огород сажать или же просто смухлюешь?

- Да брошу я этот огород вообще, на что он мне упал?!

- Вот! - говорит мой знакомый страшным голосом. - Ты бросишь, я брошу, он бросит, и, в конечном счете, все останемся без картошки. Кого винить? И что это, по-твоему, - вредительство или просто наша глупость?

- Ну, если ты про налоги... - говорю я осторожно. - То я таких проблем не знаю, я подоходный плачу и сплю спокойно, когда выпью. Потому что знаю: я - честный налогоплательщик и мои, так сказать, жалкие рубли вливаются в могучую реку, из которой потом черпают все кому не лень: и врачи, и учителя, и милиционеры, и наши доблестные военные. Вот поэтому-то я и могу спокойно спать - я знаю, что меня охраняют, защищают, а если в чем провинюсь, то посадят не в земляную нору, а в уютный, отапливаемый лагерь строгого режима, где кормят почти три раза в день задаром!

Он похмыкал, похмыкал, налил себе еще кружку чая и говорит эдак задумчиво:

- Я вот сколько ломаю себе голову, никак не могу взять в толк, что у нас за государство такое, что за черная дыра на круглом теле голубой планеты... Все мы платим налоги, есть, конечно, безработица, не отрицаю, но ты заметил, что у нас за безработные? Не заметил, что у нас вон возле рынка китайцы на морозе как воробьи скачут, починяют молнии на куртках, сапогах и сумках, а своего, пусть трижды безработный, не заста-а-авишь! Ну ладно... Значит, мы все платим налоги со своих кровных, чтоб содержать учителей и врачей. Про учителей не знаю, а вот насчет бесплатной медицины, которую вроде никто не отменял, я так тебе скажу - пошел я зуб рвать, мне и говорят: «Купите, пожалуйста, резиновые перчатки и оплатите новокаин для обезболивания, а остальное мы вам сделаем бесплатно!». Это все равно, что в ресторан со своим мясом и своей же водкой... Ну ладно. Милиция у нас и впрямь растёт, честь ей и хвала, аж сине от бушлатов! Это правильно, чтоб молодые парни дурью не маялись, пусть лучше с дубинками по городу ходят, все же под присмотром... Но армия! Это что за армия?! Сколько они уже воюют на своей территории? Полгода? Полгода! Армия великой страны. С танками, с авиацией! Воюет на своей территории с бандитами и иностранными наемниками... Кстати, как наемники-то сюда попали? Это что за погранслужба?! И что за армия?!

- Ну и что? - спросил я осторожно.

- А то, что я не понимаю, кому и на что отдаю эти самые восемьдесят мешков картошки из ста! И вот не хуже тебя думаю: а не бросить ли этот огород к чертовой матери?

Мы помолчали.

- И что самое интересное, - продолжил он, - уже ведь один раз разбомбили все дотла! А потом стали восстанавливать. И сейчас опять все до скального грунта сносят. И потом опять собираются восстанавливать... Ты не знаешь - для чего это все?

Мы изумленно друг на друга глянули.

- Ну-у-у... - говорю. - Может, тренируются? Может, это пока типа учений, приближенных к боевым? Ты ж знаешь, что после больших учений приходится полигон строить практически заново, мишени там, блиндажи, окопы...

- Так тренируются для чего?!

- Видимо, с более глобальной целью...

- Какой?

- Ну, скажем, собираются оккупировать Антарктиду и отрабатывают взаимодействие родов войск.

- Так там из населения одни пингвины!

- Тем более легче будет. Тяжело в учении, легко в бою.

Мы опять изумленно посмотрели друг на друга.

- А что, - говорит он, - может быть, может быть. У нас все может быть. С целью отвлечь и запутать...

- Вероятного противника!

- Да-да.

Сидим, пьем чай. Третье ведро.

- Слушай, - говорю, - ты где это синяк-то заработал?

- Да это... - сморщился он. - Это работяги мои безработные подвесили. Набрал бригаду и сдуру выдал аванс по сто рублей.

- Ну и?

- Пока за лопатами бегал, возвращаюсь - они уже хорошие! Уже успели сбегать.

- Ну и?

- Что ну и?! Я на них - лезьте на крышу снег сгребать! А нам, говорят, и так хорошо! Понимаешь, они уже привыкли не работать, они уже работать не хотят и заставить их можно только под автоматом! Как-то перебиваются, за счет жен, матерей, каждый день пьяные, а чтоб повкалывать до пота - тут здоровье не позволяет. Распад!

- Так заинтересовать надо рабочего человека! - говорю осторожно.

- Вот я и заинтересовал на свою голову! Пятьсот рублей потерял. Теперь новых набирать придется. И нет гарантии, что они будут лучше.

Посидели, повздыхали.

- Эх, Серега! - говорю. - Жизнь у нас вообще странная. Я тут давеча повесть новую закончил. Прихожу в одно издательство. Молодец, говорят! Мы уж думали, что ты совсем одичал, пропитался спиртом и вообще подох с голоду, а ты все еще дышишь, оказывается. Теперь готовь сорок тысяч...

- Сколько-сколько?!

- Сорок с лишним тысяч, говорят, готовь, и мы тебе ее враз напечатаем! Забирай потом самовывозом и че хошь с ней делай. Хошь - печку свою топи, хошь - у фонтана ею торгуй! Вот как писатели-то у нас живут, Серега! А ты мне тут про картошку...

- Да-а-а! - протянул он уважительно. - У вашего брата еще сложнее оказывается... Я вот все думаю, с какой целью нас испытывают, ты не знаешь?

- На вшивость проверяют. Ты знаешь, что наш классик Федор Михайлович Достоевский сказал? Что наш русский народ - это народ-богоносец! И чтоб всякие разные тут не примазывались, нас и проверяют, понял? И тот, кто все это преодолеет и вытерпит, тот, Серега, в конце пути получит бесплатную путевку в рай на встречу с самим Создателем!

- Во-о-он чего! - говорит он и аж глаза заблестели. - Ну, тут дело святое, ради такого дела можно и потерпеть! А я-то, дурак, все думал да голову ломал! Ну, раз такое дело... Давай еще чайку поставим!

И мы сели пить чай и рассказывать друг другу анекдоты. У нас ведь всю жизнь так: вроде и тяжело, и непонятно, и жить не охота, а как раскинешь умом, да посоветуешься, проанализируешь - все сразу на место становится и ничего страшного нет, предела не поставлено, потому что народ мы и вправду беспредельный!

Владимир ИЛЮШИН.