Как будет «барак» в переводе на французский

Цех в розовый цветочек

Он работал в одной из воинских частей радиомехаником. Валентин Васильевич неплохо разбирается в технике. Однажды к нему подошел начальник второго цеха и попросил посмотреть стенд, на котором проверяли трансформаторы. Стенд то и дело выходил из строя. Маямсин открыл панель. На местах пайки он обнаружил пушок серебристо-белого цвета. Из школьной программы физики Маямсин знал, что такую реакцию вызывают кислоты, щелочи и ртуть. Маямсин попросил отодвинуть стенд. Стену покрывала бледно-розовая плесень, похожая на цветочки величиной с копеечную монету. Ему стало страшно.

- Здесь разлито большое количество ртути, - сказал Маямсин начальнику цеха.

Помолчав, тот посоветовал про цветочки забыть и никому ничего не рассказывать.

Маямсин вспомнил разговоры, что мужики, которые тут работали, не доживали до пенсии. Нет, молчать он не пообещал.

- Тогда у тебя будут проблемы, - предупредил начальник цеха.

Маямсин, полагая, что люди должны знать, что происходит, почему они болеют, честно все выложил работягам.

В курилке не очень удивились, слухи про плохой цех ходили давно, но они не предполагали, что все настолько серьезно.

Вскоре Маямсин из воинской части уволился, а спустя время цех закрыли на целых два года. Говорят, землю снимали слоем в несколько метров.

Все, что произошло потом, Валентин Васильевич объясняет местью.

Месть

по-черному

Семья Маямсиных жила в деревянном одноэтажном бараке по переулку Хехцирскому. Строился он, очевидно, как жилье временное, у дома даже не было фундамента, основанием служили кирпичные столбики. Маямсины занимали две комнаты, в одной из которых помещалась только кровать. На ней и спал сын, когда ночью рухнул потолок. Обрушившаяся вместе со штукатуркой балка чудом не задела сына. Нагрянувшие пожарные запретили пользоваться печкой и электричеством. Хорошенькое дело! Над головой - звездное небо, изредка заглядывающая луна, и ни тепла, ни света. Воинская часть, несколько раз обследовавшая дом, признала его аварийным. Комиссия предупреждала, что печь просела ниже пола, в доме возможен пожар. В 1990 году Маямсину выдали справку, что их дом запланирован под снос. Семья стала ждать новоселья. Впрочем, прошло немало времени, прежде чем из Индустриального райисполкома пришло письмо, где говорилось, что снос дома не планируется, ибо износ его составляет 64 процента. А что дом доведен до такого состояния, так Маямсины сами виноваты, ибо, цитирую: «...не сметали веником снег с крыши и не откачивали воду, которая постоянно стояла в подполе».

Трудовая книжка Маямсина испещрена записями, он искал место, где можно получить квартиру. На заводе «Стройконтейнер» такая перспектива улыбалась Валентину Васильевичу. Но тут, спустя двенадцать лет после того, как он уволился от военных, из части пришло письмо, в котором принципиального Маямсина обвиняли в подделке подписей жильцов их барака. Было профсоюзное собрание, на которое пришли пятьсот человек. С завода в часть отправили комиссию, которая, во всем разобравшись, доложила, что Маямсин ни в чем не виноват. Но из списков на квартиру его все-таки исключили. Основания? Семья живет в ведомственном доме, старом и ветхом, который вот-вот снесут. Ну а кто снесет, тот и даст семье квартиру.

Постепенно соседи Маямсиных съехали, получив ордера в новых домах. Они остались одни. Валентин Васильевич бился во все двери. Вот заключение независимой экспертизы, сделанной «Стройинсервисом». Износ дома - 70 процентов, он не подлежит ремонту. Жить в нем опасно. Городской центр Госэпиднадзора подтвердил, что «дом не отвечает санитарно-техническому состоянию», однако Маямсиных не выселяли. А он думал, военные дадут ему квартиру? За какие такие заслуги? В воинской части не работает, да и простодушно рассчитывать на понимание после того, что он устроил, растрезвонив про ртуть. Его же, глупого, предупреждали. У районной администрации свободных квартир тоже нет.

История барака закончилась, чем и должна была. Стояло лето. Маямсины вернулись с дачи. Они снимали квартиру неподалеку. Ночью услышали выстрелы. Вышли на балкон и увидели зарево. Горел их барак, стреляя раскаленным шифером.

(Окончание.

Начало на 1-й стр.)

Пожар -

бедствие,

но не стихийное

По сути, семью обвинили в поджоге. Кому еще в голову пришло бы жечь барак, в котором к тому времени никто уже не жил? Понятно, сделать это могли только Маямсины. И потому никакого сочувствия. Негде жить? А районная власть тут при чем? Администрация Индустриального района ответила, что у нее нет никаких законных оснований для внеочередного предоставления жилья Маямсиным на том простом основании, что барак по переулку Хехцирскому, 4 - достояние федерального жилого фонда. В другой бумаге зам. председателя районной администрации В. Казаков сообщил, что вне очереди жилое помещение предоставляется гражданам, жилища которых стали не пригодными для проживания в результате стихийных бедствий. Выходит, если бы тайфуном смыло или смерчем унесло, квартиру бы дали, а пожар, конечно, бедствие, но не стихийное. К тому же семья не стояла в очереди на квартиру.

Начались судебные тяжбы. Валентин Васильевич с 1995 года живет без прописки. Когда он менял паспорт, ему сказали, что дом их ветхий, все равно скоро выселяться. Будет новый адрес, тогда и впишут. Адреса с улицей и домом у Маямсина до сих пор нет. По сути, он - человек без определенного места жительства.

Индустриальный народный суд на том основании, что барак после пожара ремонту не подлежит и для нормального проживания не пригоден, выносит решение предоставить три квартиры - родителям, сыну и дочери с внучкой, выдав им ордера. Впрочем, ощущение восторжествовавшей справедливости рассеялось, как только они увидели адреса, куда им предлагалось переехать. Это были все те же деревянные бараки, на этот раз по улицам Балашовской и Краснореченской. Столько терпеть, чтобы вернуться к тому, с чего начали?

Переезжать в бараки они решительно отказались, согласившись подождать приемлемых вариантов. Но никаких других квартир администрация Хабаровска не предлагала, уверяя, что в домах можно жить. Маямсины же небезосновательно настаивали, что у них есть право выбора. В одном из писем в администрацию Хабаровска Валентин Васильевич настаивал: в решении суда не сказано, что светят им квартиры только на рынке вторичного жилья. Впрочем, справедливости ради скажем, что про новые квартиры там тоже ничего не сказано.

- Ну хорошо, если и впрямь в городе муниципальное жилье не строится, выплатите нам рыночную стоимость квартир, мы сами их купим, - предложил Маямсин. Официально это называется изменить способ исполнения решения суда. Да, согласились уже в новом суде представители администрации, но только в том случае, если будет доказано, что прежнее решение абсолютно неисполнимо. Это Маямсины считают, что предлагаемые квартиры не пригодны для жизни, на самом деле они соответствуют нормам. Возможно, для барака они и приемлемы, не перечил Валентин Васильевич, но похоже ли это на жилье? Маямсин настаивал на проведении экспертизы, судья не возражал. Если, конечно, они с администрацией пополам оплатят расходы. Порядка 90 тысяч рублей - квартир-то три.

- Мы и без экспертизы знаем состояние этих домов, - занервничала представитель администрации. - И кто нам позволит выбрасывать деньги на ветер?

От экспертизы пришлось отказаться. Ну а поскольку заявители не предоставили суду доказательств, что в предлагаемых квартирах жить нельзя (фотографии, сделанные Маямсиным, понятно, не в счет), ничто не мешает исполнить, наконец, решение суда предыдущего. То есть предложить Маямсиным немедленно разойтись по своим баракам. Опять же пошлину в 45 тысяч рублей они не внесли. Просили наивные погорельцы 480 тысяч рублей. За такие деньги, как потом выяснилось, купить можно было только одну квартиру.

Предыдущий жилец умер.

От туберкулеза

У меня есть заключение центральной строительной лаборатории ОАО «Стройинсервис», сделанной позднее на деньги адвокатской конторы. В нем говорится, что в доме по улице Балашовской, 25 венцы сгнили, перекрытие над лестничной клеткой вот-вот обрушится. Полы в коридоре просели так, что оказались ниже, чем в комнатах. Оно и понятно, дом постройки 1952 года капитально не ремонтировался. Теперь делать это бессмысленно. В доме на улице Краснореченской такая же картина. Провисли потолки, течет крыша. Будущие соседи охотно рассказали, что квартира, которую предлагают занять Маямсиным, стоит пустая. Прежний жилец человек был смирный, долго мучился, но помер. От туберкулеза.

Не нравятся вам бараки, ждите. Хабаровская мэрия взяла тайм-аут на полгода. У них уже очередь из двенадцати исполнительных производств, а квартир нет. Освобождаются они крайне редко. В городе дом на улице Артемовской взорвался, опять же непрекращающиеся пожары зимой. И всех надо срочно расселить. Но ведь у Маямсиных тоже дом сгорел. Им что, надо было палатку разбить на месте пепелища, чтобы беда их была видна всем? Если же люди снимают квартиру, то создается впечатление, что не самые они нуждающиеся.

Жизнь Маямсиных течет в двух руслах - судебном и человеческом. Сергей Маямсин женился. И у него родилась дочь. Но ребенку даже негде поставить кроватку. Сергей, до недавних пор служивший в армии, пропадал на полигонах. Три семьи ютятся в однокомнатной квартире, которую снимают. Всемером на 18 квадратных метрах! Маямсин-старший, который бьется за себя, детей, а теперь и внуков, настаивает, что коль администрация четыре года волокитит квартирный вопрос, то теперь надо учесть новые обстоятельства и дать сыну квартиру на троих. Но им вежливо отвечают, что по суду Маямсину-младшему положено двенадцать квадратных метров, их он и получит. И ни метра больше.

В конце концов Маямсины согласились взять одну из предложенных квартир для своей дочери и внучки. Девочка успела вырасти, ей уже 12 лет. Но тут администрация стала настаивать: или они вселяются во все три квартиры, или не получат ни одной.

Без прописки

ты не выездной

Девять лет судов, апелляций, сотни страниц переписки. Нет прописки - муниципальное автотранспортное предприятие № 3 не оформляет Маямсину пенсию. Он не получал ее полгода. У него нет ИНН, страхового полиса и возможности лечиться в поликлинике. Он не выбирает президента и думу. Без прописки человек, по сути, не выездной. Билет на самолет ему не продают. Если к ним со всей строгостью закона, тогда и они по его букве. Дочь с внучкой переедут на Балашовскую, 35, в единственный панельный пятиэтажный дом с городскими удобствами, но пусть там прежде сделают ремонт, встали в позу Маямсины. Они подождут, больше ждали.

Изматывающая борьба, в которой, похоже, нет конца, стала способом существования. Маямсин судится с предприятием, по милости которого на полгода остался без пенсии. Он готов публично уличить мэрию во лжи и привлечь к ответственности первых руководителей тогдашнего райисполкома и теперешней мэрии. Другой бы устал, поняв, что жизнь надо устраивать, ни на кого не надеясь. Бесплатные квартиры кончились. И у изрядно поиздержавшейся власти тоже.

Квартирный вопрос не только портит характеры, он разрушает отношения. Не сложилась личная жизнь у дочери, второй брак у сына. Валентин Васильевич явно нездоров.

Впрочем, Маямсин не теряет надежды добиться своего, чего бы это ему ни стоило. Его упрямство вызывает сочувствие. Ему помогают адвокаты, не требуя денег, понимая, что у Маямсина их просто нет. Он ходит в суды, как на работу, но он пройдет этот путь до конца. До самого Страсбурга, европейского суда по правам человека, куда он недавно отослал документы.

Лично мне жаль переводчиков. Измучаются, несчастные, в поисках французского слова, которое хоть отдаленно приближало бы к пониманию, что такое русский барак.

Елена Ищенко.

P.S. Когда материал готовился к печати, из Страсбурга пришло сообщение, что дело Маямсина принято к рассмотрению, ему присвоен номер. Остается дождаться беспрецедентного процесса. До этого никому из жителей Хабаровского края пока не удавалось удостоиться внимания столь высокого суда.