"Почему русский дождь так походит на слёзы..."

Вчера в Хабаровске в «Парке мира» японская делегация провела панихиду в память своих соотечественников и всех жертв Второй мировой войны.

В очередной раз в Хабаровск приехала г-жа Цугико Сайто - жена Сайто Рокуро, который первым начинал поиск захоронений японских граждан в России и которого президент России Борис Ельцин наградил орденом Дружбы народов за эту работу. Сайто Рокуро уже нет в живых, но его дело продолжает его друг и сподвижник г-н Шудо Йокояма, который также в составе этой делегации. А накануне японская группа ездила в Обор на место захоронения японских граждан.

В Хабаровском крае в основном завершена работа по поиску и эксгумации японских граждан (бывших японских военнопленных), на которую ушло почти четырнадцать лет. В этом году раскопки велись в июне в Ульчском районе (бывший поселок Гусиный на озере Кизи), а в июле - в Ванинском районе вблизи поселка Монгохто. Обе японские делегации, как и в предыдущие годы, сопровождала почетный председатель Хабаровского отделения Российского фонда мира Галина Потапова.

- Если это конец, то дальше что? Что делать будете, Галина Никитична? - такой вопрос Потаповой мне показался уместным под конец нашего с ней разговора.

- Буду отдыхать. С 1964 года занимаюсь японцами. Все породненные города, все «караваны дружбы», а последние годы все-все экспедиции по захоронениям. Устала.

- Скажите, а эти захоронения, могилы вам снятся? Потревоженный прах - это ведь...

Потапова не дослушала:

- Нет, не снятся. Я не тревожу прах. Никогда сама не копаю и в руки ничего не беру. А к старости мне стала сниться Куйбышевка. (Сейчас это город Белогорск в Амурской области.) Мы там жили. Помню, у меня была кукла. Лицо ей сделал японец, а руки, ноги сделала бабушка. Снятся вот эта кукла и наш барак. Еще помню, как японец спрашивал бабушку, почему у моей мамы нет мужа: «Где ваша капитана? Без капитана пьёхо...»

Мой отец был военным летчиком. (Я родилась в 1939 году прямо на взлетном поле - маму не успели довезти до роддома.) Из Куйбышевки нас потом перевели на западную границу - всего за полгода до войны. Когда немцы стали бомбить, отец сразу ушел. А мы успели уехать. Но куда ехать? Мама вернулась в Куйбышевку. А после войны туда на работу привезли японских военнопленных. Вот я и вспоминаю все это: «...пьёхо, пьёхо без капитана!» Да, плохо... Отец погиб под Сталинградом. Я думаю, любой семье плохо «без капитана» - и русской, и японской.

* * *

Старая боль японцев - найти могилы отцов и увезти на родину их прах. Они их ищут по всему миру и в каждой стране делают мемориальные парки, подобные «Парку мира» в Хабаровске. Мемориалы есть на многих островах Тихого океана, в том числе на Филиппинах, в Индонезии. Хабаровский «Парк мира» объединяет захоронения японцев всего Советского Союза. Но больше всего японских захоронений на Дальнем Востоке. Особенно в нашем крае. Здесь их числилось примерно 85.

«Примерно» - поскольку иногда по документам оно числится одно, а на самом деле бывает и пять, и десять в одном месте. Захоронения были разные: и по два человека, и больше тысячи. На раскопки одних (как в районе Тырмы) японские делегации приезжали пять раз. На раскопки других (как в Советско-Гаванском районе) можно приехать еще раз - останки нескольких похороненных не нашлись. Так бывает: по архивным спискам они есть, а на месте нет. Природа не терпит человеческого вмешательства: трава пробивает асфальт, деревья крошат бетон. А в тайге тем более - полсотни лет захоронения без присмотра. Бывало, что со склонов сопок захоронения «сползали» в болота. И раскопки становились бессмысленными: какие могилы в болоте?

Галине Потаповой даже не верится, что эта огромнейшая работа близится к завершению. По сути, уже все захоронения пройдены, некоторые по нескольку раз.

Эту программу финансирует японское правительство. И делегации носят официальный статус правительственных. Как правило, в них несколько чиновников из японского министерства здравоохранения, переводчик, несколько студентов и родственников. Раньше в группах бывали и сами бывшие военнопленные, но старость и болезни уже не дают сил на эти тяжелые поездки.

Правительственный статус у этой программы и с российской стороны. От краевого правительства ее курирует первый заместитель губернатора. Высокий статус позволил вначале немыслимое сделать реальным. Наша задача - содействовать поиску и эксгумации там, где это возможно. Были открыты архивы. А они - к удивлению - почти все сохранились: со списками фамилий, с датами смерти, с планами захоронений. Подобная педантичность даже странна. От сталинских лагерей не оставляли архивы. Все уничтожалось, и никто никогда никому не сообщал о местах захоронений советских заключенных. Почему сохранили архивы военнопленных? Ответа нет.

(Окончание. Начало на 1-й стр.)

Поиски шли в два этапа. Сначала анализ архивов, составление атласа, поиск и обследование захоронений на местности. Это было непросто. Где жить? Ведь в хабаровских селах нет гостиниц. Чем японцев кормить? В начале девяностых мы сами покупали продукты по карточкам. Как добираться до захоронений? В тайге нет дорог, а еще приходилось пересекать озера и реки, ходить по болотам. Когда в прошлом году генеральный консул Японии вручал Галине Потаповой орден, она сказала, что ее заслуга в этом частична. А основная заслуга - в соучастии, в помощи районных властей и сельских жителей. И это была истина.

Второй этап начался после открытия в Хабаровске «Парка мира», где было эксгумировано первое захоронение всего из девяти человек. Потом были раскопки всех остальных обследованных захоронений, но экспедиции шли уже проторенными тропами. Ничего не надо было искать в тайге, они приезжали на известное место (определить его помогали специалисты «Даль-аэрогеодезии») и начинали работать.

* * *

- Галина Никитична, а зачем в японских делегациях студенты?

- Наверное, по той же причине, что и везде, - Вторая мировая война для молодых уже стала виртуальным явлением. Видимо, это такое патриотическое воспитание. Причем студенты и родственники работают на раскопках бесплатно.

- А как сложились судьбы у родственников? Как жили дети военно-пленных, кем они стали?

- Мы не спрашиваем. И они не расположены говорить. Первое время наша власть старалась устроить для них какую-нибудь культурную программу - музей, концерт, вечер. Но они попросили не делать этого - у них совершенно иная миссия. День отработали - вечером спать - утром на раскопки - вечером спать. Мы научились уважать их чувства и лишних вопросов не задаем. А дети бывших военнопленных уже пенсионеры.

- У них есть обида на нас?

- Есть. Но это не обида. Я их знаю уже и всегда чувствую... Недоверие? Нет. Ненависть? Тоже нельзя так сказать. Я чувствую, скорее всего, настороженность. По архивам, японские военнопленные умирали от простудных и желудочных болезней. Родственники это знают. Но понимать и чувствовать, как это могло быть, они начинают только здесь. Когда приходишь в глухой лес, где на десятки километров нет ни души, и видишь: вот здесь, быть может, японцы сами рыли себе землянки (а было это в октябре-ноябре), вот туда ходили на лесоповал... Были травмы, был голод. Чем могли их кормить в сорок пятом году, когда мы сами очистки да лебеду ели? Из бывших военнопленных, кто сюда приезжал, были и такие, кто благодарил: если бы не русские женщины, они не выжили бы. Наши женщины от себя отрывали, а их подкармливали, жалели.

- Японцы - народ сдержанный, а как здесь?

- Да, они сдержанные. Но когда после эксгумации идет панихида, они обращаются к умершим и вот здесь плачут. В Тырме мы не нашли могилу отца одной пожилой японки. Я показала ей место: возможно, здесь. Как она закричит: «Ота, ота! (то есть: «Отец, отец!»). Я приехала к тебе. А мамы уже нет - она не дождалась, она умерла!» Вот ты веришь, Рая, она причитала слово в слово, как и я, когда нашла могилу своего отца под Сталинградом. Горе не имеет национальности - я всегда так говорю.

* * *

Был случай. Кто-то когда-то сказал, что в Пивани (под Комсомольском) есть японское кладбище. И японцы стали ездить туда - молились, поставили памятный знак. А когда вскрыли захоронение, оказалось, что это русское кладбище. Там же вперемешку были сталинские и японские лагеря.

А вот еще случай. В одном поселке расспрашивали про место под названием «Детлаг», рядом с которым должно было быть японское кладбище. Есть, говорят, такое в тайге, они там грибы собирают. «Да-да, - повторила Галина Потапова, - кладбище как раз в районе детского лагеря». «Какого лагеря?» - переспросил глава поселка. - «Детского сталинского». А он и рот раскрыл: никто в поселке не знал, что название местности «Детлаг» имеет такую историю.

А вот парадокс: оказывается, звери могилы не трогали. Хотя зверей и сейчас много. В прошлом году столкнулись с медведицей и ее малышами, в этом году много медведей видели. А когда обследовали захоронения в районе им. Лазо и Вяземском, то видели тигровые лежбища, и тогда экспедиции сопровождали охотники.

А в остальном экспедиции на раскопки - это уже многолетняя проза с некоторой ненашенской спецификой. Скажем, нынче на поездку в Ванино был закуплен весь купейный вагон для экспедиции из четырех человек и их багажа. На «Метеоре» выкупался целый салон, даже если ехал один человек. Экспедиции жили, как правило, в сельских школах. Для них покупали новые кровати, новое постельное белье. Кормить японцев стало проще - русский борщ, картошка, мясо, рыба, грибы, мед. С продуктами в селах уже без проблем. Вот только воду из открытых источников не пьют - заказывают в запечатанных бутылях. А когда экспедиции только начинались, то многие продукты и воду привозили из Японии.

Нынешняя экспедиция в поселок Гусиный была самой трудной. Из-за маловодья лодки не доходили до места, 7-8 километров шли по тайге с продуктами и инструментами. И копали все только вручную.

Военнопленных японцев хоронили (за редким исключением) не в гробах и, как правило, без одежды - даже генералов. Видимо, в то тяжелое время одежда нужнее была живым. В могилах находят патрончики с именами, иногда палочки или вилки. По челюсти определяют, японец был захоронен или русский.

Обязателен ритуал кремации и панихиды. После сожжения пепел совочками собирают в белые холщовые мешочки. Мешочек ставится в коробочку, несколько штук их ставятся в коробку побольше, затем они ставятся в одну большую. А ее ни в коем случае нельзя ставить на бок или переворачивать.

И дорога назад: опять отдельный вагон, таможня и путь в Токио, где правительство построило специальный храм и мемориал, куда свозится прах японцев со всего мира и куда родственники приходят их помянуть.

* * *

- Галина Никитична, не может быть, чтобы за эти годы вы не пришли к каким-то выводам.

- Пришла. К банальной мысли: возобновлять родословные. Не надо никаких правительственных решений. Надо тихо каждому в своей семье записать всех, кого еще помнят, собрать фотографии и вещи, если есть, и рассказывать детям и внукам.

Мы еще не дошли до мысли, как японцы, найти и собрать косточки каждого погибшего русского солдата. Да у нас в стране нет таких денег, как у японцев, чтобы это сделать в рамках правительственной программы. Но мы можем сделать семейные мемориалы, сберечь семейные архивы.

- А какие деньги тратят японцы на эти поездки?

- Не знаю. Но думаю, что очень большие. Нашим рабочим на раскопках платят 18-22 доллара в день, бригадиру - 30-32 доллара. Платят они нашим за питание, за жилье, за транспорт. В заброшенных поселках, где кроме пенсии люди не видят денег, это неожиданные заработки. Немного подзаработали и школы. В Больших Санниках, где мы жили в прошлом году, в школе не работала канализация, так они выделили деньги на ее ремонт.

* * *

А мы своих ветеранов войны (и не всех!) совсем недавно стали возить в Харбин и Далянь - в сентябре, на годовщину окончания Второй мировой войны. Про родственников погибших молчим - кто бы послал их туда, к отцам или дедам бесплатно?! Да и все ли их косточки в официальных могилах? Но Харбин и Далянь хотя бы в памяти. А Пхеньян, где есть памятник похороненным россиянам, где нынче будет 50 лет окончания корейской войны, до недавнего времени засекреченной для нашего народа? Об этом мы что знаем, что помним? Есть русские косточки и в Монголии. А если глубже копнуть историю?..

Но справедливости ради разделим суть. Во-первых, делегации в наш край финансирует японское правительство. А наши делегации в Харбин и Далянь финансирует вовсе не российское, а краевое правительство. То есть возможности несравнимы. Во-вторых, японское правительство финансирует не всех приезжающих на захоронения японцев. Они едут, в том числе и по туристическим путевкам, сами. Многие приезжают уже несколько лет кряду. Уже раскопаны захоронения, увезен прах, а они едут. Едут в свою молодость или в молодость своих отцов. Едут в страну страданий, где дожди так похожи на слезы. В России, давно замечено, легче плачется...

Раиса ЦЕЛОБАНОВА.