"На кого молиться матери семерых детей"

- Мы закричим на весь мир, если здесь нас не услышат, - говорит пастор, подбрасывая в буржуйку дрова.

Печка устроена прямо в комнате с трубой, выведенной в окно. Вечером соберутся прихожане евангельско-христианской церкви «Благословение». Когда в тепле, и бог ближе. Прихожанки преимущественно народ пожилой.

- Дойдем до ООН, ни перед чем не остановимся, чтобы на нас обратили внимание, - угрожает пастор, грея руки над печкой, рядом с которой аккуратно сложенная поленница.

- Вот и все дрова, больше топить нечем, - уточняет мой собеседник.

На другой половине бывшего детского сада спиртзавода, где живет 33-летняя Наталья Дмитриева с семью маленькими детьми, нет и того. Там холодно, как на улице. Котельную завода-банкрота перестали топить позапрошлогодней осенью. Впрочем, и это пристанище временное. В любую минуту Наталья с детьми может оказаться в буквальном смысле на улице.

Запойно уверовавший пастор

Они познакомились в Пашково, деревне Облученского района. Наталья, закончив культпросветучилище, преподавала танцы в местной школе. На проповедь пошла от скуки. А куда еще ходить в этой дыре? Пастор был молодой и убедительный. Они сошлись. Жили в панельном двухэтажном доме, сыром и холодном. У старшей дочери начался бронхит. А потому, когда мужа Николая направили в Хабаровск, Наталья увидела в этом знак судьбы. Пресвитерианская церковь, в которой служил ее муж, оплачивала им квартиру, а потом целый дом. Семья росла. Каждый год Наташа рожала ребенка. Ей и в голову не приходила мысль избавиться от беременности.

В заботах о детях, их болезнях, обедах и пеленках Наталья не заметила, как изредка выпивающий муж вдруг запил. Смиренный пастор, напившись, становился истинным зверем. При его появлении дети замирали в ожидании очередного скандала. Пастор был буйным. Он бил жену. Схватив топор, кричал, что убьет всех. «А ведь может и убить, - предупредила Наталью врач-нарколог. - Он, конечно, вменяемый, но, как всякий алкоголик, абсолютно непредсказуемый». До того, как уверовать, муж работал грузчиком, охранял дачи. От неустроенности пил. Уйдя в веру, остепенился, так что паства и не догадывалась о его прошлом, но остался с сознанием алкоголика. И в какой-то момент вернулся в прежнее свое состояние. Когда в очередной раз обезумевший проповедник взял нож, Наталья собрала в охапку детей и бежала.

Собственно, бросить мужа посоветовала ей жившая тогда в Хабаровске американка Элизабет Салисбери, руководившая методическим христианским центром. В свободное от пасторского служения время Николай Дмитриев подрабатывал у нее сторожем. Узнав, что пастор иногда не приходит на службу, ибо пьян, она пришла в ужас. Американка не одобряла пьянство вообще, а тем паче в пасторстве. Элизабет, говорят, даже пообещала матери большого семейства взять ее на свое попечение, если та уйдет от греха подальше. Веря, что ее не оставят, Наталья почувствовала себя свободной от домашнего тиранства женщиной.

Впрочем, Элизабет вскоре уехала в Америку, забыв про несчастное семейство и свои обещания помогать ему. Дмитриевы скитались, не зная, где к вечеру найдут ночлег, и будет ли у них ужин. В отчаянии Наталья попросила переводчицу церкви, где служил ее муж, позвонить в Америку главному пастору Чой Те. Тот ответил, что пока муж работал, они платили ему зарплату, но теперь он уволен за пьянство, а женам они не помогают. Даже с семью детьми.

Их приютила теперешняя церковь по-родственному, пастором в ней служит Натальин отчим.

- Но это же совсем другая церковь, - осторожно уточняю я.

- Бог один, - говорит Наталья с улыбкой человека, для которого вера не предполагает участие разума.

Расставили старые детсадовские кровати, постелили истертый до дыр ковер, как будто на ледяном полу от него может стать теплее. В кладовке нашли брошенные одеяла и постельное белье.

Как они переживут нынешнюю зиму? Дети стали болеть. Младшая девочка Таня, ей два года, лежала во 2-й больнице с бронхитом. Лена, которой три года, не ходила в сад из-за простуды. Врачи говорят, что лечиться, живя в таком холоде, бессмысленно. Ну а Наталье болеть никак нельзя. Ее зарплаты уборщицы и без того едва хватает на еду. Чаще не хватает. Но к полуголодному состоянию она привыкла.

Ее страшит, что будет, если здание предприятия-банкрота выставят на торги и его купят. Им-то куда деваться? Церковь тоже подала заявку, но она явно не конкурент предпринимателям.

- Живем исключительно на пожертвования прихожан, - жалуется пастор. - А с пенсий, сами понимаете, какая десятина.

- И все платят? - интересуюсь я.

- А как же!

- И Дмитриева тоже?

- И она, - как о чем-то само собой разумеющемся говорит пастор. И уже совсем назидательно добавляет: - Чем больше человек отдает, тем больше ему посылается.

Большие деньги - большое зло

Нашествие иностранных миссионеров, которым Россия по бедности ее представлялась пустынным местом, где народ некому утешить, мы пережили. Ездить они стали к нам реже, несколько разочаровавшись в нашей способности внимать их проповедям. Приходы маленькие, да и холодно тут. Зачем приезжали? Посмотреть, сделать карьеру. У себя на родине он никто, а здесь сразу пастор. Уважаемый человек.

Приход, где служил Николай Дмитриев, располагался в ресторане «Северный». Там же американец корейского происхождения Чой Те организовал семинарию, где готовили пасторов. Понятно, почти подпольно, ибо никакой лицензии заниматься образованием у него не было. И все складывалось, пока кореец, заскучав, не уехал в Штаты. Наставления, а главное деньги посылал он через свою переводчицу, прихожанку их церкви. Та исправно исполняла свою миссию. Когда в очередной раз пришло время платить за квартиру, Дмитриев поинтересовался судьбой перевода, который, по его мнению, явно задерживался. Переводчица ответила, что денег нет. Потом Дмитриев вдруг узнал, что она купила хороший дом.

- Это почти привычное дело, когда люди, которые получают деньги из-за рубежа, большую часть оставляют себе, и лишь малую толику тратят на церковь, - признался один из сведущих прихожан. - Так поступают переводчики и сами пастыри. О каких суммах идет речь? Порядка десяти тысяч долларов в месяц. Да и паства не прочь затеять богоугодное дело, чтобы поживиться чужими деньгами. Организуешь фонд, находишь богатенького спонсора, который бы согласился финансировать проект, а они там помешаны на благотворительности. Посылаешь ему номер счета в банке и потом молишься на своего благодетеля, который не приедет в Россию считать, сколько бесплатных обедов съедено и курток к зиме роздано.

Поскольку так поступают все, прихожане, ходившие к Дмитриеву, стали подозревать, что финансовые проблемы у них начались потому, что и он все деньги тратит на семью. Дмитриев от обиды и запил. И еще от отчаяния. Истинно-то верующих, оказывается, нет. Одна корысть кругом. Он паству учит, наставляет, а они как жили, так и живут. У молодежи одни танцы да песни на уме. Пресвитерианская церковь и это разрешает, только бы веровали.

Напиваясь, психологические нагрузки снимал не только Дмитриев. Рассказывают, другой пастор их церкви допился до того, что его отправили лечиться. А Дмитриев и вообще плохо кончил. Первый раз его судили за то, что жену избил. Дали пастору условный срок, а потом, когда они разошлись, ввязался в другую драку и не подставил правую щеку, когда его ударили по левой.

Кто последний? Я за вами

От Элизабет, обещавшей навещать Хабаровск, вестей нет. Наталья Дмитриева даже не знает, где она живет. Чой Те тоже где-то далеко проповедует. Осталась одна надежда на безбожную власть. Догадываясь, что районная ближе всех к народу, Наталья пошла в администрацию Северного округа. Дескать, ситуация безвыходная, выручайте. В жилищном отделе ее поставили в очередь на квартиру. В общей Дмитриева оказалась 2004-я, в льготной несколько ближе - 1124-я. Дмитриева реально оценила свою перспективу. Похоже, квартиры им не видать. Ее догадки подтвердил заместитель мэра Хабаровска И. Крейс, к которому женщина попала на прием. Иван Александрович не скрывал, что в порядке исключения квартиру им никто не даст. Нет оснований. Ну и впрямь, что она такого сделала для города? Семерых детей родила, так думать надо было, гражданочка, прежде чем плодить нищету. Опять же, можно ли вот так, бог весть откуда, сваливаться на голову городской власти и требовать жилье. Но, может, хоть общежитие, предложила вариант Дмитриева.

В отделе по учету и распределению жилья городской администрации ее попросили срочно собрать бумаги, пообещав, что общежитие дадут, как только подберут комнату. Точнее, две. На их-то семейку! Но когда в очередной раз Наталья приехала в мэрию, ее буквально огорошили: и на общежитие она вправе рассчитывать только в порядке общей очереди. Не могут же они нарушать закон! Приют в общежитии тотчас же могут получить только инвалиды и дети-сироты. Самые беззащитные, если они волей судеб окажутся на привокзальной лавочке. Но Дмитриевы мало чем от них отличаются. Живут почти на свежем воздухе. Пришлось согласиться встать в общую очередь. Она у Натальи - 667-я, льготная чуточку ближе - 199-я.

В других, как казалось Наталье, влиятельных кабинетах многодетной матери сочувствовали, возмущались бездушием власти, отправляя ее письма, впрочем, все той же бесчувственной власти, ибо она только и распоряжается квартирами. Ответы приходили через месяц и мало отличались от тех, что она уже слышала устно. Отчаявшись, Дмитриева пошла к мэру. Переступив порог приемной, Наталья остановилась в нерешительности, боясь ступить на ковер, постланный на паркете. Секретарь строго спросила, к кому посетительница. Услышав про квартиру, дама попросила гостью возвращаться домой и ждать своей очереди.

В техническом университете, где Наталья работает, есть общежития. Но там и слушать ее не стали. Студенты жалуются на шум, когда по соседству семья с одним ребенком, а с такой ватагой!

В ноябре Дмитриева наведалась в администрацию узнать, как насчет очереди. Там страшно удивились наивности посетительницы:

- За месяц очередь не продвинулась ни на одного человека.

На кого уповаю?

Представляю, как где-нибудь за рубежом одинокая мать с семью маленькими детьми оказалась бы в ситуации, подобной той, в которой живет Наталья. За окном двадцатиградусный мороз, а семья - в неотапливаемом помещении. Еду варят тут же. Пеленки развешивают прямо над головами. На единственном столе семья ужинает, там же дети готовят уроки. Сколько бы социальных служб тотчас же выстроились бы в очередь у порога, предлагая ночлег, теплые одеяла, вещи, еду. У нас служб, которые опекают детей, не меньше, но где они? Почему никого не приводят в ужас замерзающие дети? Или должна произойти трагедия, чтобы все заговорили о Дмитриевых и нашли, наконец, им угол? К слову, семья почти примерная, непьющая мать, хорошие дети. Добрые люди советовали Наталье отдать их на время в детский дом, там лучше, но она и слышать об этом не хочет. Смущает, что мать верующая? Так она на своего бога надеется, а квартиру у людей просит.

Может, ей голодовку объявить, заранее пригласив телевидение и газетчиков, чтобы те раструбили на всю округу? Но к голодающим власть попривыкла, и на угрозы умереть голодной смертью, а своего добиться, почти не реагирует. Да и не из тех Наталья, чтобы собирать пресс-конференции у себя дома. Стыдно.

С нами со всеми может случиться непредвиденное. Сгорел дом, в чужом городе украли документы и деньги. На этот случай в Хабаровске есть специальный центр. Людям дают теплый кров, кормят, восстанавливают документы. Но Дмитриевых и туда не зовут. Хотя бы на время.

Нет, семье, конечно, помогают. В Краснофлотском районе Наталья каждый месяц получает пособие по нуждаемости - 295 рублей 74 копейки на каждого ребенка. Дети, которые ходят в школу, обедают бесплатно, для четверых самых маленьких - бесплатный детсад. И деньги на молоко Дмитриева получала, и компенсацию за поездки на дачу к бабушке, и дети летом отдыхали в городском лагере. Могли бы и дорогие лекарства детям оплатить, если бы Наталья обратилась. В конце концов, она у них в районе одна такая с семью несовершеннолетними детьми. И на одежду мама не тратится. В детсаду и на работе, зная ее положение, собирают для нее вещи. Так что Наташины дети не производят впечатления нищих. К слову, во всем Хабаровске семей с семью детьми и более - четыре, с десятью и вовсе одна.

Понятно, что муниципальный бюджет беден, тут, извините, не до жилья. Но в порядке исключения можно построить по дому или хотя бы по полдома четырем многодетным семьям, дав понять, что большая семья - достояние города. Чтобы Дмитриевы жили, как у государства за пазухой, и были бы у них телевизор, холодильник с продуктами, стиральная машина. И всякий раз, проходя мимо, люди бы видели уважение городской власти к женщине, которая рожает детей. Ведь если нас почти не останется, то для кого мощеные тротуары и красивые площади?

Общежитие для Дмитриевых в мэрии нашли. Правда, пока одну маленькую комнату, от которой семья отказалась. Словом, если семья не замерзнет в крещенские морозы - значит выживет. У Натальи уже нет сил, и надежда на исходе. Что же до крика, то призыв у нее, собственно, один: «Бабы, не рожайте детей!»

Ей бы возразить, да нечего.

Елена Ищенко.