Аппендицит со смертельным исходом

На днях суд Нанайского района Хабаровского края приговорил к двум годам лишения свободы условно врача-анестезиолога центральной районной больницы Виктора Ларкома по статье 109 УК РФ - причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей. За последние десять лет это четвертый обвинительный приговор в крае в отношении человека в белом халате.

Одиннадцатилетний Костя Пассар поступил в центральную районную больницу села Троицкое с диагнозом острый аппендицит 27 декабря 2001 года. Еще с утра мальчик жаловался на недомогание, но терпел, ведь всего через несколько дней школьная елка, подарки и обещанный отцом (то есть Дедом Морозом) сюрприз. Но к вечеру боли в животе усилились, пришлось вызывать «Скорую помощь». Геннадий Пассар оставил сына в больнице с легким сердцем: такую же операцию он и сам перенес в детстве, и считал ее рядовой и совершенно неопасной.

В полдень на следующий день мальчика прооперировали. Два дня после этого передачи не принимали, поясняя отцу, что никаких других продуктов, кроме тех, что готовит больничная столовая, ребенку есть пока нельзя. Повидаться с сыном тоже не разрешили, так как в послеоперационную палату «посторонним» вход категорически запрещен. Знать бы тогда Геннадию Иннокентьевичу, что все время после операции жизнь его Кости висела на волоске. И врачи, делая вид, что ничего страшного не происходит, делают все возможное, чтобы удержать мальчика на этом свете.

За день до праздника Геннадий Пассар с утра отправился по магазинам докупить мишуры на елку, пышная красавица уже дожидалась своего часа в кладовке. И выбрать самый главный подарок - сыну...

А днем 30 декабря из больницы сообщили, что Костя скончался. Причиной смерти назвали индивидуальную непереносимость организма к препарату для общего наркоза.

«Такое бывает», - извиняясь, объяснял анестезиолог, виновато пряча глаза, «не часто, один случай из тысячи, вашему мальчику не повезло».

Впрочем, вспомнятся эти фразы и особенно интонация, с которой они были произнесены, Геннадию Иннокентьевичу уже после того, как гроб с телом его мальчика опустится на полтора метра под землю. Когда отзвучат все положенные в такие моменты слова окружающих и друзей, чуть-чуть успокоится и перестанет рыдать в голос ночами бабушка Кости.

В одну из бессонных ночей отец вспомнит, что за несколько месяцев до трагедии его ребенку удаляли зуб. Делали при этом обезболивающий укол, и все прошло нормально, никакой негативной реакции организм не выдал. Любой доктор скажет, что препараты, применяемые при стоматологических операциях и общей анестезии, разные. Переносимость одного совсем не означает, что на другой препарат не проявится обратная реакция. Но почему-то этот факт заставил далекого от медицины водителя КАМАЗа поверить в то, что официально выданная врачебная версия смерти его сына - ложь.

Пассар обратился с заявлением в прокуратуру Нанайского района. Проверка по этому делу затянулась. Несколько раз Геннадий Иннокентьевич получал уведомление о том, что в возбуждении уголовного дела по факту смерти его сына отказано.

- На работу с такими материалами законом отводится ограниченное время, - рассказывает гособвинитель Роман Сергеевич Мысак, - чтобы собрать достаточно материалов для возбуждения уголовного дела в отношении врача, десяти дней явно недостаточно. Ведь следствию нужно не только найти и опросить свидетелей, но и получить данные комиссионной медицинской экспертизы, которая в среднем готовится в течение 1 - 2 месяцев. Поэтому, когда истекают сроки проверки, прокуратура вынуждена заявителям отказывать. Это не означает, что проверка прекратилась и материалы сданы в архив. Работа продолжается, и, как только появляются заключения экспертов, подтверждающие, что больной пострадал из-за вины врача, возбуждается уголовное дело. Иной раз следствию приходится обращаться к помощи компетентных независимых медиков по два, а то и три раза.

Так получилось и с делом Пассара. Вначале экспертизу делали специалисты краевого центра. Следствие, предоставив для этого все необходимые документы, заключения патологоанатомов, результаты гистологического исследования внутренних органов, попросило экспертов ответить на ряд вопросов. К сожалению, по словам Мысака, конкретных ответов врачебная комиссия не дала.

Вторичную экспертизу пришлось проводить в Амурской области. В состав комиссии входили известные дальневосточные врачи, профессора и кандидаты наук. Они и пришли к выводу, что мальчик умер не от непереносимости препарата, а из-за его передозировки.

Медсестра

врачу не указ

Препарат тиопентал натрия, который используется для наркоза, как правило, детям не вводят. Он плохо переносится организмом и может негативно сказаться на дыхательной функции организма. Проще говоря, во время операции человек просто может перестать дышать. Но, как оказалось, на тот момент, когда на операционный стол попал Костя Пассар, другого препарата в больнице не было.

И такое, увы, в российских больницах случается. В отдаленных же поселках и селах порой нет даже самого необходимого.

Врачам приходится приспосабливаться, находить более дешевые заменители лекарств, предлагать больным самим покупать лекарства.

И тиопентал натрия детям давать приходится. Только применять его нужно с большой осторожностью и в значительно меньших дозах, нежели взрослым. По правилам, прежде чем делать человеку общий наркоз, врач должен точно знать его вес. Это важно, так как количество препарата рассчитывается индивидуально. Физически крупным пациентам доза нужна больше, чем субтильным.

Сам препарат необходимо вводить постепенно. Вначале небольшую дозу, и если через определенное время больному не станет плохо, ввести остальное лекарство. Это элементарные правила, которые, к сожалению, выполняют не всегда.

В одной из недавних московских телевизионных передач, посвященных врачебным ошибкам, говорилось, что, например, в американских больницах существуют особые, очень точные инструкции для врачей. В них написано, как и что должен делать доктор в особо сложных ситуациях. Если случается трагедия и больного спасти не удается, американским медикам стоит только доказать, что все их манипуляции проводились в соответствии с этими инструкциями. После этого вопросов у правоохранительных органов к ним не возникнет. Правила эти очень подробные и предусмотрены на все экстренные случаи.

В наших стационарах тоже существуют подобные инструкции, не такие подробные, а скорее, элементарные. Отработав энное количество лет, многие доктора и без весов, например, могут с точностью до килограмма определить вес больного. Но теперь трудно определить, почему врач с десятилетней практикой назначил такую дозу наркоза одиннадцатилетнему мальчику. Ведь сам он и во время следствия, и на суде твердил, что сделал все как положено. Следствие же пришло к выводу, что совершил он преступление по неосторожности. И суд, в том числе краевой, признал, что врач причинил смерть ребенку по неосторожности. И все же есть одно обстоятельство, на котором хотелось бы заострить внимание.

Для общего наркоза детям достаточно 400 мг тиопентала натрия и 5 мг морфина. Доза, назначенная врачом Косте, превышала норму более чем в два раза. И это еще до начала операции удивило и насторожило медсестру хирургического отделения Т. Липскене. На суде она расскажет, что попыталась обратить внимание врача Ларкома на то, что такого количества для мальчика явно много. Однако анестезиолог посоветовал ей делать свою работу, а именно выполнять его указания.

Причем беседа врача и медсестры проходила отнюдь не шепотом. Другая сестра С. Москова даст показания на суде, что слушала, как между медсестрой Липскене и врачом Ларкомом во время операции произошел конфликтный разговор. Не исключено, что слышали его и другие врачи, которые были в тот момент рядом. Не обратили внимание? Или во врачебной среде не принято корректировать действия коллег?

Допустим, доктор действительно устал, замотался, невнимательно сделал назначение. Такое может случиться с каждым, не только с врачом, ведь не роботы же они, в самом деле. Но по идее после замечания медсестры он мог спохватиться: что же я делаю? Но он упрямо продолжает гнуть свою линию. Неужели здесь тоже невнимательность?

Операция прошла нормально, и мальчика отвезли в палату. Вот только на душе у медсестры Т. Липскене было неспокойно. Управившись со своими делами, она решила проведать ребенка. Мальчик смирно лежал на больничной койке и не дышал. Как установят позже, организм не получал кислорода около 8 минут, и это сыграло свою трагическую роль. Врачам удалось-таки «завести» сердце ребенка, но работало оно только два дня.

Не так страшен врач, как его малюют?

Даже в «благополучной» Америке в отношении врачей суды ежегодно выносят обвинительные приговоры, причем количество их потрясает. Потому что в России процессы над людьми в белых халатах - большая редкость. Не потому, разумеется, что наши доктора не совершают в работе непростительных ошибок. В последнее время в прессе активно обсуждается эта тема, и на поверхность выплывают случаи, от которых делается страшно. Но даже когда вина медиков, казалось бы, очевидна, довести до суда такие дела правоохранительным органам удается не часто. Мнение по этому поводу многих российских юристов однозначно: виновата пресловутая врачебная корпоративность. Ведь компетентно сказать, была ли в работе доктора допущена ошибка, могут только его коллеги. А они, дескать, «своих не сдают». Возможно.

Но при такой круговой поруке осужденных врачей вообще бы не было. Ни у нас, ни в других странах. Или в Америке в медицинской среде корпоративность отсутствует? Тогда почему их врачи гораздо чаще отвечают перед законом за свои ошибки?

- Я думаю, что дело не в том, что медики покрывают друг друга, - считает начальник отдела криминалистики прокуратуры Хабаровского края Николай Третьяк. - И врачебная корпоративность - это, прежде всего, уважение к коллегам и к своему делу. Наши доктора долго и трудно получают свою профессию, большинство работает за нищенскую зарплату. И все, что у них есть, - это доброе имя. Поверьте, к тем своим коллегам, кто посягнул на эту ценность, отношение у них особое. Известны случаи, когда попавшие в поле зрения правоохранительных органов, но так и не ставшие подсудимыми врачи вынуждены были из-за отношения коллег уйти с работы.

По мнению Николая Николаевича, в том, что «медицинские» дела не доходят до суда, есть вина следствия. Ведь главное в любом таком деле - экспертиза. Делают ее опытные, компетентные врачи, у которых за плечами огромный опыт.

Однако врачебная комиссия делает заключения по запросу прокуратуры. Проще говоря, медики отвечают на поставленные следствием вопросы. От того, как грамотно они будут составлены, зависит точность ответов. Поэтому следователь должен разбираться в медицине, криминалистике.

На деле же, зачастую только получив невнятное заключение экспертов, следователь начинает понимать свои ошибки. И уже назначая повторную экспертизу, более точно и компетентно формулирует свои вопросы. По закону одна и та же комиссия не может дважды делать заключение по одному и тому же вопросу. Поэтому повторную экспертизу приходится проводить не в Хабаровске, а обращаться к медикам из других регионов. Поэтому исследованием причин смерти Кости Пассара занимались врачи из Амурской области.

Суд приговорил врача Ларкома к двум годам лишения свободы условно с испытательным сроком на два года. Возможно, кому-то этот приговор покажется слишком лояльным. Но дело в том, что пока не пройдут эти два года, анестезиолог не сможет работать в медицине. Даже фельдшером или медбратом. И после «погашения» судимости, прежде чем опять работать врачом, ему придется заново сдавать экзамены, подтверждать квалификацию и прочее. По словам Третьяка, вернуться в профессию после судимости удается не многим врачам, потому что, вопреки общественному мнению, суд их коллег бывает намного суровее.

Оксана Омельчук.